Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться
Вадиму казалось, что многие тут не знакомы друг с другом. Он шепнул об этом Ирине. Та подтвердила. В основном здесь друзья жены Устиновича, Марии Аполлинарьевны, доктора минералогических наук. Вадим посмотрел на радостную маленькую женщину с седой головой и гладким насмешливым лицом. Устинович рядом с ней выглядел иностранцем, не владеющим русским языком, — он то и дело улыбался и не знал, куда деть руки. У него не могло быть столько друзей. И он немного растерялся. Мария Аполлинарьевна налила ему водки.
— Единство противоположностей, — кивнул в их сторону Вадим.
— Наоборот — борьба. — Ирина потянулась к бутербродам с кетой. — Что ты будешь есть?
— Конечно же черную икру, — ответил он.
— Ты не оригинален. Только надо не опоздать, судя по целеустремленным взглядам окружающих, — улыбнулась ему Ирина.
Взгляды гостей скользили по бутербродам с икрой, но руки тянулись к семге, колбасам, сыру.
— Не решаются, — проговорила Ирина и первой взяла с блюда бутерброд с икрой. Все рассмеялись. Плотина прорвалась. Ваза мгновенно опустела. Какая-то девушка торопливо убрала вазу со стола, заменила новой и ухватила бокал.
— Домработница. Между прочим, ее зовут Вероника, — шепнула Ирина.
На экране телевизора четко обозначились часы Спасской башни. Еще мгновение — и стрелки сольются на римской цифре XII. Голос диктора прервался напряженной паузой.
«Сделайте громче! Сделайте громче!» — закричали все друг другу. Гостиную наполнил глухой фон динамика на предельной мощности. Словно у закрытого вагонного окна перед отходом поезда…
«За много лет впервые без Ипполита», — подумал Вадим. Мысли стремительно скакнули в прошлое. Но лицо продолжало улыбаться. По инерции. Вместе со всеми…
И, сотрясая воздух, гостиную наполнили перекатные звоны курантов. Казалось, их излучают стены или они плывут с потолка. Величественные, много выстраданные звуки. Вадиму они казались вечными. Еще ни один день его жизни не проходил без этих звуков, и он не мыслил себя без них…
Дон. Дили-дон-дон… Дон. Дили-дон-дон…
Торопливо захлопали пробки — шампанское брызнуло к потолку. Все хохотали, подставляя под пенную струю бокалы. Вино проливалось, покрывая пальцы нежными пропадающими пузырьками…
И тут резко, на полтона ниже курантов, Спасские часы принялись отбивать полночь.
Тан! Тан!.. — Не торопитесь, товарищи!.. — Тан! Тан! Тан!.. — Александр Николаевич, выдержка! Машенька, держи ровно бокал… Тан! Тан! Тан!.. Сколько ударов? Семь? Нет — восемь! А я говорю — семь!.. Тан! Тан!., Бросьте спорить, не слышно ударов… Тан!.. А вот теперь десять! Нет, одиннадцать!.. Таи!..
«С Новым годом, товарищи, с новым счастьем!»
…Ага! Что я сказал?! — Ура! — Я ведь, брат, математик! — Извиняюсь, извиняюсь, но, по-моему, было одиннадцать. — С Новым годом, Миша! — С Новым годом, Ирина! Вадим! — Машенька! Елена Григорьевна! — Эмма Александровна! — Разбили?! Ничего, это к счастью! — Локтем я, нечаянно! — Бросьте, Валентин Николаевич! — Моисей Эммануилович! Степан Гаврилович! — Женя!..
И наступил Новый год!
Вадиму нравилось все. И особенно что не произносят тостов.
Вадим почувствовал, что его тронули за руку. Обернулся.
— Рада с вами познакомиться, — улыбнулась Мария Аполлинарьевна, жена Устиновича. — Как здоровье Петра Александровича, я слышала, вы вместе были в отъезде. — Вадим что-то проговорил. — Да, поздравьте его с блестящей статьей в «Вестнике». Талантливо. Я получила удовольствие.
— С какой статьей?
— О, вы уже не читаете периодику? Ушли в дела?
Вадим так и не успел признаться, что не знаком с последней работой Киреева, — подошел Устинович. Он взял со стола маленькую рюмку, налил коньяк и, медленно смакуя, выпил.
Извинившись перед Марией Аполлинарьевной, они отошли от стола. Непривычно видеть Устиновича в домашней обстановке.
— Я предполагаю в конце января доложить на совете о последней работе… У меня к вам есть несколько вопросов. По Венере.
— Смогу ли ответить? Я давно отошел от темы. К тому же она не закончена… Впрочем, смотря какие вопросы.
— Были чьи-нибудь попытки наблюдать Венеру в момент перекрытия Луной?
— Не знаю. Это, безусловно, заманчиво для радиоастрономов. Юпитер, перекрытый Луной, наблюдали американцы и австралийцы. Нужны большие подвижные радиотелескопы.
