Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом
Андрей понимающе кивнул головой.
— Наши-то работают, волчья сыть, через пень-колоду, ну, а тебе так нельзя. В доверие входи, трудись во всю прыть, чтобы начальство отметило, каков ты есть. Ну иногда и острое словцо подпусти, пусть думают, что ты из тех, кто с меньшаками заодно. Будь они прокляты!
ГЛАВА 29
Веря никак не могла решить вопрос о том, как выполнить поручение. Просто так заявиться в штаб командования союзных войск или в управление контрразведки она не решалась. Она понимала, что устойчивость ее положения в новой роли зависит от того, как она будет принята в обществе.
У Власова было много друзей и знакомых. Веру заинтересовала семья адмирала Корсакова. Она сходила в редакцию японской газеты «Владиво-Ниппон», рассказала об отце. Корреспондент-японец провел целый день в особняке Власова, беседовал с Агнией Ильиничной, знакомился с трудами Власова о Японии. За них генерал в свое время получил орден Восходящего солнца. Газета опубликовала статью о выдающемся ученом-японоведе.
Редакторы эсеро-меньшевистских газет «Далекая окраина» и «Голос народа» не остались в стороне. На их страницах появились портреты генерала.
После этого Агния Ильинична и Вера решились пригласить гостей по случаю годовщины со дня смерти генерала.
В погожий солнечный день в Голубиную падь стали собираться люди, знавшие генерала Власова.
Гостей встречала Агния Ильинична. Она была в трауре. Вера сидела у нераскрытого рояля. На нем стоял кабинетный портрет генерала.
Протоиерей отслужил панихиду. Гости, среди которых было немало офицеров и местной знати, уселись за стол.
Вера старалась держаться поближе к жене адмирала Корсакова Варваре Николаевне. Это была молодая полная блондинка со спокойными движениями, острым язычком и влиятельным положением в обществе. В ее доме часто бывали военные и чиновники министерств автономного правительства Дербера. Охотно заглядывали туда и иностранцы.
К Вере подсел контрразведчик, американский капитан Мак Кэлоу. Завязался непринужденный разговор.
Агния Ильинична наблюдала за дочерью. Не знай она своей Веры, она бы подумала, что девушка с увлечением отдается флирту с американским капитаном. Но мать видела ее глаза — холодные и сосредоточенные. Они говорили о страшном напряжении.
Варваре Николаевне Вера понравилась. Через несколько дней она позвонила ей и сказала, что прибыл из совдепской России князь Воронцов, бежавший из Чека.
— Приезжайте же, будет интересно. Мой «мерседес» послан за вами.
Когда Вера приехала, в гостиной уже было много народу. Навстречу ей поднялся Мак Кэлоу, уступил стул.
Прохаживаясь по гостиной, князь Воронцов рассказывал о Петрограде.
— Гибнет многовековая цивилизация, разрушаются древнейшие памятники… Петроград вымирает, тиф косит жителей… Трупы не хоронят, но их не видно на улицах… Оголодавшая чернь, как саранча, все пожирает… Скоро закончится пир во время чумы, мы решили помочь горожанам поднять восстание…
— А вы, князь, в это время во Владивостоке! — невинно улыбаясь, воскликнула Варвара Николаевна.
Лысый, как бильярдный шар, череп князя покрылся капельками пота.
— Я, господа, прибыл в Приморье для комплектования казачьей дивизии.
Князь налил в бокал шампанское.
— За крестовый поход в белокаменную!
Все поднялись. Зазвенел хрусталь.
Воронцов продолжал:
— Женщина, разумеется интеллигентная, в Совдепии в ужасном положении. Понимаете ли, брака и семьи не существует, церкви превращены в казармы. Вы, конечно, слыхали о комиссарском декрете?
Князь сделал паузу, стараясь заинтриговать собравшихся.
— Так вот, господа, по этому, если можно так выразиться, закону «О социализации женщин…».
— Какая прелесть! — подзадоривая опьяневшего князя, заметила Варвара Николаевна.
— Нет, вы поймите весь ужас этого варварства. Представьте себе мою дочь, к которой вечером в будуар врывается пропахший чесноком комиссар и представляет ей карточку на сожительство. И заметьте: по талону на одну ночь…
Князь Воронцов опустился в кресло.
