Лидия Вакуловская - 200 километров до суда... Четыре повести

Они ни о чем не говорили. Просто шли по центральной улице, слабо освещенной редкими фонарями и окнами домов.

Когда дорога резко свернула вправо и потянулась по берегу океана, заваленному тяжелыми льдами, Таня остановилась.

— Ну, беги домой, Ленка.

— Не боишься одна?

— Нисколько. — Таня чмокнула Лену в щеку.

Лена тоже поцеловала Таню, пообещала:

— Я, может быть, приеду к тебе. Может, на зимние каникулы…

— Обязательно приезжай.

Они еще постояли немного на морозе, говоря друг другу хорошие, нежные слова, опять поцеловались и быстро разошлись в разные стороны.

15

Таня вошла в махонький зал аэропорта и сразу увидела Копылова. Он сидел на скамье у рубчатой деревянной колонны, подпиравшей потолок, один в холодном, нетопленном зале и смотрел на двери. Он тоже увидел ее и тут же поднялся.

— Вот видите, я решила лететь… — сказала она, точно оправдываясь перед ним.

Копылов улыбнулся ей и молча взял у нее чемоданчик. Потом поднял с пола свой чемодан.

— У меня еще нет билета, — сказала Таня. — Сейчас возьму.

— Стойте здесь. — Он опустил на пол чемоданы и быстро пошел к двери с табличкой «Диспетчерская».

Самолет был маленький, кургузый, тупорылый, из серии машин ледовой разведки, с низкой, почти у самой земли дверцей, так что никакого трапа, чтоб взобраться в него, не требовалось. Моторы уже работали, и пилот, выглянув из кабины и увидев на взлетном поле две приближающиеся фигуры, крикнул:

— Поспеши, ребята, взлетаем!

Этим самолетом колхоз отправлял куда-то на юг пушнину. Вся хвостовая часть и правый борт были завалены мягкими мешками, набитыми мехом. Свободной оставалась лишь часть скамейки у левого борта.

Они сели на скамейку. Пилот закрыл дверцу. Вскоре машина взлетела и стала карабкаться все выше и выше в черноту ночи, куда-то поверх еле приметных облаков, из которых уже начал просыпаться на землю колкий, мелкий снежок.

Но облака тут же прорвались настоящим пышным снегом, и, когда самолет пролетал над Светлым, весь поселок был завешан сплошным белым занавесом, сотканным из крупных, отвесно летящих хлопьев. Но ни Таня, ни Михаил, недавно покинувшие поселок, уже не знали этого. Как не знали и того, что во многих ближних и дальних домах этого поселка взбудораженные жители на все лады обсуждали в этот час необычное событие, связанное с их появлением и исчезновением.

Одни утверждали, что приехавшая в Светлое женщина-судья влюбилась в опасного преступника, незаконно спасла его от тюрьмы и еще не известно, чем все это кончится. Другие уверяли, что парень был кем-то оклеветан, и если бы не она, то сидеть бы ему сейчас за решеткой да глядеть на небо в клеточку. Третьи говорили, что они знакомы с детства, давно любят друг друга и что он никакой не бандит, а начальник по комсомолу из райцентра и что примчался он по радиограмме, которую она (и на то есть свидетели) посылала ему с их же почты. Четвертые сомнительно качали головами, не понимая, как может позволить себе судья, человек закона, провести ночь наедине с подсудимым и крутить с ним шашни, если даже он и оправдан. Пятые вообще городили бог весть какую несусветицу, сбивая с толку и самих себя и тех, кто им перечил.

Словом, пересудов было много. И пока они гуляли по поселку, перекидываясь из дома в дом, маленький, тупорылый грузовой самолет по-прежнему летел в кромешной тьме над невидимыми внизу облаками, и Таня, прервав долгое молчание, сказала Михаилу:

— Знаете, о чем я думала тогда, в торосах? Что вы решили меня убить, а потом раздумали и бросили замерзать. И что вы сговорились со стариком косторезом.

— И часто вы так скверно думаете о людях? — спросил он.

— Не знаю… — ответила Таня и умолкла.

— Вам не холодно? — спросил он. — Самолет не обогревается.

— Нет, ничего…

Он поднялся, прошел в пилотскую кабину, вынес оттуда полушубок, принадлежавший, видимо, кому-то из пилотов, и помог Тане завернуться в него.

А самолет летел и летел по невидимой воздушной трассе, сварливо урча моторами, легонько вздрагивая всем своим крохотным металлическим корпусом, и черная полярная ночь пристально вглядывалась в черные стекла иллюминаторов.

