Сергей Лисицкий - Этажи села Починки
— Алексей Фомич, работать я больше не буду. Освободите.
Романцов, на что уж спокойный — опешил. Минуты две длилось неловкое молчание.
— Как не будешь? Почему?..
— А так. Хватит! За неделю пало четырнадцать телят. Вчера только троих выволокли в овраг… А тут — народный контроль подоспел — разбираются…
«Вот те на, — мелькнуло в голове, — я ведь давно чувствовал, что непорядок там, но главный зоотехник да и управляющий заверяли… Боже мой, до каких же пор нельзя будет ни на кого положиться? Где сам недоглядишь — там и непорядок…»
Лукин между тем и заявление на стол положил.
— Царю небесный, — вслух произнес Романцов, прикрыв глаза. Он откинулся на спинку кресла и некоторое время находился как бы в полузабытьи. Очнувшись, сгреб бумажку-заявление, спокойно, не торопясь, изорвал его на мелкие кусочки, так же спокойно бросил в корзину.
— Ты вот что, — посоветовал директор незадачливому заведующему, — освободить тебя мы освободим. Зачем же нам работники, не желающие работать? Сам посуди. У нас — не принудиловка. Но все это будет потом. Сейчас же срочно возвращайся на ферму, помоги товарищам из контроля разобраться во всем досконально. Я сам скоро там буду. Задача ясна?
— Понятно, — недовольно буркнул Лукин.
— Ступай, а после разберемся. Силовать никого не будем, — пообещал директор. — Ну и денек, — произнес Романцов, когда посетитель вышел.
Как ни старался Романцов выбраться на ферму вскоре же после разговора с Лукиным, так и не смог: то — одно, то — другое, то — третье… Лишь после обеда он, махнув рукой на все, прямо из дома направился туда: появишься в управлении — опять не вырвешься…
По дороге он вспоминал, прикидывал, когда был тут последний раз. Выходило, что чуть больше месяца, в конце марта. Да, двадцать пятого марта. Тогда вроде бы было там все благополучно. По крайней мере, видимых причин для тревоги, которая сейчас надвинулась, не было, кажется. Правда, крупно пришлось тогда поговорить с главным зоотехником. По его указанию в коровий рацион было введено слишком много сочных кормов. А какие корма в конце зимы: силос, жом, немного сенажа. В противовес этому значилась в рационе гороховая солома и концентраты. Но соломы этой очень мало, и норму ее порядочно урезали сами раздатчики, а во-вторых, вместо концентратов выдавались подсолнечные семечки со шляпками, прямо из-под комбайна…
— Агрегат не действует — пожаловался завфермой. И тогда директор, сам тут же осмотрев машину АВМ-0,4, запустил ее в действие.
По внешнему виду, особенно когда смотришь издали, ферма не вызывает никаких тревог. Добротные белые стены здания, шиферные, тоже белеющие крыши, штакетник… Никогда б не подумал, что тут падеж телят.
Директор вошел через въездные ворота на подворье. И тут вроде бы ничего особо не вызывало тревогу. Разве лишь то, что там и тут покоились горы неубранного навоза.
Завидев директора, из конторки вышли заведующий, зоотехник, бригадиры, двое приезжих. Одного из них, что постарше, Романцов знал: из управления сельского хозяйства — народный контроль.
— Что нового?
Но так как вопрос не относился ни к кому конкретно, а вообще, то встречавшие директора лишь переглянулись. Зоотехник взглянул на заведующего, тот — на зоотехника.
— Ничего нового, — ответил за всех бригадир молодняка Голота, маленький коренастый мужичок, кривой на один глаз, — ничего нового, если не считать старых мозолей, что по-новому болят.
— Да-а, — как-то неопределенно произнес Алексей Фомич, — ну что ж, пойдемте, сперва поговорим, а после посмотрим ферму.
— Мы уж тут второй день ходим, Алексей Фомич, все облазили, — заметил знакомый районщик из сельхозуправления, — так что вот и бумагу сочинили.
— Вы уж извините, Алексей Фомич, может, что и не так, резко.
— А чего ж извинять, — окинул взглядом товарищей из народного контроля Романцов, — правда она и резкой бывает порой.
Протерев фланелькой очки и водрузив их на греческий свой нос, Алексей Фомич стал читать:
«Проект.
Совхоз «Рассвет» по вопросу сохранности поголовья уже слушался на заседании районного комитета народного контроля. Но должных выводов руководство совхоза до сих пор не сделало. Предложения об улучшении содержания коров и телят родильного отделения на первой ферме и о запрещении поступления туда коров с других ферм (так как там нет надлежащих условий для них) не выполнены.
