Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом
— Власть в Приморье принадлежит правительству России. Портрет нашего председателя Совнаркома снят не будет! — решительно заявил Костров.
Прошло несколько томительных минут. Маркиз Мицубиси вполголоса переговаривался с Отани. Любезная улыбка рассекла его неподвижное лицо. Он заговорил мягко, вкрадчиво:
— Вы, господа, не поняли сиятельного князя Отани. Генерал не требовал снять портрет главы московского правительства, я прошу записать это в протокол. Их сиятельство поразил красный фон. В Японии красное является монополией женщин и детей. Мужчина, а тем более государственный деятель на красном фоне — это нам непонятно.
— Здесь русская земля и русские порядки, — мрачно прогудел Шадрин. — Надо их уважать!
— Я согласен с вами, господа, но их сиятельство впервые в России и многое ему еще не ясно.
После оглашения ряда документов устроили перерыв. В буфете Мицубиси взял Кострова под локоть и увлек его на балкон.
— Не обижайтесь, Богдан Дмитриевич! Разрешите вас так называть. Князь по-своему прав, он солдат, а значит, прямолинеен и прост. Цвет вишни — любимый у японцев, но военные его отвергают. Япония — своеобразная страна. Приемля все новое, что дает цивилизация, она продолжает свято хранить старинные обычаи и традиции. Князь Отани приверженец старины. Он живет в крохотном домике. В Токио он не пользуется автомобилем, выезжает на коляске рикши. Обедает в старинном ресторане, в котором едят палочками, сидя на ковре за низеньким, столиком… Вы еще не знаете нашу страну, а жить в дружбе можно, только хорошо зная и понимая друг друга…
Из-за роговой оправы очков на Кострова смотрели холодные немигающие глаза, смотрели враждебно.
Мицубиси стиснул пальцами подлокотники кресла, откинулся на спинку.
— Нам бы хотелось, чтобы русские власти ликвидировали деятельность социалистических групп, угрожающих безопасности, миру и спокойствию в Корее и Китае.
Костров улыбнулся.
— Мы запретили деятельность всяких социалистических групп, — скупым жестом он подчеркнул последние слова. — Нас за это ругают меньшевики, эсеры, кадеты… Особенно неистовствуют анархисты.
— О нет, это не то!
— Тогда я вас не понимаю.
— Вы шутите, Богдан Дмитриевич. Я бы хотел, чтобы вы точнее выразились. Знаете, если хочешь познать истину, учит японский мудрец Дайко-Сюнтай, начинай с себя…
Костров поглядел на часы.
— Кстати, где вы учились русскому языку? — спросил он.
— Я закончил в Петербурге юридический факультет. Россия — моя вторая родина!
Перерыв закончился.
Князь Отани заговорил о японских претензиях на тихоокеанское побережье, о тесноте на островах Японии, о капиталах, которые Япония могла бы использовать для помощи Советской республике в разработке естественных богатств.
Переводчик, сухощавый японец в сером костюме, почтительно стоял за креслам генерала, переводил, стараясь передавать все интонации своего шефа.
— Когда уйдут из тихоокеанских бухт ваши корабли? — неожиданно спросил Суханов. — Мы требуем, чтобы ваши корабли отошли в свои воды.
— Требуете? — Отани сжал мясистый кулак. — Вы смеетесь, господин мэр? Мы не можем вернуться к себе прежде, чем не восстановим должный порядок в России. Войска, которые находятся во Владивостоке, являются лишь частью тех, которые в скором времени должны приступить к обезвреживанию анархистских элементов, мешающих нормальной жизни не только русского народа, но и сопредельных с ним государств.
Придерживая рукой волочащийся палаш в серебряных ножнах, Отани подошел к карте и заговорил так, словно командовал войсками. Переводчик, как тень, последовал за ним.
— Мне нелегко говорить о том, что решил божественный микадо. Будь я волен поступать по своему усмотрению, я охотно был бы сговорчивее, но воля императора для меня закон. Я солдат и знаю только один язык — язык артиллерии. Ваша армия вот на этой территории, — князь небрежно очертил круг на карте от Владивостока до Байкала, — должна быть разоружена. Комиссии из японских офицеров, мною назначенных, примут от нее оружие.
Шадрин ответил твердо:
— Оружия мы не сдадим.
Его поддержал Суханов:
— Это ультиматум, а не условия для дружественных переговоров.
На лице Мицубиси скользнула и сейчас же погасла улыбка.
