Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться

Ипполит был зачислен заведующим Проблемной лабораторией № 3. Чем будет заниматься эта лаборатория и какое у нее отличие от лабораторий 1, 2, 4, Ипполиту пока было неясно. Это знал лишь Ковалевский. А пока Ипполит совмещал и завлаба, и лаборантов, и механиков, и радиоинженеров. Все семь штатных единиц, включая уборщицу.

Он снял комнату недалеко от института. Хозяйка, женщина лет пятидесяти, работала вагоновожатой. Она уходила на работу в четыре утра, поэтому с вечера негромко стучалась в комнату квартиранта и предупреждала:

— Кефир за окном. А каша в малированной кастрюльке. И колбаса, свежая, без духа. Вы уж извините.

Хозяйка попалась очень экономная. Это устраивало Ипполита. Питаться в столовой было невыгодно. В институте он получал значительно меньше, чем в обсерватории. Пока! И дело не столько в штатных неурядицах в связи с организацией, сколько в самом Ковалевском. Он добился особых полномочий «сверху». При приеме на работу Ковалевский предупреждал:

— Пока я могу вам дать «базовый оклад». Все зависит от степени актуальности вашей темы и от эффективности ее разработки. Через шесть месяцев созовем «ассамблею» и будем коллективно обсуждать ту пользу, какую вы принесли науке. А пока, к сожалению, «базовый оклад». Вне зависимости от ученой степени. Вы же понимаете, что ученая степень еще не показатель степени учености… Устраивает? «Базовый оклад» завлаба — 120 рублей.

Многих это не устраивало. Уходили. Но на их место приходили другие. Ковалевский терпеливо объяснял. Так он подобрал четырех заведующих лабораториями. Молодых людей. Трое, в том числе Ипполит, были кандидатами наук.

Ковалевский хорошо знал Ипполита. Его возможности. Однако не желал отступать от принятого курса. Да и сам Ипполит не настаивал. И даже с интересом встретил это нововведение и ждал «ассамблею».

Ни темы, ни штата у него в лаборатории не было. Но было известно главное направление — усилительная группа для гигантского радиотелескопа. Значит, надо думать о теме и о штате!

Ковалевский себе отводил весьма скромную роль — «запустить машину». А руководят пусть сами заведующие. Особое место сейчас у Ковалевского занимал один отдел — теоретический. Он так и назывался — ОТИ, Отдел теоретических исследований. Подобрать кандидатуру руководителя этого отдела Ковалевский считал для себя делом чести. Он мечтал о таком варианте, когда в ОТИ будут работать три сотрудника. Заведующий — человек, умеющий анализировать и видеть перспективу идеи. И еще два сотрудника — люди мудрые, но непременно исповедующие противоположные теоретические направления. Вот когда будет работа, мечтал Ковалевский.

Ипполит вспомнил один разговор с Ковалевским. Недели две назад. Они встретились на лестнице.

— Кого бы я взял раньше на должность заведующего ОТИ, это Киреева.

— Почему раньше? — с невинным видом спросил Ипполит;

— Одно время я полагал, что Киреев не знает, чего хочет, — ответил Ковалевский.

Тогда и был очень подходящий момент. Но Ипполит его упустил, приходилось ждать другого случая. А для чего вообще ждать? Можно спуститься ниже этажом и поговорить.

В кабинете Ковалевского сидели несколько человек. Ипполит их узнал — сотрудники Черноморской обсерватории. Они обсуждали привезенный вариант параболоида. Одна из многих конструкций, предлагаемых для воплощения в гигантском радиотелескопе.

Судя по количеству окурков в пепельнице, разговор шел к концу. Ковалевский предложил им подготовить краткий доклад к предстоящей конференции.

— Жаль, Ипполит Игоревич опоздал, — говорили черноморцы, прощаясь. — Ему, вероятно, понравится наша идея!

— Что ж, он и выступит на конференции со своим мнением, — сказал Ковалевский.

Ипполит вспомнил темно-синий модерновый кабинет Ковалевского в обсерватории. И здесь все так же. И портрет Вавилова занимал старое, привычное место над столом.

— Привязался, понимаете, к одной обстановке, — Роман Степанович уловил взгляд Ипполита. — Жаль, опоздали. С каким напором эти герои-черноморцы долбали проект уральской и сибирской обсерваторий. И главное, не столько защищали свой, сколько ругали чужой. Вот что меня беспокоит. Не превратилась бы конференция в свалку.

— Вы к этому не привыкли? — улыбнулся Ипполит.

— Не хочу привыкать. Если конференция не пройдет на высоком научном уровне, институт завалят проектами… Так с чем пожаловали, Ипполит Игоревич?

Ипполит неожиданно для себя растерялся. Он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Слишком уж маленький штат в лаборатории.

