Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена
Пока шли работы по устройству лагеря, Лидия Сергеевна со своим помощником Иваном Николаевичем, облачившись в специальные костюмы, двинулись к юртам. Они побывали сначала в одной, затем в другой юрте, потом долго бродили по степи, словно что-то искали. Они действительно искали и вскоре нашли труп старого Чултэма.
Лидия Сергеевна снова пошла в юрты, а Иван Николаевич вернулся в лагерь. Он отдал распоряжение санитарам готовиться к дезинфекционным работам на участке. Старый Чултэм оказался прав в своем диагнозе: в его семью пришла «черная смерть» — чума. И в несколько дней выкосила всех. От большой семьи не осталось никого.
Никого? Но, говорили, был еще мальчишка. Лидия Сергеевна пошла поискать, где же он? Если убежал в степь, если добрался до чьей-то юрты, то кто ни обласкает, ни накормит, ни приютит мальчонку станет жертвой и разносчиком черной смерти? Страшно, — если смерть пойдет гулять по степи.
Лидия Сергеевна зашла в одну юрту, затем в другую. Нет мальчишки. И вдруг услышала — или показалось ей? — не то сдавленный стон, не то вздох. Вернулась в юрту и увидела: плотно прижавшись к трупу молодого человека, мальчик крепко спал.
— Болен или не болен?
Разбудила мальчишку и, ухватив его за ручонку, поволокла из юрты. Испуганный ребенок упирался, кричал.
В лагере растерянность: «Мальчишка живой!» Растеряна какое-то время и Лидия Сергеевна. Она стоит у юрты и не знает, что дальше делать с этим орущим благим матом маленьким существом? Вести его в лагерь — значит совершить преступление перед товарищами, перед медициной. Живого оставить среди мертвых — значит совершить двойное преступление и перед своей совестью, и перед людьми.
«Мальчишку надо лечить, спасать надо!» — Лидия Сергеевна машет рукой: «Придите кто-нибудь». Иван Николаевич в ответ кивает головой: «Вас понял», — и отправляет к юрте одного из санитаров. Лидия Сергеевна поручает ему ребенка:
— Подержи его здесь, — а сама торопливо идет к лагерю.
— С мальчиком ухожу в изоляцию…
— Это — как? — не понимает Иван Николаевич.
— Вот там на мыске за ручьем, — обращается Лидия Сергеевна к Алтан-Цэцэг, — распорядись, пожалуйста, поставить юрту.
Алтан-Цэцэг привела отряд на Черную речку. Здесь их должен был встретить Ванчарай и сменить ее, но он почему-то не встретил. Пришлось остаться Алтан-Цэцэг. Она выслушала распоряжение Лидии Сергеевны и побежала к машине.
Теперь смысл происходящего дошел до Ивана Николаевича. Лицо его побледнело, на лбу выступила испарина.
— Лидия Сергеевна, что вы делаете? — сдавленным голосом спросил он.
Не удостоив Ивана Николаевича ответом, Лидия Сергеевна просит «начальника медицинской палатки» медицинскую сестру Санжид приготовить ампулы с противочумной сывороткой, с метиленовой синькой и дезинфекционные средства и все это уложить в санитарную сумку.
— Доктор Леднева, — закричал Иван Николаевич. — Шаг ваш, простите, считаю безрассудством. Мы не можем позволить…
— Не кричите, — остановила Лидия Сергеевна своего помощника, — и приступайте, пожалуйста, к работам. Вы остаетесь, Иван Николаевич, обязанности руководителя отряда
Лидию Сергеевну пытается еще остановить Алтан-Цэцэг, вернувшаяся на крик. Она напоминает. Лидии Сергеевне о том, что она мать двоих детей.
— Вот потому-то, милая Алтан, — тихо говорит Лидия Сергеевна, — я не могу оставить этого мальчика.
Вечер стоит тихий и настороженный. Кажется, переломи сухую былинку — в неподвижном воздухе паук разнесется далеко-далеко. По небу неторопливо кочуют облака, похожие на овчинки с ягнят. Молодой месяц узким серпом режет эти овчинки. Пахнет влагой и горьким дымом. Запах дыма едкий, раздражающий. Алтан-Цэцэг сидит у костра и думает. Ее мысли как дым — тоже едкие, раздражительные. «Ну, зачем она пошла?»
В соседней палатке тяжелым сном спят санитары. В палатке Алтан-Цэцэг мечется во сне медсестра Санжид. Всему отряду сегодня пришлось много поработать и много пережить. Вот и давят кошмары.
Алтан-Цэцэг всматривается в ту сторону, где стояли юрты семьи Чултэма. Там сейчас дотлевают жалкие остатки домашнего скарба, одежды, постелей. А перед вечером пылали три огромных костра. Сжигали вместе с юртами, облитыми бензином, все, что могло гореть. Огонь — верное средство для уничтожения даже чумных микробов.
