Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться
— А почему же не видать гвоздей? — другой мальчишка, что сидел посредине скамейки, не хотел смиряться.
Скептик не ответил, стараясь пробиться взглядом сквозь мишуру к стволу дерева.
— А у меня был, к примеру, игрушечный турист. По фамилии Семенов, — сказал Вадим, привлекая внимание компании.
Скептик почувствовал — падают его акции.
— А у игрушек не бывает фамилии, — он спасал положение.
Компания задумалась.
— А почему куклу зовут Мариной? — вздохнула девочка.
— Это имя. Имя бывает, а фамилия — нет, — выкрутился скептик. Но это звучало неубедительно.
— Бывают и фамилии, — воспользовался паузой Вадим. — И елки бывают высокие. Я сам видел. Еще выше этой. Без всяких гвоздей. И эта без гвоздей.
Компания оживленно зашевелилась. Всем стало свободно, будто нашли то, что случайно и глупо обронили.
И Вадиму было хорошо. Словно он сидел не с краю скамейки, а в середине компании. И был самым младшим из них.
— Ну?! Посрамил дьявола? — Ирина держала коробку с тортом. Видно, она прослушала весь диспут. Ей хотелось сказать, что она зла на Вадима, что уже хотела уйти, не застав его у магазина, и в последнюю минуту решила заглянуть к елке.
Но Ирина промолчала.
Вадим поднялся, но, что-то сообразив, достал из кармана складной нож.
Через минуту шикарный торт был разрезан. Вдоль и поперек.
— Ну! С Новым годом, ребята!
Компания смущенно переглядывалась, мелкой волной возникал смешок. Создавалось нелепое положение. Но Вадима спас скептик. Он оказался не злым. К тому же скептик любил сладкое…
Вслед за ним к коробке потянулись руки и других. Торт разобрали.
— С Новым годом, — нестройно зашелестела компания и притихла, искоса бросая взгляды на Вадима.
— С Новым годом! — Вадим поцеловал Ирину в щеку. — Скажи что-нибудь.
— Я счастлива, что я с тобой…
Вадим посмотрел в ее черные блестящие глаза с пульсирующими елочками в середине зрачков. Он бережно пожал ее локоть.
Потом они вернулись в кондитерскую. Там стало больше народу. До Нового года оставалось три часа.
Кнопка со стуком выскочила из ячейки возле цифры «5». Лифт плавно причалил к площадке. Прямо перед металлической сеткой Вадим прочел фамилию. Так вот к кому они приглашены на Новый год?! Вадим посмотрел на Ирину. Та делала вид, что не понимает взгляда…
За дверью послышались шаги и голос: «Это наверняка Ирина», — дверь отворилась.
— Точно, Ирина и Вадим.
Устинович был в строгом черном костюме. Крупный красивый камень сиял в нейлоновом воротничке. Возможно, бриллиант. Глянцевый бантик стремительно раскинул узкие стрекозиные крылышки. Вадим рядом с Устиновичем выглядел денщиком, хотя и был одет в новый темно-синий костюм…
— Вот сегодня у вас вид посла на официальном приеме! — улыбнулась Ирина.
— И чувствую себя препаршиво, — пошутил Устинович, принимая шубу Ирины.
Она накинула на плечи темно-коричневый мохнатый платок.
— Ты когда-нибудь видела живого дипломата? — Вадим был смущен превращением Ирины. Платок делал ее непривычной и далекой.
— Дипломатов сколько угодно в обсерватории.
Посреди просторной комнаты стоял длинный стол. Вадиму он показался выше обычного. По резко белой скатерти расставлены вазочки с бутербродами.
Муравьиные скопища черной икры, простреленные ломтики сыра, слегка запотевшие кусочки колбасы в мелких веснушках — это называется сервелат, нет, сервелат в глубокой вазе, а это просто копченая московская; бледно-розовые пластинки кеты; желтоватая осетрина, яйца, начиненные чем-то красным…
Бутылки гордо наблюдали за порядком — неповоротливый портвейн, подтянутые коньяки, легкая водка, плоские ромовые и какие-то юркие, незнакомые, с иностранными названиями. И среди этой красоты, словно солдаты в увольнительной, без цели бродили пивные и прохладительные. И все это по периметру охраняли стройные бокалы в паре с маленькими смущенными рюмками…
Стульев не было. Вероятно, придется есть стоя, как сейчас принято. Такая штука называется «а-ля фуршет».
В комнате было человек десять. Многих Вадим видел впервые. Устинович представил Ирину и Вадима:
— Мои юные коллеги…
Стрелки старинных стенных часов стояли на одиннадцати.
В соседней комнате сидело несколько человек. И среди них Вадим увидел Савицкого. Странно — Устинович и Савицкий…
Пожалуй, Савицкий был единственным из обсерваторских.
Обычно Новый год встречали всем отделом. На этот раз что-то не получалось — не нашлось инициатора.