По распоряжению главного зоотехника совхоза туда поступило более двухсот коров, из которых 132 содержались круглые сутки на улице, там же проходил и отел. Кормление было плохо организовано. Корм давался в неприспособленные кормушки, и большая часть его перемешивалась с землей.
Соли нет. Дрожжевание концентрированных кормов было прекращено, имели место случаи, когда коровы в течение трех суток получали одни концентраты, не было грубых и сочных кормов. Телята рождались слабыми, нежизнеспособными.
В профилакториях, где принимаются новорожденные телята, сыро, размещаются они по два в клетке. Допускается обезличка в уходе за молодняком. Группа телят с 6 по 21 апреля обслуживалась людьми, выделенными по наряду. В результате бесхозяйственности пало 14 телят.
Сухостойные коровы в отдельные группы не выделены. Они получают большое количество кислого корма. Нарушается распорядок дня. Все это причины падежа…
За допущенную бесхозяйственность, приведшую к падежу крупного рогатого скота…»
Далее шло перечисление фамилий, кому предлагалось какое взыскание.
— Что ж, для начала неплохо, — сказал Романцов. — Правда, насчет того, что должных выводов не сделано, — тут вы немного перегнули. Ну, да ладно… Спасибо. Постараемся копнуть и поглубже. Чую я, дело тут зашло далеко.
Директору не хотелось здесь же, при районщиках, продолжать этот разговор. «Сами разберемся», — прикинул он про себя. Поэтому спросил своих:
— Что конкретно делается сегодня?
— Алексей Фомич… — разом заговорили заведующий и зоотехник.
— Не все сразу, по одному, — недовольно сморщился директор.
— Послам прицеп за просянкой, — перебил заведующего зоотехник, — вот с помощью товарищей, — он кивнул в сторону приезжих, — договорились насчет соли. Машина сейчас уйдет…
— И что же, это разве такие проблемы, что без вмешательства народного контроля нельзя было обойтись?
— Вот и нельзя. Сколько мы добивались соли — все нет. Хорошо, что они приехали…
— Ладно, соль, — недовольно махнул Романцов. — Неужели и за соломой нельзя было съездить раньше?
Заведующий потупился, опустил взгляд, не находя что сказать.
— Добро, — неопределенно сказал Романцов, — идемте, покажите мне, что тут у вас происходит.
Перед входом в кормоцех директор увидел у трактора с прицепом Василия Кирпоносова. — Что привез?
— Корма. Что ж больше. Не успеваем подвозить.
В помещении кормоцеха чисто, на первый взгляд. Но это лишь на первый взгляд. Заглянул директор в кормушку, а она до половины заполнена силосом.
— Это что?
— Не поедают, — пояснил заведующий.
— Меньше давайте.
— Сколько в рационе, столько и даем.
— Это твое дело указывать зоотехникам, чтобы те пересмотрели его, рацион этот, — с раздражением произнес Романцов.
Еще больше вспылил директор, когда увидел, как с противоположного конца конвейера шел кормораздатчик Антон Гнатюк и вилами выбрасывал этот силос из кормушек прямо под ноги коровам.
— А что же делать? — удивился заведующий. — Надо же грубые корма загружать.
— Электроэнергии не хватает, — поддержал заведующего зоотехник, — да и лента транспортера не выдержит.
Алексей Фомич аж глаза кверху поднял. Посмотрел, а вверху горят лампочки, десятки больших электроламп. И это-то среди бела дня. Не поленился директор, прошел и сосчитал эти огни — тридцать восемь!..
— Считать умеете? — спросил он зоотехника и заведующего. — Если не можете, я вам посчитаю, сколько электроэнергии уходит впустую.
Смуглое лицо Романцова вмиг стало желтым, колючим…
— К завтрашнему дню чтоб здесь был порядок. Полный. После обеда, точно в такое же время, буду тут. Люди чтоб все на местах были. Говорить буду. А сейчас и смотреть ничего не хочу и детские разговоры слушать — тоже…
Гнатюк, слышавший разговор и подошедший в это время к начальству, кивая на зоотехника, оказал:
— Хоть я и малограмотный, Алексей Фомич, а знаю откуда падеж и отчего непорядок. Сколько раз говорил вот ему, — рабочий опять повел глазами в сторону зоотехника. — Вроде бы со мною и соглашается, а делает по-своему. Потому оно так и выходит…
Алексей Фомич хорошо знал Антона Гнатюка, который был несколько старше его, Романцова, а все время работал на постоянных работах и когда еще тут был колхоз. Мужик он был хозяйственный, рассудительный, с той крестьянской хитринкой во взгляде, за которой скрываются опыт прожитых лет, хозяйская сметка.