— Что ж, подобный инструмент проектирует Ковалевский. Дай-то бог…
Вадим понял это как намек на последние события. Устинович разгадал его мысли:
— Вы, Вадим Павлович, пока ученый. Гм… Будем считать, что вы заболели и находитесь на бюллетене. Но вам надо вылечиться, и за вас это никто не сделает… Иначе вы станете хроником.
— Я не совсем вас понимаю, — Вадим не знал, как относиться к такому разговору. К тому же он в гостях.
— Вы представляете, Вадим, всю ответственность ученых? Или это для вас звучит слишком плакатно?
— Ответственность ученых?! Ха! И еще раз ха!
Они обернулись. Рядом стоял Савицкий на мягких ногах. Три рюмки чудом держались на блюде, переплескивая друг в друга коньяк.
— Ответственность?! История все прощает! История слепа! Великое геройство становится великим преступлением. И одно покрывает другое! Этот парень, Прометей, похитил огонь, на котором сожгли Джордано Бруно. Швед Нобель изобрел динамит, может, он не понимал, что спустя годы станет убийцей миллионов? Или великий Эйнштейн? Он даже успел застать взрывы Хиросимы. Априорность следствия и причины… Послушай, Виктор Семенович, не принимай близко судьбу этого мальчика. Возможно, человечество от этого выиграет…
— Неплохой коктейль — Нобель, Прометей и Родионов, — засмеялся Вадим, пытаясь снять блюдо с ладони Савицкого. — Вы переоцениваете мои возможности с помощью коньяка.
— Можете меня не высмеивать. Ни вы, ни ваш Киреев. Этот подонок и интриган! Я ненавижу его и вас! Вы станете таким, как он. А может быть, хуже. Ваше счастье, что я не могу ударить человека…
Вадим растерялся. Он чувствовал на себе взгляды гостей. И где же Ирина? Почему ее нет в комнате?
— Возьмите себя в руки! Вы совершенно пьяны, — Вадим попытался перехватить блюдо с рюмками. Но Савицкий блюдо не выпускал.
— Оставьте меня! За сколько вы продались Кирееву?! Что он вам обещал? Карьеру? Покровительство над вашей Венерой? Что?! Мальчишка! Щенок!.. А я так вам верил! За что же вы так?
Вадим выпустил блюдо, но Савицкому было уже не удержать — рюмки скользнули. Звон разбитого стекла подействовал на Савицкого. Он утих, сжался и прикрыл глаза ладонью.
— Ужасно болит голова… Я, кажется, очень пьян, но лучше бы я умер, — пробормотал он.
Из соседней комнаты торопливо вышла жена Савицкого, худая, нескладная женщина. Бережно взяв под руку Валентина Николаевича, она отвела его в кухню. Чувствовалось, что она никого не стесняется, как это бывает в подобных случаях, и, кроме мужа, никого сейчас не видит. Вадима поразила нежность, с которой она прикасалась к Савицкому.
— Алкоголь — великое дело! Иногда он превращает человека в человека! За много лет впервые Савицкий произнес то, что думал, — негромко проговорил Устинович и стал собирать осколки.
Вадим принялся помогать. Он чувствовал мучительный стыд. Донесся приглушенный шепот:
— Встань. Ты похож на официанта… Коллекционер архивных талантов.
Вадим увидел Марию Аполлинарьевну, жену Устиновича.
— Зачем ты пригласил эту личность?!
— Не тебе судить его, Маша, — Устинович поднялся и передал осколки подоспевшей домработнице…
Расходились часов в шесть. Устинович развозил гостей по квартирам, приглашая в машину тех, кто проживал в одном районе.
Вадим, Ирина и Савицкие были последними. Они жили дальше других.
Валентин Николаевич всю дорогу молчал, отвернувшись лицом к окну. Его жена сидела выпрямившись и и строго смотрела на очищенный от снега асфальт.
Вадим с Ириной решили слезть у холма и пойти пешком до обсерватории.
Небо светлело. Уже потускнел большой неправильный четырехугольник — созвездие Ориона. Лишь три звездочки не сдавались. Это пояс Ориона. Чуть выше яркой капли Сириуса бледнел Процион. А еще выше и правее перемигивались Кастор и Поллукс, альфа и бета созвездия Близнецов… А надо всей этой россыпью сияла Капелла…
— Мне очень нравится название «Альдебаран», — произнесла Ирина. — Когда гаснут на рассвете звезды, я физически ощущаю, как уходит время.
Кое-где в окнах гостиницы горел свет. Вадим вспомнил, что Гогуа приглашал его к себе в номер — «Соберутся мировые ребята. А девочки! Высший класс». Потом Борька просил у Вадима ключи от номера так, чтобы тетя Женя не знала. Вадим оставил ключи… И сейчас думал о том, что будет забавно, если в его номере кто-то заперся. А если нет, то наверняка в комнате полно окурков и крепкий запах духов…