— Расскажите подробнее, князь…
— Все, Варвара Николаевна, очень просто, — отозвался Воронцов. — Выдается карточка, отпечатанная на паршивой бумаге. Каждому мужчине, достигшему совершеннолетия. Конечно, — продолжал разглагольствовать князь, — на своих Матрешек и Паранек большевики не очень-то зарятся. Они хотят по карточке получить княгинь, баронесс или графинь…
— А вы, князь, пользовались этой карточкой? — полюбопытствовала Варвара Николаевна.
— Нам такие карточки не полагались.
— И вы жалеете об этом?
Не обращая внимания на общий смех, Воронцов продолжал:
— Все это, господа, ужасно. Чем скорее мы сотрем с лица земли варваров, породивших такие законы, тем свободнее вздохнет многострадальная, распятая на кресте Россия…
Остальное Вера не слушала. Она беседовала с подсевшим к ней толстым полковником. Это был начальник контрразведки Михельсон.
За свое короткое время ей удалось достичь многого: через три дня Михельсон заехал в особняк Власова и предложил Вере поступить на службу переводчицей.
— Ваше предложение для меня несколько неожиданно, — осторожно ответила Вера. — Я жду, когда, наконец, освободят Петроград. Мечтаю поступить в консерваторию.
— В такое время отечество требует самоотречения. Если каждый из нас будет думать только о личном благе, нас уничтожат большевики, — сухо выговорил Михельсон. — Нам очень нужны люди, владеющие японским языком. Да и нет надежных людей…
— Странно это слышать от вас.
— Трезвость — необходимое качество сотрудников нашего учреждения. Я не князь Воронцов. Итак, ваше решение?
Михельсон застыл в выжидательной позе.
— Благодарю вас, господин полковник, за внимание. Я подумаю.
Вот она и добилась своего. Но что ждет ее в будущем? Работа с таким человеком, как Михельсон, потребует от нее предельной сосредоточенности. Всякий раз, когда она встречалась с глазами полковника, нервный озноб пронизывал все тело. Нужно приучить себя не робеть под его гипнотизирующим взглядом. Владеть своим лицом с большим совершенством, чем хорошая актриса. Удастся ли все это?
ГЛАВА 30
Маркиз Мицубиси вызвал к себе начальника санитарной службы оккупационной дивизии майора Ногайе.
Толстый, со вздутым животом и кривыми ногами офицер вкатился в кабинет, как футбольный мяч.
Вопросы посыпались один за другим с такой быстротой, что майор едва успевал отвечать.
— Приказ о том, чтобы солдаты во избежание заразы не сближались с городскими девками, отдан?
— Карманные дезинфекторы и предохранительные повязки от инфекции розданы?
— Чайные домики и публичные дома для солдат открыты?
— Медицинский осмотр девок, отобранных для офицеров и солдат, закончен?
Ногайе вытер платком взмокший лоб. Мицубиси ждал неприятных вестей. Этот доктор никогда не приходил с хорошими вестями.
— Осмелюсь доложить, сиятельный маркиз, в городе сильны антияпонские настроения. Русские девки не хотят проходить осмотра, не хотят идти в публичные дома. Одна девка ударила сержанта Явуто по голове топором, тяжело его ранила…
— Расстрелять! — властно бросил Мицубиси.
— Исполнено, сиятельный маркиз.
— Продолжайте!
— Другая девка прошла осмотр, пошла с лейтенантом Исия — и ножом в горло…
— Что?
Глазки майора Ногайе сощурились. Он вздрогнул и взял под козырек.
— Осмелюсь доложить, сиятельный маркиз, нужного числа русских девок для офицеров мы не подберем.
— Не может этого быть! Русская девка, которой оказывается честь спать с японскими офицерами, должна быть на верху блаженства. Кто отказывается? Передайте тех солдатам, они знают, как упрямых заставить уважать обычаи завоевателей.
— Слушаюсь, сиятельный маркиз!
— Выдайте доблестным воинам по три иены для посещения публичного дома.
— Слушаюсь, сиятельный маркиз.
— Доставьте мне девку, которая зарезала лейтенанта Исия, — приказал Мицубиси адъютанту.
Через полчаса в кабинет Мицубиси конвой ввел девушку-гимназистку.
Мицубиси оглядел арестованную. Белокурая, с едва начинающей развиваться грудью, с серыми испуганными глазами. В темном, изодранном платье, гимназистка казалась угловатой и непривлекательной. Маркиз вспомнил девушек своей родины, миловидных и послушных воле старших. Сколько их, вот таких же незапоминающихся девушек, работает у него на текстильных фабриках.
Мицубиси подошел к девушке, взял ее за подбородок. Девушка отшатнулась, проглотила подступившие к горлу рыдания.
— Не троньте!
