Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
— О браток! — Радость Туламата была написана на лице. — А я только что собирался ехать в район, хотел покатать тебя по улице на ахалтекинце на радость друзьям, назло врагам! Ну-ка, дай обнять тебя по-мужски. Здоров ли ты? — Усач обнял Шербека, похлопал его по спине. — Ну-ка, давай поборемся. Посмотрю, действительно ли ты поборол Ходжабекова или все вранье?
Шербек, шутя, взял за пояс Туламата и, притянув к себе, поднял семипудовое тело, покружился и опустил на землю.
— Молодец! Ты сын своего отца! Теперь я верю, что это ты закинул Ходжабекова на Кашка-тав. Ты слышал, что он там скитается?
Шербек кивнул.
Туламат спешил выложить все новости.
— Послушай, браток, ты знаешь старика Джанизака?
— Еще бы!
— Мы с Джанизаком как родные. Даже наши деды были большие друзья. Так вот он пригласил нас на свадьбу своей внучки. Ну, браток, а что сказали в прокуратуре? Теперь все в порядке?
— Что они могут сказать, — улыбнулся Шербек.— Говорят, будь хорошим, не будь плохим.
— Правильно говорят. Ты уж больно горяч. Ну, а теперь давай решать, как со свадьбой? Джанизак просит нас с тобой помочь ему все устроить.
— Все сделаем, не беспокойтесь. Сначала только мне надо съездить в горы, осмотреть овец. Я слышал, что Суванджан и Айсулу поссорились с Джанизаком. Так, значит, уже помирились?
— Что оставалось Джанизаку делать! Ведь они ему самые близкие, — задумчиво сказал Туламат. — Мне кажется, пора уже всех оповестить о свадьбе, но прежде нужно разыскать в горах Ходжабекова. Привезем его хоть с того света, пусть отчитывается перед людьми. Колхоз не место, где можно наесться и убежать! — Лицо Шербека помрачнело.
— Туламат-ака, дайте мне свою лошадь.
— Бери ахалтекинца, — предложил Туламат.
— Нет, я возьму гнедого, он старый мой друг. Не хочу быть изменником.
— Ладно, как хочешь.
Когда Шербек вышел за ворота с лошадью, перед ним появился Саидгази.
«Откуда он здесь в такой ранний час?» — подумал Шербек.
— Э-э, товарищ Кучкаров, наконец-то я вас увидел! — Саидгази протянул руку. — Что-то долго задержались в районе и опять куда-то уезжаете. — Он испытующе взглянул на Шербека.
— Слышал, что вы были в райкоме партии... Очень рад...
— Да, вызвали на собеседование. Поговорили о перспективном плане и о строительстве базы на Куксае.
— Какой базы?
— Потом расскажу. А откуда вы идете?
Саидгази, наклонившись к уху Шербека, зашептал:
— Ее отец был самым близким моим другом. Пошел проведать, и она, оказывается, уехала, и никто не знает куда.
— Кто?
— Нигора. Оказывается, ночью у нее был Акрам и между ними был неприятный разговор, после этого она и уехала...
Молнии сверкали все ярче и ярче, словно соревнуясь между собой. Гром не переставал сотрясать небо и, будто прорвав его, обрушил вниз море воды.
Ходжабеков съежился, закутался в плащ, но это не помогло, скоро он промок до нитки. Ручьи устремились с гор, размыли тропинку вдоль берега Аксая, и лошадь, все чаще спотыкаясь, шла уже по колено в воде.
Аксай превратился в бурный, бешено ревущий поток. Вот из воды показались бледно-желтые корни горного тополя. Они то появлялись над водой, то исчезали, и было похоже, что это тонущий человек протягивает руки с мольбой о помощи.
Ходжабеков вдруг вспомнил, как однажды на его глазах вытаскивали из реки посиневший, раздутый труп женщины. Мысли, недавно мучившие его, ярость, раздиравшая сердце, улетучились, страх, животный страх охватил все его существо. Он невольно бросил взгляд на Аксай: он несся с ревом, вздыбливая и перекатывая валуны. «А вдруг... Сегодня есть Ходжабеков, а завтра его нет... и снова этот труп. Нет, нет!» Чтобы освободиться, сбросить с себя навалившиеся черные мысли, он стал хлестать лошадь. Белый конь, бравший когда-то призы на скачках, прижал уши и понес. Ходжабеков, как мешок, сползал то влево, то вправо, казалось, что вот-вот он упадет. Наконец ему удалось обхватить лошадь за шею; она приостановилась и пошла медленнее. Ходжабеков ожил. Выпрямившись в седле, он посмотрел вокруг. Оказывается, он уже миновал Сторожевую гору, и до кишлака рукой подать. Кое-где мерцают огоньки, а кругом темень. «Хорошо, что стемнело, — подумал он. — Кажется, доберусь до дому, не попадаясь на глаза. Завтра, послезавтра... может, позже... Но только не сегодня». Ему надо в одиночестве подумать о своем положении. «А что говорят в кишлаке? Как люди посмотрят на его бегство? У, проклятый Саидгази! Это он заставил сделать такой неверный шаг!»
