Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов
Другие события и другие новости будут поздней осенью, в предзимье, когда выпадет снег, подгонят стада пастухи, начнется забой оленей, праздник тундрового урожая, а значит, приезд новых людей из района и округа, развернется ярмарка — в Ольховку съедутся из Березовки, из Ламутского, из Мухоморного. «Аннушки» и торговые вертолеты будут курсировать каждый день. Вот уж когда жизнь закипит! А пока поселение малолюдно, сонно. Никто никуда не спешит. Только дети — как и всюду — носятся с собаками по селу или помогают старшим у реки.
На реке самое время — рыба скатывается с верховьев, тут ее и лови. Лов рыбы жители регулируют сами, рыбинспекции за все время никто отродясь не видывал, за все отвечал управляющий.
Днем при свете солнца Кузьмичев Коля оказался молодым вихрастым пареньком с комсомольским значком.
«Вот те на! — подумал Марков. — Секретарь-то — комсомольский».
Аникей в душе вовсе не сетовал, что местное начальство такое не солидное. Напротив, молодость управляющего как-то подняла авторитет Кузьмичева в глазах Аникея.
Николай пришел с реки и в здоровой руке у него было два здоровых ленка и связка хариусов.
— Вам на ушицу, — сказал он. — Столовой-то у нас нет, а без свежатинки как же?
— Уху-то на пустое грешно? — намекнул Афанасьич.
— Сходите в магазин сами. Вы приезжие, вам дадут. А нам сухой закон, — он почему-то рассмеялся.
— Даже для начальства? — удивился Аникей.
— Она мне не подчиняется, — вздохнул Николай. — У нее чукотторг начальство.
— Жил тут давно Петро, механик… — начал Афанасьич. — Баба у него Магда, продавщицей была.
— Так она и сейчас тут… — обрадовался Николай. — Там же, в магазине.
— Ну!
— Конечно. А Петра нет, уж с год как уехал и глаз не кажет. Видать, сбежал. — Он вздохнул. — От Магды.
— Я мигом! — спохватился Афанасьич.
— Постой, постой! — опередил его Марков.
— Ах, да.
Марков достал планшетку, вытащил деньги:
— Рюкзак вон захвати. Возьмешь, сколько даст, и хлеба не забудь. Компоты посмотри… Сгущенки бы не мешало. А так своих банок хватит.
— А чего брать-то?
— Чего даст…
Афанасьич прытко поспешал, не спросив, где торговая точка. Видать, знал туда дорогу.
— У вас кобыла молодая ногу сбила, рана на задней ноге…
— Черная?
— Да.
— Чайка… хорошая лошадь, выносливая, — сказал Аникей.
— А у нас вот якутские лошадки. Всего-то три. Два коня и мерин. Один, правда, жеребец, тот лихо-ой, и ни одной кобылы.
— А где наши-то? — вдруг дошло до Аникея.
— Вы ж их не стреножили, — ответил Николай. — Жеребец и увел ваших кобыл, вон они на лугу красуются. Чайка со сбитой ногой и та за ним ушла.
Тайга, Чайка и высокий черный жеребец, совсем не похожий на якутскую лошадь, резвились на поляне.
— Д-да, знать не шибко устали, — протянул Аникей.
— Природа — она свое берет.
— А кони?
— Вон… за домом.
За домом на самом берегу реки мирно щипали траву Орлик и Серый.
— Да не бойтесь, отсюда они никуда не убегут, — успокоил Николай Маркова. — Долго еще вам идти?
— Смотря как идти.
— А у нас ни одной кобылы, — гнул свое Николай. — И обменяться ни с кем нельзя. А в тайге без лошади как?
Николай собрал наколотые дедом дрова и понес их в дом.
— Сковородка есть?
— Есть, — ответил Аникей. — Только масла нет.
— Я сейчас. — Николай бросил связку рыбы на стол и побежал домой за маслом.
«Что ж он про кобыл намекал?» — соображал Марков.
Рыба была готова, а дед все еще не приходил.
— Встретились знакомые, — махнул рукой Марков.
— Я ведь веттехник сам, — продолжал Николай старую мысль, — ногу бы Чайке мы враз вылечили. А?
— Что?
— Продайте Чайку. Я вижу, она у вас пропустовала… А нам так жеребенок нужен. Куда ей сейчас идти, только загубите лошадь?
— Это не я решаю. Решает начальство экспедиции. А начальство далеко.
— Я видел, груза у вас мало, на двух лошадей хватит…
«Двух! — вдруг обожгло Маркова случайно вылетевшее слово. — Двух, двух… двух…»
С шумом ввалился Афанасьич, сбросил у порога тяжелый рюкзак.
