Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
«Ах, Фрося! Зачем ходить так поздно в таком страшном месте?»
Нагнав одного из всадников, Нестор огрел его плашмя по сутулой спине выхваченной из ножен шашкой. Кони на полном скаку сшиблись боками. Злобное лицо с широкими темными скулами мелькнуло перед казаком. Будто из недавнего прошлого, глянули раскосые глаза не то киргиза, не то татарина, умыкавшего из станицы молодую казачку, — она и лежала поперек седла с голыми коленками, запрокинув острый подбородок.
«Не Фрося!» — мелькнуло в голове Нестора, однако остановить себя он уже не мог, новым тупым ударом высадил из седла разбойника, перехватил девчонку и погнался за вторым похитителем.
— Ну, тварь, догоню — отрублю башку!
Но вдруг луна закувыркалась перед ним, и возле черной ямы Нестор вместе с девушкой сам вывернулся из седла. Белоног сразу остановился, обнюхал хозяина, заметив кого-то кравшегося к нему, взвился на дыбы, увернувшись от жадно растопыренных чужих рук.
Вирка, хоть и ушиблась, стерпела сгоряча, расхрабрилась, взмахнула шашкой Нестора.
— Не подходи, зарублю!
— Ай, баришна, какой ты злой! — Голос Бахтияра заискивающе-просительный. — Миня нога ломал. Миня лошадка надо…
— Убить тебя надо, поганца! Куда Фросю увезли?
Нестор очнулся, сев на пыльной земле, ощупал себя.
Руки, ноги целы, крови нигде нет, а в голове гудит, в глазах туман. Видно, саданули камнем.
— Где Фрося?
Вирка, жалуясь неизвестному спасителю, даже не удивилась тому, что он знал ее подружку, заплакала:
— В школе мы с ней задержались! Первое занятие, и вот… Это Бахтияр, приказчик Хусаинова. Другого не знаю. Похоже, из казаков…
— Эй, Бахтияр! Куда увезли Фросю?
В ответ — тишина.
Хитрый татарин скатился в черноту глиняного карьера и, ковыляя, быстро уходил неведомыми тропами.
43Въезд во двор с переулка под арку. У ворот, держа в поводу лошадь, запряженную в телегу, неузнаваемо переодетый Алексий неистово нажимал кнопку звонка. Возчик с поклажей в Оренбурге вовсе не диво: город торговый. Город казачий. День и ночь звенят молотки ковалей за Уралом в кузнечной слободе. То и дело брызжут искры, высекаемые подковами из булыжников мостовой. Ho стоять в людном центре с живым грузом, который в любую минуту может прорваться криком!.. Не сам ведь Алексий всунул кляп в рот девчонке и сейчас заглянул под дерюгу: не задохнулась бы. Нет, дышит, смотрит с немым отчаянием черными глазюками. Не удержался отец Алексий — тоже для проверки — запустил лапу за узкую пазушку: помял, забирая ладонью, обжигаясь и охая, гладеньких «голубят», под которыми билось, трепетало девичье сердце. Ей теперь уже все равно, а ему за хлопоты и переживания — сладостная минута.
Торопливые шаги по каменным плитам, лязгает ключ, и широко распахиваются ворота. Ко всему привычные холуи из рук в руки принимают живой товар. Старший выслушал наказ, и поклажу потащили в дом. Алексий, чуть помедлив, рысцой ударился вслед: не напутали бы, часом, не подменили бы!
Резкий внезапный свет ослепил Фросю. Она зажмурилась. Звякнули ножницы, и грубые руки разом сорвали с нее немудрящую одежонку.
Не делая даже попытки прикрыться, она стояла среди незнакомых мужчин, которые рассматривали ее. Потух блеск в глазах, беспомощно опустились плечи. Не стыд за свою наготу, не страх поругания — смертельный ужас жертвы, ощутившей у горла нож, сковал ее, застудил, и все поплыло куда-то… Фрося пошатнулась, но поборола слабость — устояла. Ведь только что Мария Стрельникова ходила между партами и, встряхивая стрижеными волосами, диктовала:
— «Бабы не рабы». Правая сторона, повторите. — Девушки, парни в косоворотках, бородатые отцы семейств хором, недружно затягивали: «Бабы не рабы». — Пишите букву «Б», — говорила Стрельникова, постукивая мелком по доске, и, стремительная, нервозная, круто поворачивалась на каблуках: — Левая, слушайте: «Мы теперь уже не рабы…»
Фрося и Вирка, как более грамотные, сидели на левой стороне и бойко царапали карандашами, выводя на бумаге заданные слова.
Потом девчата, радуясь лунной ночи, весело бежали домой, миновали темную после ярко освещенного вокзала скотобойню, где глухо и жалобно мычал в загонах обреченный на убой скот, проскочили мимо длинных изгородей кизячного двора, где работали летом, и вдруг их поймали, повезли.
