Вера Кетлинская - Дни нашей жизни

— Ты дома? — пробормотала она.

Он подошел к ней и обнял ее. Она не отстранилась, как обычно в эти месяцы горя, а прижалась к нему и провела теплой ладонью по его щеке.

— Тебя так долго не было, — сказала она со вздо­хом, — мне стало страшно, что ты больше не придешь. Совсем не придешь... Понимаешь?

Слишком взволнованный, чтобы отвечать, он только крепче прижал ее к себе.

— Я сидела и думала, думала, пока не заснула… Вечер был такой хороший, мне очень хотелось погулять. Я даже вышла и походила перед домом — вдруг ты по­дойдешь? Знаешь, давай гулять по вечерам.

Обрадованный этим первым желанием, высказанным ею после смерти Люси, он предложил погулять сейчас.

— Нет, завтра, — сказала она. — Ты приходи по­раньше, и мы погуляем, хорошо?..

И она снизу вверх внимательно посмотрела на него.

— Хорошо, — согласился он, хотя на завтрашний ве­чер у него было намечено много дел в турбинном цехе.

— Ты голоден? — спросила она.

Ему очень хотелось есть, но он стыдился признаться в этом. Ася почти совсем не ела, и собственный здоро­вый аппетит казался Саше оскорбительным для ее горя. Но сегодня в Асе появилось что-то совсем новое, и он неуверенно ответил:

— Пожалуй, хочу. Мы прошлись по морозцу. Если у тебя что-нибудь найдется...

Ася включила свет, пошла на кухню. Сильно поху­девшая, бледненькая, но по-новому подвижная, деловая. Саша с удивлением увидел, что Ася приготовила ужин.

Он разглядел под плитой два огрызка махорочных самокруток. Значит, приходил ее отец. Может быть, его приход каким-то неведомым образом и расшевелил Асю?

Отец приходил очень редко и только в те часы, когда Саши не бывало дома. Он опять много пил и вспоминал о дочери главным образом для того, чтобы поесть у нее и перехватить денег. Сашу возмущала непоследователь­ность Аси: побранив отца, она все же на прощанье засо­вывала ему в карман немного денег «на маленькую». Из-за этого Саша не раз ссорился с Асей, — корми его хоть каждый день, покупай ему то, что нужно, но не давай ему на водку! — Ася плакала, обещала не подда­ваться на просьбы отца, а затем поступала по-прежне­му. Впрочем, в эти месяцы горя Саша отступился и де­лал вид, что ничего не замечает, но иногда ему прихо­дило в голову, что в бесхарактерности отца и дочери много общего.

— Что сказал тебе Клементьев? Обещал помочь? — спросила Ася за ужином, все так же странно вниматель­но наблюдая за мужем.

Он начал охотно рассказывать ей и о разговоре с Клементьевым и о том, как подвигается работа над изо­бретением. Ася слушала, потом, как бы вспомнив, сооб­щила:

— К тебе заходил инженер Полозов. Алексей Алек­сеевич Полозов. Он хотел посмотреть твои расчеты.

Вот оно что! Значит, Полозов поговорил с Асей, и она поняла, что ее муж делает большое, нужное дело, и устыдилась, что ни в чем не помогает ему в то время, когда чужие, посторонние люди готовы помочь и под­держать?

Было уже совсем поздно, когда Ася заснула рядом с мужем, прижавшись щекой к его плечу. Ее волосы щекотали его шею. Улыбаясь в темноте, он не отодви­гался, боясь разбудить ее, и с благодарностью думал и о ней, нашедшей новые силы для жизни, и о Полозове, сыгравшем в ее душевном выздоровлении несомненную роль. Он не мог додуматься до того, что слова Полозо­ва попали на хорошо подготовленную почву.

В тот вечер отец зашел к Асе прямо с работы, уже подвыпивший и голодный. Ей нечем было угостить его. Отец раскричался и с досады высказал подозрения, дав­но копошившиеся в его темном мозгу, что Сашина ра­бота — отвод глаз для дурочки, какой показала себя Ася, что никакой мужчина не будет цацкаться с такой женой, и Саша, конечно, завел себе зазнобу на стороне, иначе он не ушел бы на весь вечер в выходной день... Удар был сильный и меткий. После ухода отца Ася за­металась по квартире, переворошила бумаги на рабочем столе мужа и ничего не нашла, кроме чертежей и дело­вых заметок. В это время постучался инженер Полозов. Ася впустила его и подробно расспросила об изобрете­нии мужа, ссылаясь на то, что Саша из скромности мол­чит. Когда Полозов ушел, она проворно сбегала купить что-нибудь на ужин, походила перед домом, надеясь встретить Сашу, потом, закоченев, вернулась домой и села у окна ждать мужа. В этот вечер ее целиком за­хватило желание опровергнуть грязные измышления от­ца, убедиться в том, что Саша принадлежит ей, а если нет — вернуть его любовь.

Саша Воловик не мог додуматься до этого, он просто радовался ее выздоровлению и думал о том, как помочь ей теперь найти новое направление жизни. Потом он вернулся мыслями к своим собственным делам: перед его глазами возник простой и оригинальный механизм, придуманный им, и «что-то» самое главное, заканчиваю­щее замысел и рисовавшееся ему пока как туманное пятно, в котором смутно обозначалось ритмичное движе­ние. Он снова перебрал в памяти все несовершенные решения, придуманные им и отброшенные, некоторое время рисовал себе движущееся туманное пятно, чувст­вуя ритм, направление и особенности его движения, но не ухватывая форму.

— И все-таки я его найду, — сказал он себе, засы­пая. — Не такое создано и придумано человеческим моз­гом. И быть того не может, чтобы я не нашел.

13

Утром выходного дня Григорий Петрович Немиров повез Клаву на Карельский перешеек «догонять зиму». Идея принадлежала шоферу Косте и его жене Татьяне, отличной лыжнице.

Машина вынесла всю компанию за город, в белые поля и утонувшие в нетронутых сугробах леса, мимо заколоченных дач, мимо безлюдных полустанков, через мосты над дымящимися ручьями, через железнодорож­ные переезды под вздернутыми к небу полосатыми пал­ками шлагбаумов, обгоняя пригородные поезда, запол­ненные лыжниками, и разгоняя на улицах поселков иг­рающих ребятишек.

Остановились у сторожки заводского пионерлагеря, раскинувшего в сосновом лесу десятки нарядных дач с заваленными снегом балконами. Наскоро закусили у сторожихи и заторопились на воздух.

У Немирова лопнуло крепление. Запасливый Костя дал ему новый кусок ремня, посоветовал, как лучше крепить, и занялся своими лыжами. Услыхав, что Немиров тихонько поругивается, Костя весело сказал:

— Да, Григорий Петрович, это вам не заводом управлять.

Но помощи не предложил.

Татьяна первою стала на лыжи и сразу умчалась далеко вперед. За нею помчались Костя и Клава — ее красный лыжный костюм долго мелькал среди розова­тых стволов сосен.

Немиров вышел последним и не спеша углубился в лес по снежной целине, прислушиваясь к удаляющейся перекличке лыжников и к удивительной тишине, кото­рую не заглушали, а только подчеркивали голоса. Если ветер и был, он проносился поверху, над деревьями, из­редка стряхивая рассыпающиеся в пыль пласты снега, а внизу ни одна ветка не шевелилась, и елочки, кое-где прижившиеся среди сосен, стояли еле видные, запахнув­шись снежными шубами.

Где-то близко засвистела белка, проскакала по снегу рыжевато-серым комком и с сухим треском взлетела по стволу сосны в нескольких шагах от Немирова. Закинув голову, он разглядел в вышине ее свесившуюся с ветки настороженную мордочку и любопытный глаз.

— Ау-у! Гри-ша! — звала Клава.

Он побежал на голос. Лыжи послушно скользили по тонкому, чуть оседавшему насту. Палки хорошо вонза­лись остриями в наст и пружинили, помогая отталки­ваться. Розоватые стволы все быстрее и быстрее проно­сились мимо. И вдруг расступились, открыв крутой спуск, поросший елками и низкорослым кустарником.

Прежде чем Немиров успел оглядеться или хотя бы притормозить, лыжи понесли его вниз. Мгновенный при­каз мозга: «Не теряться!» — и он сосредоточил все силы на том, чтобы вовремя уворачиваться от возникающих из снега пеньков, елочек и красноватых оголенных ку­старников, капканами преграждающих путь. Он слышал только свист воздуха, видел только искристо-белую, с пятнами мелькающих препятствий ленту, которая раз­матывалась перед ним с чудовищной быстротой. Потом его заслезившиеся от ветра глаза приметили совсем близко черную полоску воды, окаймленную сугробами. Он отчаянно повернул и с разгона ухнул в сугроб.

Отряхиваясь и отфыркиваясь от снега, залепившего глаза и рот, Немиров сел и прислушался. Добродушно журчал ручеек. Шелестел снег, медленно сползая с вет­вей потревоженной ели.

Склон горы выглядел снизу еще более крутым, чем он виделся сверху. Одинокая лыжня петляла по нему, запечатлев головокружительный путь Немирова.

На самом верху горы неожиданно появилась тонень­кая фигурка в красном костюме. Прежде чем Немиров прокричал предупреждение, она смело ринулась вниз. За нею возникло еще двое лыжников, но Григорий Пет­рович следил только за Клавой: вот она увернулась от елки, вот обошла пень, вот описала полукруг, обходя расставленный кустарниками капкан... Сумасшедшая, она же влетит в воду!.. После воспаления легких!..