— Отоварился!
— Долго что-то гулял.
— Давно не виделись.
Дед выложил на стол хлеб, консервы, достал две бутылки вина. Потом вытащил из-за пазухи бутылку водки и поставил персонально перед Марковым:
— Это лично тебе. Магда говорит, передай, мол, от меня своему начальнику. Приду вечером знакомиться. Еще с прошлого завоза хранится. Уважает!
— Ну уж! — смутился Марков.
— Еще шире стала! Надо же! — восхищался дед.
— Ты что, толстых любишь? — спросил Марков.
— Хм… гм… — закашлялся дед. — Половина мужиков любит толстых, а другая половина тоже их любит, только не признается.
— Ну, значит, я не отношусь ни к той половине, ни к другой, — засмеялся Аникей.
— А к какой?
— К третьей половине! Я люблю средних.
— Средних не бывает, — категорично отрубил дед.
— Значит, тонких, — поправился Аникей.
— Ох, хитер! Ох, хитер! — засмеялся дед.
— Почему же хитер? — удивился Аникей.
— Так тощие со временем все равно толстыми становятся, какую ни возьми.
— В перспективу начальник смотрит, — поддержал деда Николай.
— Ладно вам! — сказал Аникей. — Разливайте.
Афанасьич достал кружки. Открыл бутылку.
— Эх! — сказал он и почему-то посмотрел железную кружку на свет. — Все поле вел трезвую жизнь, почитай, боле ста дней…
— Сейчас не грешно, — сказал Николай.
Они чокнулись. На большой сковороде аппетитно лежали золотистые, зажаренные целиком хариусы.
Аникей принялся открывать банку компота.
— Мы купим у вас Чайку, — опять начал Николай.
— Зачем? — уставился на него дед.
— Она ногу сбила, — объявил Аникей. — Дальше ей не идти. А они вылечат…
— Я еще утром, пока вы спали, рану промыл и замазал.
«Смотри-ка, — подумал Аникей, — молодец».
— Как же мы недоглядели? — огорчился дед.
— Разве за этим углядишь? Много мы чего недоглядели.
— Да не переживай, Никей!
— Рация работает? — спросил Марков у Николая.
Тот посмотрел на часы:
— Вот сейчас как раз связь. А второй срок в семь вечера.
— Вы пока продолжайте, — встал Аникей из-за стола, — а я на почту. Отобью начальству телеграмму. Да и письма, кстати, сдам.
— Заморились наши коньки-горбунки, — сетовал хмельной каюр. — Вот уж истинно горбунки, — горбатились как лошади!
…Здание почты на Севере найти всегда легко — надо только посмотреть, у какого дома стоит мачта-антенна. Аникей мигом сориентировался.
Почта занимала крохонькое помещеньице. Одна комната разделена барьером — место для посетителей и служебное отделение. Во второй комнате радиостанция. Она же и жилая комната — постель и стол — вся обстановка. К радиостанции примыкает кухня с печкой.
Аникей перегнулся через барьер, заглянул в комнату:
— Здравствуйте, — сказал он.
Навстречу поднялась тоненькая высокая девушка в синем спортивном костюме. Длинные черные волосы аккуратно перехвачены лентой.
— Здравствуйте, с приездом! — весело сказала она.
— Спасибо. Бланк телеграммы можно?
Она протянула пачку бланков.
Он сел за стол писать телеграмму. Она же разбирала пачку писем, которые он сдал ей, и выписывала квитанции.
Что-то в ее лице смутило его, и он никак не мог сосредоточиться.
«Удивительно красивая, — думал он. — Или я просто одичал, четыре месяца ни одного женского лица».
Перо было сломанным, он взял другую ручку.
«Прошу вашего разрешения связи возникшей необходимостью передать двух лошадей отделению совхоза Ольховке и телеграфировать балансовую стоимость Чайки Тайги = Марков».
— Вот, — протянул он бланк.
— Больше ничего не будет? — спросила она.
— Нет. Только это и письма.
«Странно, — подумала она, — никаких личных телеграмм».
Она выписала квитанции.
— Когда уезжаете?
— Уже надоел? — улыбнулся он.
— Нет… что вы… оставайтесь. У нас давно не было гостей. Отдыхайте.
— Вот как раз этим мы сегодня и занимаемся. Скажите, — осмелел он, — как вас зовут?
— Меланья.
«Вот так имечко, не хуже моего», — подумал он. И сказал:
— Мила, значит.
— Не совсем.
— Мила, приходите сегодня к нам, вечером. После сеанса. Вы в семь кончаете?
— Да.
— Вот и приходите. Николай будет, Магда придет. Обещала. Придете? Мы остановились…