На взгорье за ручьем мутным пятном белеет юрта, в которой находится Лидия Сергеевна с мальчиком. Оттуда нс слышно ни звука. Юрта кажется мертвой. Впрочем и сама степь, безмолвная и намаявшаяся, тоже кажется мертвой.
Алтан-Цэцэг хочется думать о том, что упорная воля удивительной русской женщины должна преодолеть, победить болезнь. Но тут же вспоминаются книги, прочитанные о чуме, и на сердце становится не просто тревожно, а жутко. Алтан-Цэцэг словно предчувствовала зимой, выпрашивая книги у Лидии Сергеевны, что с чумой ей придется встретиться. В недобрый час встреча состоялась… Из тех прочитанных книг в голову Алтан-Цэцэг какими то обрывками лезут сейчас описанные события, одно страшнее другого. Чума, как огромный косарь, в былые времена выкашивала начисто целые народы. Ужас охватывал города, страны и континенты. Спасения не было.
…Шестой век. Чума, названная Юстиниановой, прошлась по Египту, Сирии, Малой Азии и Европе и унесла около ста миллионов человеческих жизней. В течение, пятидесяти лет поигрывала косой, и никто ничего с ней не мог поделать.
…В четырнадцатом веке уже «черной смертью», она, начав свое мрачное шествие в глубинах азиатского материка, перебралась в Северную Африку, затем и Европу. Только одна Европа недосчиталась тогда двадцати четырех миллионов человек — одной четверти своего населения.
А потом на протяжении четырех столетий она ходила но городам и селам многих стран. Во время русско-турецкой войны в тысяча семьсот семидесятом-семьдесят первом годах она забрела в Москву и единым взмахом положила сорок тысяч человек. Никакая война не собирала такой обильной дани!
Находилось немало смельчаков, вступавших в борьбу с великим и жестоким «косарем». По одни гибли на самых дальних подступах, другие отступали. И совсем немногим удалось приблизиться, а потом и вышибить из рук косой ее большую, страшную косу. Это произошло уже в двадцатом столетии.
Один из смельчаков — русский ученый, советский академик-микробиолог Даниил Кириллович Заболотный.
В дореволюционные годы Даниил Кириллович участвовал в различных экспедициях по исследованию чумы и борьбе с нею. В тысяча восемьсот девяносто седьмом году он едет в Индию, оттуда караванным путем идет в Китай и Восточную Монголию. Работает в различных экспедициях в Аравии, Месопотамии, Персии. В тысяча девятьсот десятом-одиннадцатом годах руководит русской экспедицией по изучению легочной чумы в Маньчжурии. Здесь он устанавливает причину эпидемичности. Разносчиком болезни оказался тарбаган. Отсюда и сама болезнь в пароде получает название тарбаганьей. Даниил Кириллович выясняет пути распространения «тарбаганьей болезни», способы заражения и разрабатывает методы вакцинации… У него появляются десятки и сотни учеников-последователей. Лидия Сергеевна Леднева — одна из них.
Алтан-Цэцэг, размышляя, невольно примеряет поступок Лидии Сергеевны к себе — а смогла бы она пойти на такой шаг? — и не знает, как ответить. Если честно перед своей совестью, то, наверное, не. смогла бы… «Ведь до сих пор смертность заболевших легочной чумой почти стопроцентная… А заболеть — сущий пустяк. Болезнь передается и через воздух, и через предметы, и через воду. Так почему же, зная об этом, Леднева все-таки пошла?» — спрашивает Алтан-Цэцэг.
Раздались чьи-то шаги. Алтан-Цэцэг вздрогнула от неожиданности, подняла глаза — Иван Николаевич.
— Спать надо, девушка, спать, — повернулся, зашаркал к палаткам. Пробормотал — Красиво умереть— это и дурак сможет. Эх, голубушка…
«Красиво умереть? Неужели ради этого пошла Лидия Сергеевна с мальчишкой?» — колючий озноб пробежал по телу Алтан-Цэцэг. Она поднялась и устало побрела в палатку. Не зажигая огня, нашарила постель, легла. Но сон не идет. А за палаткой шаркают и шаркают подошвы. Иван Николаевич, как челнок, снует туда-сюда, туда-сюда. Его шаги затихают лишь перед рассветом. И в тот же час Алтан-Цэцэг забывается коротким и тревожным сном.
Глава восьмаяУтром Иван Николаевич позвал Алтан-Цэцэг в свою палатку. По красным глазам, по бледному, осунувшемуся лицу Алтан-Цэцэг поняла: ночь для Ивана Николаевича была трудной.
— Вот что, девушка, — глухо сказал он, — мне отсюда отлучаться нельзя. Я хочу попросить вас срочно съездить в поселок и доложить руководителям объединения, что дела наши плохи. Подтвердилось самое худшее. Пусть сообщат в аймачный центр: на Черной речке — очаг чумы. Кроме того, хочу с вами отправить два письма в Улан-Батор — министру здравоохранения Монголии и советскому послу. Надо своевременно поставить их в известность о безрассудном шаге доктора Ледневой и снять с себя вину за ее гибель…
