Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
— Зачем тратить время, сваливая вину с одного на другого? Давайте отремонтируем старые силосные траншеи, а возле скотного двора построим силосную башню. Если позволят средства, можно сделать при кошарах теплые помещения для ягнят. Вот тогда государство скажет спасибо не за сводку, а за настоящую работу.
Но Саидгази не думал сдаваться. Он решил пустить в ход последний козырь:
— Шербек хоть и молод, да хитер. Он заговаривает нам зубы своей критикой, чтобы самому избавиться от наказания. Хочет выйти сухим из воды. Он говорит о сводке, посланной в райисполком. Но прежде чем она туда дойдет, ее посмотрят в сельсовете. Ее еще посмотрят специалисты и, если нужно, поправят нас. А вот ошибки зоотехника исправить труднее: время прошло, и деньги потеряны. Двести тысяч рублей потеряли мы в прошлом году из-за Шербека.
Саидгази щелкнул костяшками на счетах, как будто подтверждая свои слова. Некоторым этот аккомпанемент показался особенно убедительным. Ходжабеков заметил, что члены правления со злостью посматривают на Шербека.
— Я не верю бухгалтеру! Это клевета, — не сдержался Шербек.
Колхозники неодобрительно загудели:
— Почему так говоришь?
— Подсчитал человек, знает...
— Молчал бы уж!..
Ходжабеков воспользовался настроением людей, чтобы закрепить успех.
— Это ведь не Назаров подсчитывал, не отец вашей красотки. У нее вы учитесь клеветать на людей? Наверное, заразились от ядовитого поцелуя этой красавицы?..
Шербек побледнел и медленно поднялся. Все вокруг него было как в тумане, видел только лицо Ходжабекова, его злую улыбку. Он схватил стакан и со всего размаха швырнул его в это ненавистное лицо. Ходжабеков увернулся, и стакан разбился о стену.
Шербек выбежал на улицу. Он не слышал, как Саидгази крикнул ему вслед: «Хулиган!», а кто-то посочувствовал: «До чего довели парня».
Шербек бежал на берег Аксая, чтобы никого не видеть.
Охватив руками голову, он опустился на прибрежные камни. Он понимал, что погубил себя: Ходжабеков и Саидгази воспользуются его вспышкой, чтобы отдать его под суд. И никто из правления не заступится за него. А как он будет выглядеть на суде? Как никудышный зоотехник и вдобавок хулиган.
Все произошло так, как и думал Шербек: к концу сентября из районной прокуратуры приехал следователь. Шербека вызвали на допрос. Следователь был очень молод, бритва парикмахера еще не касалась его лица. На приветствие Шербека он кивнул головой, не отрывая глаз от лежавших на столе бумаг.
«Ну, конечно, — подумал Шербек, — председатель уже успел наговорить ему обо мне. Вот почему у него такое хмурое лицо. Разве можно не хмуриться, если перед ним стоит опасный хулиган и преступник».
— Ваша фамилия? Имя? Год рождения? — начал следователь допрос.
Часы бежали за часами. Короткий осенний день был на исходе, когда следователь, закончив протокол, вложил его в «дело», к удивлению Шербека, уже изрядно набухшее бумагами, и сказал:
— Образование у вас высшее, а вести себя не умеете. Спорить надо языком, а не руками. Теперь все оборачивается против вас.
— У меня к вам просьба... — с трудом вымолвил Шербек, — я не прошу снисхождения... Но к моей вине может прибавиться еще одна... Скоро надо начинать искусственное осеменение овец, нельзя упускать время, иначе мы сорвем план. Всего пятнадцать дней. Оставьте меня в покое на эти пятнадцать дней, не больше... А потом снимайте и отдавайте под суд!
— Что с вами делать — мы решим сами, — сухо ответил следователь. — Можете идти.
Выйдя из кабинета, Шербек отправился прямо в загон Бабакула. В этом загоне старый чабан держал для случки племенных баранов-рекордистов.
— Ну, как твои дела, сынок? — встретил его Бабакул. — А я жду тебя.
— Как же вы могли ждать меня — ведь слышали, что я наделал?
— Э, сынок, в горячке чего не бывает! А Ходжабекова ты не бойся. Есть районные власти, областные, там разберутся.
— А что решили с Суванджаном?
— Тоже под суд будут отдавать. Да ему что, море по колено! Отец за все ответит. Если в правлении скажут: платить за погибших баранов, заплачу. А у него другие заботы.
— Какие же?