С гор задул сильный ветер. Железная крыша ближнего дома задребезжала. Дождь перестал так же внезапно, как начался. Ходжабеков, натянув поводья, посмотрел через разлившийся, переполненный Аксай на тот берег. Сердце чувствует — его дом напротив. Сквозь шум воды донесся странный шелест деревьев из его сада, раскачивающихся на ветру, а вон чернеет высокий каменный забор. Посреди сада красавец дом с застекленной террасой, шестью комнатами. Думал — строит навеки, поэтому фундамент заливал бетоном.
Конь, почувствовав, что хозяин занят собой, все медленнее передвигал ноги, а потом и вовсе остановился. Ходжабеков поднял голову. От моста осталось лишь несколько досок, прибитых волнами к берегу.
Что же теперь делать? Неужели слоняться всю ночь?
Взгляд его упал на одинокую чинару, которая стояла, крепко вцепившись корнями в каменистый берег. Вот и он, когда стал председателем колхоза, хотел вот так, как эта чинара, пустить в Аксае корни, укрепиться навеки.
Мысли Ходжабекова прервал сильный грохот, донесшийся с того берега. Каменная стена, окружавшая его двор, не выдержала натиска потока и рухнула!
А дом? А вещи, накопленные годами? Сердце Ходжабекова запрыгало, он привстал на стременах, пытаясь сквозь тьму проникнуть взором туда, где рушилось его последнее благополучие.
В это время сквозь рев бурана и шум Аксая послышался женский визг.
— Это же голос Якутой! — дрожащим голосом произнес Ходжабеков. — Значит, в подвал набралась вода, затопило сундуки с вещами!
В саду мелькнул огонек. Ему показалось, что Якутой раздетая, разутая, с фонарем в руках бегает вокруг дома...
— Сейчас!!! — прокричал Ходжабеков, но не услышал своего голоса. Осыпая коня ударами плети, он помчался к реке. — Эх, пропало... Все богатство... Дом, имущество... — шептали его губы.
Плеть ударилась об воду, рассыпая брызги, сапоги залило водой. Вот вода уже по пояс. На поверхности виднеется лишь белая голова лошади. Он не видит берега, к которому плывет, видит лишь то исчезающий, то появляющийся огонек.
По мелькающим на берегу домам и деревьям Ходжабеков, наконец, понял, что попал в водоворот. Его понесло прямо на плотину, где торчали, словно крюки мясника, страшные колы — все, что осталось от размытого моста. Вот где верная гибель! Снова перед глазами появился тот зловонный, посиневший труп. Ходжабекова охватил ужас. Он судорожно дернул поводья. Лошадь споткнулась, и он кубарем перекатился через ее голову...
А могучий Аксай вставал на дыбы и, играя с бураном, шумел, как беззаботный, бесшабашный джигит.
В это время ветер, несущийся с гор, погнал с неба черные тучи. Показалась луна. Вышла — и заулыбалась. Эх, дикарь необузданный мой, Аксай, куда же ты так торопишься?
Часть третья
Кто же не хочет счастья
Глава первая
Воздух после дождей чист и прозрачен. На листьях деревьев ни пылинки, кусты и травы будто зазеленели заново. Но Куксай не синий — он мутный, глинистый, как напоминание вчерашнего ливня. Он спотыкается об огромные валуны и жалуется на сбою трудную жизнь.
Деревья, травы и все живое с нетерпением ждут солнца. Горы, подступившие с двух сторон к реке, будто вытянули шеи и тоже ждут солнца. Стройные ели и тополя по берегам Куксая выстроились; как на параде. Вся природа замерла, словно ожидая чего-то, на всем лежит печать торжественности и величия.
Торжественно выглядит и процессия, направляющаяся к могиле Бабакула. Впереди в черном чапане, подпоясанный черным платком, идет Джанизак-аксакал, за ним — Шербек и Нигора с цветами в руках. Нигора изредка поглядывает на Шербека, погруженного в свои мысли. На нем гимнастерка с белоснежным подворотничком, галифе, легкие хромовые сапоги. От всей его стройной фигуры веет силой и энергией. «Как, оказывается, к лицу ему военная форма», — невольно думает Нигора, и ей вдруг хочется погладить его сильные жилистые руки, дотронуться до плеча. Но тут же она спохватывается: идут на могилу дорогого человека, а она вместо того, чтобы думать о нем, несет в себе какие-то мелкие переживания.
В это время послышался голос Джанизак-аксакала:
