Дмитрий Холендро - Городской дождь (рассказы)

Старичок между тем заспорил, что здесь прекрасная природа, и с балкона многое видно.

— Я, например, смотрю на птах.

— Каких?

Он показал, как на круглой плите теплопровода уселись озябшие воробьи. Они поджимали лапки, припадали грудками к плите и сидели без движения, отогревались.

После обеда впервые вышли из дома во двор, покрошили птахам хлеба, погуляли немного. Она узнала, что его зовут Поликарпом Ивановичем, и себя назвала — Анна Семёновна.

— Познакомились, — сказала она со смехом.

— Да, — ответил он. — Вот так.

Вечером Поликарп Иванович ждал её в фойе кинозала, стоял, опираясь на «палицу», у самой лестницы и смотрел, кто поднимается. На нём была белая рубашка и галстук, завязанный так крепко, что казалось, от этого на шее вздулись жилы. Гладкий, словно фанерный, костюм мешал поворотливости, но она вдруг пожалела, что не переоделась, пришла, в чём ужинала. У неё лежало в чемодане почти новое платье, тёмно-вишнёвого цвета, с гипюром, всю жизнь мечтала о таком, давно сделала, да только стеснялась почему-то надевать.

— У меня два билета, — сказал он.

Значит, купил заранее. Она спросила:

— Зачем вам столько?

— Для вас, — ответил он.

Картина была такая, что ли, но они разговорились после кино, и выяснилось, что он уже четвёртый год вдовец, живёт один, как гвоздь в стене; сын его, офицер, служит в армии, далеко, на Сахалине; а она выдала дочек замуж и осталась ни с кем.

Перед сном она вынула из чемодана своё почти ненадёванное вишнёвое платье и повесила его в шкаф, на плечики. Про себя подумала: «Пусть в шкафу повисит, чего ему в чемодане мяться?»

Утром она увидела с балкона, что облако, которое несколько дней не двигалось в синем просторе неба, сошло с места, наползло на солнце и, словно проснувшись, стряхнуло с себя рой редких, но крупных снежинок. Стало теплее, и внизу, под балконом, наиболее рискованные и предприимчивые отдыхающие выставили натёртые лыжи.

Она посматривала то на небо, то на деревья, то на лыжников, отъезжающих от порога санатория к лесу, и нет-нет косилась через плечо на пустую раковину плетёного кресла у балконных дверей, слегка присыпанную снежным пухом. Где же Поликарп Иванович-то?

— А это финские санки! — наконец раздался за спиной хрипловатый голос, и она повернула голову и улыбнулась так, что щёки её совсем наползли на глаза.

— Был у врача, — сказал он.

— Заболели?

— Чепуха, — сказал он. — Делать им нечего… Посмотрите, какие санки!

Две девушки в куртках с мехом, в зелёных брючках, вязаных шапочках, выкатились на санках из-за угла корпуса. За углом был сарай, называемый «лыжной базой». Там и выдавали весь этот, как шутили отдыхающие, «бесплатный зимний транспорт» напрокат, в смысле — покататься. Они остановились, поджидая кого-то и смеясь чему-то своему.

Анна Семёновна разглядывала диковинные санки…

Санки выглядели непривычно. На тонких железных полозьях стоял стул, сбитый из деревянных планок. Был он на высоких ножках, но сам небольшой, уютный, словно бы детский. На него, по рассказам Поликарпа Ивановича, сажали детей. Или клали сумки с покупками. Потому что эти санки служили не только для увеселения. На них ездили по скользким, горбатым от сугробов улицам в магазины, в киоск за газетами, на почту, на станцию — встречать родственников из города, высыпавших из электричек с ношей, оттягивающей руки. Складывали вещи на саночные сиденья — и руки свободные!

Впереди полозья плавно загибались, а сзади вытягивались из-под стула гибкими хлыстами. Ездок ставил одну ногу на такой полоз, другой отталкивался, разгоняясь, потом ставил вторую ногу и долго катился, держась, как за руль, за круглую перекладину, которой кончалась спинка стула.

Это были санки-коньки. Очень послушные. Поликарп Иванович спросил:

— Хотите попробовать?

— На санках? — удивилась она и покраснела. — Ой, да что вы!

Она не знала, обижаться или смеяться. На всякий случай усмехнулась, покрутила головой, закутанной в платок. А он приставал:

— Это легко! Через пять минут — раз, раз! — и научитесь!

— А вы пробовали? — спросила она.

— Нет.

Она покрутила ещё головой и поднялась.

— Мне ведь тоже к врачу, совсем забыла.

Поликарп Иванович приоткрыл дверь в вестибюль, но Анна Семёновна задержалась и посмотрела, как в окружении лыжников поехали на финских санках две девушки. Заскользили легко и быстро, оставляя сзади тонкие прорези в снегу.