Савицкий был бледен и необычайно суетлив. Вадиму почудилось, что он даже не ответил на приветствие. Он шагнул навстречу Савицкому.
— Вы меня избегаете? Или мне показалось?
— Как прошел вояж? Сколько вы пробыли в командировке? Полтора месяца? — Савицкий заложил руки за спину. — Хотите, я расскажу, что делал там Киреев? Во-первых, у него в портфеле всегда лежала водка. На случай, если…
— Все черните Киреева? Злой вы человек.
— Я еще не закончил, — перебил Савицкий. — После деловой выпивки вы бежали в гастроном и сдавали порожние бутылки. Штука — двенадцать копеек.
— Вам больше нельзя пить, — раздраженно сказал Вадим.
— Вы думаете? А я сегодня напьюсь. Как сапожник. А после, может быть, набью вам физиономию… Сегодня я буду храбрый, черт возьми.
Вадим смутился и отошел от него.
У круглого столика беседовали несколько человек. Среди них был Зайченко, стройный мужчина с тонким загорелым лицом. Вадим читал его работы, отпечатанные на машинке.
Зайченко — кандидат филологических наук, но у него было свое «хобби» — его увлекали вопросы мироздания. Увлекали серьезно, профессионально.
Вадим знал, что Устинович дружит с Зайченко. Хотя в спорах они обычно занимали противоположные позиции. Еще в передней Вадим подумал, что непременно встретится тут со Святославом Кондратьевичем.
Рядом с Зайченко стоял незнакомый молодой человек, приблизительно одних лет с Вадимом. Зайченко его называл — Юрик.
Юрик говорил медленно, словно пропускал слова через ситечко из редких мелких зубов. Вадиму он сразу понравился.
— Кибернетика, кибернетика, — Юрик сдерживал раздражение. — Все пытаются передать машине, чтобы оправдать свою лень.
— Ваш вывод, мягко выражаясь, парадоксален, — улыбнулся Зайченко. — Разве именно кибернетика не является взлетом человеческой мысли?
— Именно. Взлет мысли отдельных творцов. А общество этим пользуется для того, чтобы сложить ручки и кейфовать, как говорят на востоке… С появлением кибернетики возникла огромная опасность — всеобщая лень.
— И это в устах молодого человека?! — иронизировал Зайченко. — Кибернетика не может заменить человека. Она может лишь помочь ему.
— Да?! — вскричал Юрик. — Прочтите вчерашнюю газету. Статья называется — «Машина проектирует машину». Сама… И это уже на заре появления кибернетики. Представляю, что будет лет через двадцать…
Юрик взял со стола яблоко, но тут же положил на место — еще не пришло время садиться за стол. Этим он еще больше понравился Вадиму. Хотя Юрик нес явную чепуху о кибернетике. Он казался утенком, только вылезшим из воды и не успевшим отряхнуться…
«Вот в поэзии наверняка этот парень разбирается», — почему-то подумал Вадим.
И тут же Вадим вспомнил Савицкого. Его странное поведение. Его слова. Этот тон. Эти руки, заложенные за спину. Совсем другой человек…
Ах, при чем тут Савицкий? Ну, выпил немного… Какая связь между Юриком и Савицким?! Никакой. Так… Впрочем, в их беззащитности есть что-то общее…
А вот Зайченко совсем иной. Спокойствие. Уверенность. Снисходительный, чуть иронический тон…
— Управление всеми институтами общественной жизни становится все сложнее. И человек уже сейчас ощущает бессилье, при самых добрых своих намерениях. Физический и психологический предел. Нужна машина. Жизнь выдвинула это требование.
— А где творческое начало? — не успокаивался Юрик.
— Ну и бог с ним, с творческим началом. К тому же, оно не исчезнет, раз вам так дорого, — Зайченко явно скучал. — Говорят, не бойтесь быть пессимистом. В дальнейшем может оказаться, что вы были оптимистом.
«Черт возьми, о чем они толкуют? К чему все это?»— думал Вадим. Неосознанное беспокойство подступало к горлу. Как слезы. Надо набрать побольше воздуха, чтобы подавить. Это всегда помогает…
Из гостиной позвали к столу. До двенадцати оставалось несколько минут.
К столу собирались гости. Они выходили из всех четырех комнат Устиновича. Добрая и слегка напряженная обстановка, всегда возникающая, когда до Нового года остаются минуты.
Вадиму казалось, что многие тут не знакомы друг с другом. Он шепнул об этом Ирине. Та подтвердила. В основном здесь друзья жены Устиновича, Марии Аполлинарьевны, доктора минералогических наук. Вадим посмотрел на радостную маленькую женщину с седой головой и гладким насмешливым лицом. Устинович рядом с ней выглядел иностранцем, не владеющим русским языком, — он то и дело улыбался и не знал, куда деть руки. У него не могло быть столько друзей. И он немного растерялся. Мария Аполлинарьевна налила ему водки.