Фрося царапалась и кусалась, пока похититель не бросил ее на землю в глухой степной балке и не сказал усмешливо, заламывая ей руки назад:
— Ох, девка, вздул бы я тебя, а посля того приголубил!.. Вовек не забыла бы, да самому дороже будет стоить. Приказано в целости доставить, потому и терплю…
Эти многозначительные слова испугали Фросю больше угрозы побоев, да и руки уже были связаны. Сжав ей щеки твердыми пальцами, казак втиснул в поневоле раскрывшийся рот скомканную тряпку, а затем завернул девушку в лошадиную попону.
— Вот так-то лучше! — бормотал он, затягивая ее до лодыжек веревкой, как свивальником. — И тебе спокойней, и мне соблазну нету.
* * *Мысль о Стрельниковой, об Александре Коростелеве, который обязательно должен заступиться за нее, ободрила Фросю, и она гневно поглядела на негодяев, которые затащили ее сюда.
— Вы что?.. С ума сошли? — губы, распухшие от кляпа, одеревенели и не слушались, грудной голос звучал необычно сипло. — Как вы смеете?!
— Подумаешь, графиня фу-фу!..
— Не угодно ли ванночку принять, ваше сиятельство?!
Они открыто потешались над беспомощностью хорошенькой девочки: кому она сможет пожаловаться, побывав в стенах этого дома? Разве только господу богу! Издевательство похитителей подсказало Фросе, что не они главные виновники случившегося с нею несчастья, что им так же, как тому казаку, приказано не трогать ее. «Ванночку принять!» Где же тут ванночка?
Вода с шумом дождя лилась откуда-то сверху в бассейн из черного мрамора… Оказывается, тут, в блестевшей белым кафелем комнате с зеркалами, целое озерко. Фрося скинула оставшуюся на ноге баретку и без рассуждения бросилась в него: «Хоть в омут головой!..»
Пусть смотрят, пока им не надоест, а она будет тут, под теплым дождиком… Но как дальше-то быть? Где Вирка?
Стараясь выиграть время, девушка медленно расплела косу, выбрала из волос мусор, все еще ощущая прикосновения воровских рук, принялась плескаться в бассейне, взяла мыло и прямо в чью-то подсунувшуюся рожу крикнула:
— Пошел отсюда!
— Французское — душистое! Не угодно ли?..
Она замахнулась взятым ею куском.
— Оставьте ее в покое! — сказал владелец заведения, любуясь, как она стояла в воде, полуприкрытая мокрыми волосами. За одно это зрелище можно брать деньги. «Совсем еще девочка, и забавная какая!» Кивком на дверь он отослал пособников и присел в сторонке.
Фрося ожесточенно мылась, наводя как можно больше мыльной пены, а тот сидел и смотрел, посмеиваясь: будто в городскую баню пришла!
Но движения ее становились все более вялыми, выжидающе осторожными. Наконец она деловито сказала, бросив угрюмый взгляд:
— Дайте свежей воды — окатиться!
С шумом потекла куда-то вниз, начала быстро убывать мыльная вода, в которой она спасалась, а сверху опять ударил ласково-теплый дождик.
«Вот ловко устроили!» — подумала Фрося, совершенно подавленная сознанием своей беззащитности.
Рывком приняла мохнатую простыню из холеных рук, накинула ее, точно поповскую рясу, и, выйдя из бассейна, уставилась на узкие пальцы ног, выглядывавших из-под этого покрывала (как у святой на иконе!), набралась решимости, спросила:
— Так и будете над душой торчать? Дайте одеться да причесаться, а потом скажете, чего от меня надобно.
С трудом подавляя отчаяние, она мучительно искала выхода из страшной ловушки.
Хозяин, помедлив, отошел и уселся в смежной нарядно светлой комнате.
Кутаясь, Фрося пробежала по ковру, увидела себя в зеркале, ужаснулась: нет и уголка, где бы укрыться…
— Куда вы мое бельишко девали?
— Бери любое, все, что тебе понравится.
На кушетке, будто на прилавке в магазине, лежали белье из шелка и тонкого батиста с кружевами, платья.
«Для кого столько натащили?» — Фрося схватила рубашку, торопясь и путаясь, накинула ее, потом нарядную нижнюю юбку, еще одну поплотнее, затянула на талии тесемки. На прочие вещи дамского туалета внимания не обратила, стала расчесывать волосы.
Хозяин терпеливо ждал. И опять явился один из тех, что крутились тут вначале, подал беленькие туфли, чулки в красивой обертке, Фрося поискала, чем завязать косу, не нашла, взяла платье, побледнев, отбросила: рукавов нет, вырез воротника — насквозь можно просунуться. Потянулась к другому — потемнее, надела. С непривычки холодок по голой спине, плечам и рукам, грудь тоже оголена. Подвернулась еще юбка — не поймешь: верхняя ли, нижняя ли, — девушка свернула ее, набросила шалью на плечи поверх платья и завязала узлом концы на спине.