Пробравшись в вестибюль, Анна Семёновна заметила на себе этот снег и осторожно провела рукой по плечам, стараясь, чтобы снег остался в варежке. Однако и в приоткрытую дверь успело занести снег, он лёг коротким и прозрачным языком на ковёр. Поликарп Иванович попытался смахнуть его валенком, но от валенка осталась целая снежная полоса, и он поспешил успокоить Анну Семёновну:

— Ничего… Снег чистый…

В это время его окликнули из-за карточного стола:

— Кавалер! Тут люди, между прочим, сидят. Дверь закрой!

— Извините, — забормотал Поликарп Иванович и стал закрывать дверь, она не сразу поддалась, и тогда высокий белобрысый парень громко сказал из-за карточного стола:

— Ромео и Джульетта явились с того света!

Он сказал это громко, на весь вестибюль, и за столом звонко прыснули, и звонче всех курносая девушка, которой, как видно, белобрысый парень хотел понравиться, и она это чувствовала, оттого и смеялась легко и неудержимо. Анна Семёновна услышала, остановившись в начале коридора, и Поликарп Иванович услышал, прикрыл дверь и пошёл к столу. Он приподнял палку, подбрасывая её на ходу и пропуская по ладони, пока не схватил и не сжал за тонкий конец.

За столом притихли.

Белобрысый парень встал, откачнулся невольно.

— Поликарп Иваныч! — испуганно крикнула Анна Семёновна.

Он ударил палкой по столу так, что карты подпрыгнули, и несколько штук слетело на ковёр. Звук от удара получился громкий, Анна Семёновна вздрогнула.

Белобрысый парень хотел что-то сказать, но вскочил внушительный сосед, загородил и оттолкнул его.

— Поликарп Иваныч! — повторила Анна Семёновна.

Курносая девушка закричала:

— Дедушка, вас зовут!

Он повернулся, не сказав ни слова, и пошёл.

Анна Семёновна повела его в свою комнату, благо не было соседок, усадила в мягкое кресло и попросила успокоиться. Она налила ему валокордина, разбавила водой из кувшина, заставила выпить.

— Хлюст! — наконец выдавил сквозь зубы Поликарп Иванович.

А она сказала, что вот пойдут молодые люди к главврачу, пожалуются, что они открывают балконную дверь на втором этаже и устраивают сквозняки, а ведь не лето, и ещё прибавят, что чуть-чуть не убили палкой одного, а главврач возьмёт и выпишет нарушителей из санатория…

— И пусть, — сказал Поликарп Иванович, — у меня дома хорошая комната.

— И у меня тоже хорошая комната, — сказала она, чтобы поддержать его.

Он смотрел на неё и опять улыбнулся.

— Давайте жить вместе.

Она засмеялась, но он смотрел на неё всё так же, и глаза ждали серьёзного ответа. И она сказала смеясь:

— Ой! Да что вы такое говорите!

— Вы не думайте, — сказал он, — я всё умею сам делать. Даже стирать. И по магазинам хожу. Будете посылать меня. Всё умею! Я…

Он замолчал и развёл руками, словно искал какие-то слова.

— Зачем же я вам тогда? — спросила она.

— Я вас буду защищать, — ответил он так же просто, как просто она спросила.

— Нет, — сказала она, вдруг засмущавшись и стыдливо заморгав глазами. — Никто на меня не нападёт, и защищать меня ни от кого не надо.

— Ну, ладно… А на финских санках хотите попробовать?

— Спасибо, — сказала она. — Я боюсь. Упаду ещё.

— Встанете и отряхнётесь, — сказал он. — Я помогу…

Но, когда они взяли санки и покатили их к лесу, она решительно потребовала:

— Я одна. С вами — ни за что.

Она стеснялась поставить ногу на полоз, стеснялась толкнуться другой ногой, стеснялась, что стояла у санок, а попробовать хотелось, и она повторяла:

— С вами не пойду!

— Ну, — сдался он, — идите одна, идите. Самое главное… не бойтесь!

И она одна покатила санки в лес, а он зашагал назад, не оглядываясь, и только брызги снега разлетались в стороны от его «палицы».

Санки не слушались её, тыкались в сугробы, выпрыгивали из-под ног. Но она была упрямая и старалась проехать хоть немного. Встречные лыжники оглядывались на неё удивлённо и весело, и ей становилось всё веселее. Один помог ей подняться, когда она упала… «Ни за что не признаюсь своему кавалеру», — подумала она. Но, вернувшись, сразу крикнула Поликарпу Ивановичу, который ждал её в парке:

— Три раза свалилась!

После обеда он отправился отдыхать, в санатории был «тихий час», а она снова вышла в парк. Санки её стояли на площадке у корпуса. Здесь все оставляли санки и лыжи, чтобы покататься перед вечером.