Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов
Если бы Зинаида Алексеевна оттолкнула его чуть раньше, он имел бы право поделить вину на двоих. Сейчас этого права, делить вину, у него нет. Он все возьмет на себя. Он не позволит никому оскорбить Зинаиду Алексеевну. Он не опорочит ее имени.
А жене расскажет. Этого от него ждет Захар Михайлович. Чтобы он повинился перед женой. Ну что ж, он повинится, не станет отмалчиваться и делать вид, что ничего не было, потому что иначе окончательно и навсегда потеряет уважение тестя.
Тяжелый предстоит разговор, но другого выхода нет.
С этим Анатолий Модестович забылся уже под утро, когда, переговариваясь громко, на лед выходили самые нетерпеливые рыбаки. Сон его был тревожен. Кто-то гонялся за ним, за кем-то гонялся он, и Анатолий Модестович проснулся с тяжелой головой. Осторожно встал, чтобы не разбудить жену (к счастью, она не слыхала, как звонил будильник), сварил крепкого кофе и ушел на работу. По пути завернул в заводоуправление узнать, когда можно застать главного инженера. Секретарша сказала, что Харитонов будет часов в одиннадцать, но принять, наверное, не сможет, потому что приезжает какая-то комиссия из Москвы.
— Вы на всякий случай доложите, что я хотел бы поговорить с ним, — попросил Анатолий Модестович.
Выйдя из заводоуправления, он постоял у двери, размышляя, нет ли у него каких-нибудь дел в других цехах. В свой идти не хотелось. Но идти надо, никуда не денешься. И все же в кабинет он поднялся не сразу, побродил по участкам. Вообще-то он редко вмешивался в производственные дела непосредственно: каждый занимался своей работой, а его обязанность — координировать общие усилия коллектива.
Он пришел в кабинет за несколько минут до начала ежедневной «пятиминутки».
* * *
На столе лежало заявление Артамоновой.
Ровным, несколько угловатым почерком было написано: «Начальнику инструментального цеха тов. Антипову А. М. От начальника ТБ Артамоновой, раб. № 05116. Прошу уволить меня по собственному желанию в связи с семейными обстоятельствами».
Анатолий Модестович спрятал заявление в стол и включил селектор.
— Инструментальный! — раздался недовольный голос директора.
Значит, «пятиминутка» идет давно.
— Слушаю.
— Спите там?!
— Нет, не сплю.
— Что скажете по этому поводу?
— По какому?
— А говорите, что не спали! — сказал директор.
— Простите, Геннадий Федорович, задумался.
— Это хорошо, что вы иногда думаете. Но и других надо слушать! — Анатолий Модестович представил, как сейчас ухмыляются начальники цехов, и ему сделалось стыдно. — Шестой цех имеет претензии к вам. Гуревич, повторите, а то Антипов задумался.
— Вы задерживаете оснастку по двадцать первой позиции, — заговорил начальник шестого цеха Гуревич.
— Ничего подобного, — возразил Анатолий Модестович, мгновенно настраиваясь на привычный ритм «пятиминуток», когда кто-то наседает, кто-то оправдывается, а кто-то просто выкручивается, пытаясь свалить свою вину на другого. — По двадцать первой позиции мы полностью рассчитались на прошлой неделе.
— Шестой, — вмешался директор, — объясните.
— Если Антипов не вводит меня в заблуждение, — сказал Гуревич потухшим голосом, — тогда что-то напутали мои помощники. Я немедленно проверю, Геннадий Федорович, и доложу вам.
— Разумеется, проверите и доложите. А пока объявляю вам выговор. Или лучше лишить премии? Выбирайте.
— Лучше выговор.
— Так и запишем. Через двое суток все узлы по двадцать первой позиции должны быть сданы. Иначе голову сниму, ясно?
— Ясно.
— Поехали дальше, товарищи. У кого есть претензии к инструментальному?
Все молчали. Никому не хотелось вылезать с вопросами сейчас, когда директор не в духе. В динамике слышались шорохи, покашливание, шелест бумажек, приглушенные разговоры.
— Антипов, у вас тоже нет претензий ни к кому?
— Есть к кузнечному.
— Слушаю.
— Все то же, Геннадий Федорович, припуски. Ведь половину металла гоним в стружку.
— Соловьев! — позвал директор.
— Антипов там с жиру бесится, — спокойно проговорил Соловьев. — Ему бы вообще поковки без припусков, чтобы они только шлифовали.
— А мне кажется, что ты с жиру бесишься. Давай кончать с этим. Неужели каждый день повторять, что металл мы должны беречь, а не пускать на ветер?!
— Мы не ювелиры, а кузнецы, Геннадий Федорович.
— Хватит разводить демагогию. Иногда полезно и головой поработать.
— В самом деле, Пал Палыч, — вмешался кто-то из начальников цехов. — У тебя всегда и на все тысяча отговорок. Молодой Антипов прав, чего там.
— Заканчиваем, — сказал директор. — К Антипову есть вопрос у главного инженера.
— Здравствуйте, Анатолий Модестович, — проговорил Харитонов мягко. — Мне доложили, что вы хотели меня видеть. Дело срочное или потерпит два-три дня?
— Потерпит.
— Я позвоню вам, всего хорошего.
Снова включился директор.
— Напоминаю, товарищи, что до конца года осталось восемь дней. Учтите, я категорически запретил начальнику ОТК принимать продукцию в счет этого года первого января, запомните это и намотайте на ус. Желаю успешного выполнения плана.
— Геннадий Федорович! — взволнованно позвал Гуревич.
— Что еще?
— Мне только что доложили...
— Короче — оснастка у тебя?
— В общем, да...
— Разговоров нет, если хочешь получить премию. — В динамике щелкнуло, директор отключился.
Тотчас зазвонил телефон.
— Тебе что, больше всех надо? — зарокотал в трубке недовольный бас Соловьева. — Вечно лезешь. Чем недоволен?
— Я по-русски сказал, припусками. Если у вас нет других дел, прошу извинить, некогда.
— Черт с тобой, зайду на днях, потолкуем.
— Милости прошу.
Он положил трубку и вынул из стола заявление Артамоновой. Перечитал еще раз и написал в левом верхнем углу: «Возражаю». Потом вызвал табельщицу и велел пригласить Зинаиду Алексеевну.
Она пришла тотчас, словно ждала, когда ее позовут. На ней было вчерашнее темно-зеленое платье с глухим воротником-стойкой, которое очень выгодно смотрелось на ее ладной, подтянутой фигуре. Несмотря на свои почти сорок лет,