Это была чепуха. Ипполит еще не приступал к теме.

Ковалевский насмешливо оглядел его узкими монгольскими глазами. Такие глаза почему-то всегда кажутся хитрыми.

— Вам известен закон Паркинсона? «После некоторого оптимума увеличение штата ведет к сокращению разумного продукта»… У вас самый раз. Так с чем же все-таки?

— Насчет Вадима Родионова, — вздохнул Ипполит.

Ковалевский рассмеялся негромким торопливым смешком.

— Хотите, чтобы я пригласил его в ОТИ? Отлично. Вообще-то я ждал этого предложения и удивлялся, что вы медлите… Конечно, чрезвычайно способный теоретик, и к тому же ваш друг. Пусть бывший.

Ипполит сунул руки глубоко в карманы. Это было для него неожиданностью. Ипполит был уверен, что никто не знает истинных причин его ухода из обсерватории. Роман Степанович, казалось, не замечал растерянности на лице Горшенина. Он встал и начал ощупывать сиденье. Его что-то беспокоило. Не найдя ничего, решительно сел. Секунду к чему-то сосредоточенно прислушивался.

— Подсиживают? — не удержался Ипполит.

— Пока нет, — серьезно ответил Ковалевский. — Вот организуем институт, тогда и начнут.

«Черт меня дернул повернуть разговор. Трепач я несчастный», — казнил себя Ипполит. Ему показалось, что Ковалевский рад отложить обсуждение кандидатуры Вадима.

— Так вот о Родионове, — Ковалевский положил большие загорелые руки на стол. — Он теоретик-сноб, а мне нужен современный ученый. Боец. Иначе он ничего не даст. Его съедят вместе с талантом. Ученый должен быть бойцом. Обязан. И мне думается, это было всегда… Допустим, можно оградить Вадима от неприятностей, считаясь с его индивидуальностью… Но поймите, Ипполит. Со своим характером он может превратиться из противника в соглашателя. А мне в ОТИ нужны принципиальные люди.

— А-а… Роман Степанович, в том-то и дело, что Вадим принципиален. Но он мягкий человек, понимаете. Слабовольный.

— Вы его очень любите.

Ипполит замялся.

— Когда вопрос стоял о кандидатуре для поездки в Австралию, многие считали, что должен ехать Родионов. Я был другого мнения. Да, судьба наделила его талантом. Вадим, еще неизвестно, вырастет в ученого или нет. Но вы непременно им станете, Горшенин. Хотя бы по тому, как вы отстаиваете Родионова. Главное — это наука. Мы все служим ей, и все мы смешны перед ней со своими личными интересами. И этим мы с вами очень близки, Ипполит… Если кто-то принесет больше пользы на моем месте директора, я с великой радостью передам ему этот кабинет, — Ковалевский убрал со стола руки и, склонив голову, искоса поглядел на Ипполита. — Родионова в ОТИ приглашать не стану. Но если он придет, буду рад. Для меня будет иметь значение самый факт разрыва его с Киреевым. Именно добровольного разрыва. Если этого не произойдет, Родионов никогда не поднимется над своим «я»… К этому люди приходят в молодости. Или не приходят уже никогда. Как Савицкий…

Ипполит напрягся. Он сразу и не вспомнил, кто такой Савицкий. А прошло только несколько недель…

И почему-то вспомнил искалеченную улыбку, а потом уж самого Савицкого.

— Осенью мы были в Таллине. Шли дожди, и мы не выходили из ресторанов. Там действительно можно отдохнуть.

— Я тоже была в Таллине. Оказывается, в музее пушки из папье-маше. Копии. Представляешь? Оригиналы вывезли… Ты была в музее?

Вадим обернулся и оглядел девушек. Обе в высоких модных меховых шапках. На одной пальто, на второй — шуба. Девушкам этот осмотр не понравился. Та, которая была в шубе, показала Вадиму язык.

Вадим смутился.

— Шею свернете, — произнесла девушка в шубе.

Вадим узнал по голосу, что именно она посещала музеи.

Через остановку девушки собрались выходить. В дверях автобуса они оглядели Вадима и рассмеялись. Потом помахали ему рукой сквозь запыленное стекло. Вадим улыбнулся и поправил лежащий на коленях портфель.

Он возвращался из Института баллистики. Обсуждали проделанную работу. Вадиму многое было неясно в исследованиях. А главное — это тема его не привлекала. Но она хорошо субсидировалась, и Киреев предлагал все новые и новые варианты. Однако Киреев тоже не мог точно найти ход исследования. Вадим силился вспомнить, кому принадлежала фраза — «Когда мы сможем сформулировать проблему с полной четкостью, мы будем недалеки от ее решения». Кажется, Эшби…