— Айсулу у него в голове, да никак согласия не получит — упрямая девушка. Джанизак мой старый друг. Как только будет удобный момент — уговорю его отдать внучку моему Суванджану. Да только сейчас некогда этим заниматься, надо о наших рекордистах подумать. Что-то не нравятся они мне. Едят много, а поправляются плохо, какие-то вялые. Все ждал, что за лето они привыкнут к нашим условиям, да вот уже октябрь, а они все такие же...
«Неужели опять придется использовать местных производителей? Так и будем стричь с овец грубую шерсть, которая только и годится на войлок? — думал Шербек, шагая по загону. — Или отказаться от своей мечты, махнуть на все рукой?» А что скажут колхозники, ведь они так верили, что порода тонкошерстных овец будет выведена в их колхозе. Даже название этой новой породе он уже придумал: «Аксай». Нет, нельзя так легко отказываться от начатого дела, надо искать, искать...
Вернувшись домой, Шербек подошел к шкафу с книгами и начал лихорадочно перелистывать учебники по овцеводству. Несколько раз заходила Хури, упрашивала его поесть, но Шербек никак не мог оторваться от книжного шкафа. Вот, кажется, то, что он ищет: «Известия Академии наук», один из последних выпусков. Статья называется: «Способ усиления деятельности баранов гормонами». Но где найти эту гормональную сыворотку? Написать в Ташкент, в лабораторию Академии наук? Но письмо может залежаться в столе секретарши. А время идет. Не лучше ли поехать самому в лабораторию академии. Шербек даже вскочил, такой неожиданной и спасительной показалась ему эта мысль. И тут же вспомнил: а Ходжабеков? Он, конечно, будет против. Саидгази — тоже. Денег на дорогу они, конечно, не выпишут. А собрать правление их не заставишь. Да еще это следствие...
— Мама! — позвал Шербек.
— Я здесь, сынок! — Хури появилась в дверях.
— Мама, я хочу поехать в Ташкент. Есть очень серьезное дело. Но меня сейчас не отпустят, поэтому мне придется уехать тайком...
— Тайком? — заволновалась Хури. — Что же это за дело?
— Мама, вы же знаете, что я работаю над превращением наших овец в тонкорунных. Так вот, мне необходимо достать одно лекарство...
— Из-за одного лекарства столько беспокойства, сынок.
— Если я не достану этого лекарства, вся наша работа пойдет насмарку. Разве вы хотите, чтобы я опозорился перед людьми?
— О, что ты говоришь?! — Хури даже испугалась. — Тогда поезжай скорее. Сколько времени ты там пробудешь?
— Самое большее — пять дней. Только у меня нет денег. Одолжите мне тысячу из ваших денег.
Хури открыла сундук и прошептала:
— Берегла для свадьбы, а оказывается — на дорогу.
— Не грустите, мама, я верну ваши деньги в двукратном размере, — улыбнулся Шербек.
— Эти деньги твои, сам их заработал и сам знаешь, что с ними делать. Только похоже, что вся твоя жизнь пройдет в заботе об овцах, очень уж дорого обходятся тебе эти хлопоты, — грустно заметила Хури. Помолчав, она торжественно произнесла: — Да будет твой путь удачным! Пусть исполнятся все твои желания!
Хури проводила сына до калитки и вернулась в опустевший дом.
Прошел день. Следователь после допроса Суванджана попросил его сходить за Шербеком.
— Шербека нет, он в Ташкенте. Вернется через два дня, — ответил Суванджан, знавший от отца об отъезде Шербека.
Следователь послал за председателем. Вместе с ним пришел и Саидгази.
— Шербек уехал в Ташкент. Вы ему разрешили, товарищ председатель?
— Да я и не знал об этом! — В голосе Ходжабекова была радость, хотя он и старался скрыть ее.
— Видите, как самовольничает. Это же чудовищное нарушение трудовой социалистической дисциплины! — сказал бухгалтер.
— Э, Саидгази, что там говорить о дисциплине! Здесь дело посерьезнее, мне кажется, что наш зоотехник сбежал. Увидел, что племенные бараны-рекордисты не годны для случки. Срывается государственный план! Шутка ли! Одно преступление за другим. Он, конечно, рассчитал, что вся беда падет на голову председателя, и удрал.
— Далеко не убежит, — сказал следователь. — Только затягивает дело — вот о чем приходится думать. Но на всякий случай надо позвонить прокурору. Может быть, нужно объявить розыск.
Втайне радуясь исчезновению Шербека, Ходжабеков сам стал обходить загоны. Увидев в загоне Бабакула расслабленно лежащих баранов-рекордистов, он закричал:
— Я покажу этому негодяю! Бросил нас в беде и сбежал!
— Кто сбежал? — удивился Бабакул.
— Шербек, кто же еще! Понял, что тысячи колхозных овец могут остаться яловыми, и сбежал.
Бабакул-ата улыбнулся.