До восхода солнца было далеко, очень далеко — целых полгода, почти вечность.

Что она несла им двоим?..

Пришел корабль в поселок…

Шутливая повесть в двух частях

Часть первая

1

Ну что такое, спрашивается, корабль?

Корабль, да и все, плавучая посудина — подумаешь, невидаль! В каком-нибудь портовом городе, скажем в той же Одессе, или в Находке, или в Керчи, или в Калининграде, этих посудин натыкано у причалов такое множество — в глазах рябит и глядеть не хочется. Здесь и пассажирские, и рыболовные, и танкеры с низкой осадкой, и могучие плавбазы, и элегантные китобойцы. Одни подваливают к причальной стенке, другие отходят. Подваливают — ну и ладно, отходят — ну и слава богу! Пусть отходят, пусть приходят — никакого в том особого события нет.

Нет особого события в той же Одессе или в том же Калининграде — только не на Чукотке.

На Чукотке приход любого корабля — это праздник в буквальном смысле слова. И к празднику готовятся заранее: за месяц, а то и за два. То есть еще тогда, когда корабль и не думает брать курс на далекую Чукотку, а преспокойно красится или ремонтируется в каком-нибудь порту. Он себе красится, чепурится, а его уже ждут не дождутся.

Так было, например, с жителями райцентра Каменное Сердце.

Еще в мае, когда пурги допевали прощальные песни, наметая под окна домов последние сугробы, когда поселковые мальчишки и девчонки по вечерам резали коньками помягчевший лед залива, а по улицам, пыля снегом, еще носились собачьи упряжки, так вот еще в мае в райисполком пришла радиограмма, извещавшая о том, что в июле придет корабль, кроме всяких промышленных грузов, кроме всяких продуктов и промтоваров, доставит новых поселенцев — целых пятьсот человек, людей молодых, горячих, задорных.

Потому молодых и задорных, что ехали они обживать Север по своей доброй воле и по комсомольским путевкам, а таковые путевки, как известно, старикам не дают.

С той минуты поселок уже не мог жить спокойно.

Работники райкома партии и комсомола, райисполкома и торговли взялись за дело и за телефоны. Шутка ли — пятьсот человек! Это пятьсот коек, пятьсот матрацев, простыней, подушек, одеял, завтраков, обедов, ужинов. Это — общежитие, баня, столовая, это — телогрейки, сапоги, шапки, рукавицы. Это — работа и быт, быт и работа. Наконец, пятьсот человек — это ровно половина той цифры, которой уже лет десять исчислялось население Каменного Сердца, если не считать незначительных ежегодных отливов и приливов.

— Едут! Вы слышали, пятьсот человек!.. — радостно сообщали друг другу люди в магазинах, на почте, в очереди к машине-водовозке и в других общественных местах.

И самые радужные, хотя и неясные помыслы связывались с приездом новоселов. Районная двухполосная газета в каждом номере помещала заметки, правда, с затасканными, но все же оптимистическими заголовками: «Добро пожаловать, дорогие новоселы!», «Привет, молодым покорителям Севера!», «Друзья, мы ждем ваши золотые руки и горячие сердца!».

Словом, новоселов ждали. Местная газета писала в их адрес всякие добрые слова, в надежде, что, приехав, они их прочтут и по достоинству оценят. Местная автобаза в срочном порядке, мастерила для них койки из отходов арматуры, местная пошивочная мастерская с прозаическим названием «Торбаса» строчила чехлы для матрацев и наволочки, а местная торговля ломала голову над тем, как накормить одним заходом и трижды в день такую прорву народа.

Июль пришел сухой и даже жарковатый. Над поселком денно и нощно висело неусыпное солнце, а в нагретом воздухе день и ночь пищали тучи мошки. В подсобном хозяйстве райпищеторга вызревали на грядках из привозной земли худосочные редисины и щетинился бледный салат, на сопках за поселком поперли прямо из камней белые грибы, в тундре засинела подернутая снежным пушком голубика, а в залив забрели несметные косяки корюшки, которую черпали прямо с берега ведрами, кастрюлями, специальными проволочными ковшами и начерпали столько, что не знали, куда девать.

В общем, было самое подходящее время для прихода корабля.

Но в июле корабль не пришел.

А в августе вдруг резко захолодало, задождило. Небо недели две нудно сыпало мелкой водичкой, омывая каменные дома и оставляя на каменной земле неубывающие лужи.

И как раз тогда телеграф принес долгожданную весть: ждите, встречайте, корабль «Онега» на полпути к Каменному Сердцу!