— Вы, господин мэр, преувеличиваете. Меч не всегда карает, нередко он является залогом большой дружбы. Разве плохо содружество таких держав, как Россия и Япония? Мы рекомендовали бы сдать оружие, опереться на плечо дружественной державы. Без нашей помощи вам не выдержать натиск реакционной Европы и заокеанской республики. Кто другой, кроме истинного друга, может так рисковать жизнью своих подданных, как это совершает наш божественный император?
— Такие условия, господин полковник, для нас неприемлемы, — заговорил Костров. — Выполнение ваших требований не что иное, как передача власти японскому командованию.
— Неправда, господин посол! — возразил Отани. — Ваши солдаты убивают японских подданных. Я вынужден защищать жизнь и имущество подданных божественного императора. Сами судите, что же мне остается делать? Пусть простит меня добрый русский народ, но его неблагоразумные дети первыми обнажили меч.
— Я протестую против такого заявления, — возразил Суханов.
Коричневые, а золотых кольцах пальцы Мицубиси протянулись к меньшевистской газете «Далекая окраина». Он прочел сообщение о нападении русских красногвардейцев на японскую контору «Исидо» и якобы совершенном ими убийстве Мацмая.
— Ложь! — отрезал Суханов. — Следствием установлено, что убил Мацмая японский подданный Цукуи, известный ронин[16].
— Цукуи в списках консульства японских подданных не числится.
Мицубиси спрятал в портфель газету и выжидающе забарабанил пальцами по столу.
Костров взял слово для официального заявления:
— Ультиматума генерала Отани мы принять не можем. Требование о предоставлении японскому командованию свободы действий, о восстановлении офицеров царской армии в их прежних званиях, о свободе белогвардейских солдат, выступающих против революционных войск, выполнено не будет. Правительство РСФСР не может взять на себя ответственность за порядок и спокойствие на Дальнем Востоке, за жизнь японских солдат, если свобода действий остается за японским командованием.
Ему отвечал Мицубиси:
— Интересы России, а не Японии требуют, чтобы японская армия помогла установить заслон в Приморье против нашествия исконных врагов наших дружественных стран. Будьте благоразумны, туман нельзя рассеять веером, и, если жажда сжигает рот, не пейте воды из кувшина грабителя. Я мог бы, господин посол, подсказать хорошее решение вопроса — объявите дальневосточные области независимыми от Европейской России. В этом случае мы бы гарантировали экономическую, торговую и военную помощь нашей родины. Мы не возражаем, если и представители большевиков войдут в правительство Дальневосточной республики. Коалиционное правительство, что может быть надежнее, устойчивее?
— Мы считаем такую постановку вопроса оскорбительной. Правительство РСФСР избрано народом, и не нам с вами решать этот вопрос. Ваши соображения прошу адресовать в Кремль, главе Советского правительства.
Отани поднялся с кресла.
— Вы должны, господин посол, согласиться на наши условия, — угрожающе проговорил он. — Если вы этого сейчас же не сделаете, то Владивосток и его крепостные сооружения будут превращены в груду развалин. Убийство японских подданных удостоверено городской управой, и отвечает за это московское правительство. Решайте немедленно, если вы человек благоразумный, иначе адмирал Хиракиру Като прикажет крейсерам открыть огонь.
Костров надел фуражку.
— Я подумаю о некоторых вариантах ваших предложений. Через три дня будет наш ответ.
— Город, князь, можно разрушить, — прогудел Шадрин, — но землю, на которой он стоит, уничтожить нельзя.
ГЛАВА 23
Маркиз Мицубиси проснулся, посмотрел на часы в футляре из орехового дерева с затейливыми инкрустациями. Холеная рука с наманикюренными ногтями протянулась к кнопке электрического звонка.
Слуга опустил шторы, тщательно расправил их, чтобы ни один луч солнца не беспокоил маркиза.
После ванны, массажа и завтрака маркиз сел за письменный стол, пододвинул к себе лист плотной бумаги. Он старательно выводил русские буквы.
«Его превосходительству, особо доверенному послу Российской Советской Федеративной Социалистической Республики генерал-комиссару господину Кострову.
Уважаемый господин посол!
На днях я покидаю пределы гостеприимной России, дружбу с которой я всегда ценил как высшее проявление особого расположения к русскому народу. Перед отъездом мне бы хотелось видеть Вас, чей ум и твердое сердце решат благоприятный исход переговоров. Мне бы хотелось высказать Вам лично благодарность и пожать Вашу руку. Россия и Япония — два великих государства, решающие судьбу всех народов. Взаимное уважение полномочных послов этих держав подтвердит лишний раз дружбу наших народов. В 19 часов 45 минут местного времени ожидаю Вас, господин особо доверенный посол, в своей резиденции. Примите мое искреннее расположение к Вам и русскому народу и глубокое уважение к России.
