Старшая сестра - Надежда Степановна Толмачева
— Да что вы! Я сама смогу уйти.
— Ишь, какая храбрая! — возразила акушерка. — Кто вам позволит? Давайте-ка с нашей помощью, вот так, вот так, боком переваливайтесь на тележку… Ну и все… Любавушка, прикрой ей ноги одеялом.
Санитарка укутала ноги Лизы байковым серым одеялом, что-то сказала акушерке. Та, видимо, соглашаясь, качнула головой. Лиза вопросительно посмотрела на нее.
— Любавушка сказала по-чувашски, что вы красивая. Да и как вас звать, спрашивает.
Лиза смущенно и почему-то робко посмотрела на Любавушку, негромко промолвила:
— Меня Лизой звать, Люба.
— Ага, Лиза, — санитарка кивнула и потрогала ее разбросанные по подушке косы.
— Длинные.
— Да, длинные, — улыбнулась акушерка. — Ну, Любавушка, поехали!
В палате, где лежала Лиза, было семь родильниц. Пятеро — чувашки, двое — русские. Почти все чувашки говорили по-русски. Лиза быстро освоилась в палате, женщины сочувственно отнеслись к ней. К каждой из них приходили родственники, друзья, знакомые. К Лизе никто не мог придти.
Особенно подружилась Лиза с молоденькой маленькой и крепкой чувашкой Мотей. Та уже ходила. Она одна из первых подсела к Лизе, разговорилась с нею. Охала, ахала и тихонько взвизгивала от удовольствия, слушая рассказ Лизы о Москве, институте, о себе.
— Мотя, а где ты работаешь?
— Да нигде, — не без гордости ответила она. — Мой мужик, как мы поженились, велел мне не работать.
— Зря.
— Почему ты так говоришь — «зря»? Он меня жалеет. Мне и по дому хватает работы.
— Вот именно, хватает. Но ведь у тебя есть свекровь — пусть возится с хозяйством, а ты-то зачем в него лезешь?
— Нет, я с тобой не согласна, — упрямо сказала Мотя. — Пробуй лепешки. Свекровь их принесла, она хоть и ворчит на меня, а уважает — каждый день приходит. Я внука ей в окно показываю. Мой мужик у нее один сын. Больше нет, остальные пять — сестры.
На соседней койке лежала средних лет женщина, Маруся, курносенькая, с продолговатым худеньким лицом, не похожа на чувашку. Она была учительницей начальной школы. Почти всегда Маруся молчала.
Лиза как-то спросила у Моти:
— Почему Маруся такая грустная?
— Загрустишь, небось. Третью девку принесла.
— Ну и что же? Она ведь не виновата.
— Не виновата, а все равно невесело. Мужик-то тоже от такой радости не запляшет.
Лиза взглянула в сторону Маруси. Она лежала с полузакрытыми глазами. Вид у нее был усталый, грустный. Лизе сделалось нестерпимо жаль ее.
В коридоре послышался звон посуды. Внесли большую эмалированную кастрюлю с супом, поднос с тарелками.
Лиза с удовольствием съела мясной суп, заправленный крупой. На второе были блинчики с медом. Сестра-хозяйка сказала Лизе:
— Попробуйте нашего канашского меду! Здесь у нас и луку много, и меду, — и многозначительно улыбнулась: — В жизни ведь тоже так бывает: и сладкое, и горькое уживаются! — Она вздохнула. — Лучше бы без горького, да что поделаешь? Ешьте, ешьте, нечего меня, старую болтунью, слушать.
Наступил час отдыха. Мирно посапывала носом худощавая пожилая чувашка с некрасивым рябым лицом. Ее привезли в палату вскоре после Лизы. Сын достался ей нелегко. Родить в сорок лет впервые — не шутка.
Лиза мучилась, коротая «тихий час». Спать ей не хотелось, она не привыкла спать днем. Да и дело было не только в непривычке. Молодую мать томило нетерпенье. После «тихого часа» — скорей бы он прошел — в дверях появится всеми любимая нянюшка — детская сестра, у нее марлевая повязка на лице и два, а иногда и три сразу свертка в руках.
Ой, уже эти куколки в байковых голубых одеяльцах! Надо видеть матерей в тот момент. Их глаза, руки — все существо женское тянется навстречу нянюшке. С бережной нежностью берет каждая женщина свой сверток-куколку с розовато-желтым личиком, слипшимися глазками: «Мой», «моя»…
Когда Лиза в первый раз взяла свою дочурку и неумело коснулась грудью ее ротика, девочка плаксиво сморщилась и не хотела сосать, потом начала кричать. Лиза беспомощно оглядывалась вокруг и, не выдержав, залилась слезами. Слезы падали на личико дочурки. Подошла, не отнимая от груди своего сына, Мотя, покачала головой.
— Опять ревет… Я только один раз ревела. А ты уже третий. Потяни сосок. Он у тебя маленький, как кнопка, вот девка и ревет — нечего ей в рот взять.
Как только разрешили Лизе ходить, она подошла к Марусе. Та нисколько не удивилась.
— Вы часто смотрите в мою сторону, и я так и думала — мы обязательно разговоримся с вами. Вы угадали: мне не то, чтобы тяжело, мне просто как-то не по себе… — Маруся отвернулась и тихо закончила: — Меня не радует появление ребенка. Я сама себя осуждаю, но… не могу. И Мария Андреевна так меня стыдила… Она вам нравится? Хороший человек!
Лиза подтвердила. Ей тоже нравилась акушерка Говорова. Маруся продолжала:
— Муж у меня очень славный. Он тоже учитель. Утешает меня, а ведь и ему нерадостно. Мне обидно, что так и не могла родить ему сына.
— Это не от вас зависит, — улыбнулась Лиза. — И, по-моему, грустить об этом не стоит… — Лиза оживилась. — Я бы нисколько не огорчилась, пусть бы у меня хоть пять девочек родилось!
— Ну уж, скажете!
— Нет, честное слово! — В этот момент Лиза верила в то, что говорила, — так ей хотелось утешить Марусю. — А у Карла Маркса все одни дочери были… и он нисколько не огорчался, а любил их!.. А Чехова вы любите? Помните пьесу «Три сестры»? Какие они все там чудесные… Маша… Ирина… — Лиза рассмеялась: — А третью как звать — забыла… Слушайте, Маруся, а давайте вашу дочку назовем — знаете, как?
— Как?
— Ириной! — Лиза вздохнула. — У меня есть сестра Иринка.
— Вы любите свою сестру, я вижу…
— Очень! — с жаром воскликнула Лиза. — Если бы вы видели ее: бойкая, умная, смелая! Ну, совсем не такая, как я. Знаете, кем она хочет быть?
— Кем?
— Журналистом! Будет писать в газету, журналы, а может быть, — Лиза вдруг положила руку на плечо Маруси, — напишет книгу о нас с вами… Ну, назовете дочку Иринкой? Договорились?
Маруся протянула бледную руку Лизе.
— Договорились, — и, полузакрыв глаза, она произнесла ласково и нерешительно: — Иринка…
Вскоре все заметили, что Маруся повеселела и, беря девочку из рук няни, улыбается ей. Лиза искренне радовалась.
Она понимала — проснулось в Марусе материнское чувство.
5
Надоело читать и думать о незаконченной дипломной работе. Лиза попросила Любавушку купить белых ниток и вязальный крючок.
— На, вяжи… Что будешь — салфетку или просто кружева? — Любава присела на край Лизиной кровати, потрогала кончик ее косы, просительно посмотрела на Лизу.
— Дай заплету…
Лиза улыбнулась:
— Пожалуйста.
Расчесывая длинные Лизины косы,
