Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»
Таким образом, вторая глава существенно переработана автором в сравнении с ее первым вариантом. К сожалению, название ее так и не удалось выяснить.
Название третьей главы сохранилось — «Шестое доказательство» (по-видимому, «цензоров» этот заголовок удовлетворил). Эта глава менее других подверглась уничтожению, но все же в нескольких местах листы из тетради вырваны. Почти под корешок обрезаны листы, рассказывающие о том, как действует Толмай по заданию Пилата. Но даже по небольшим обрывкам текста можно понять: Толмай не смог предотвратить «несчастье» — «не уберег» Иуду.
Немалый интерес представляют некоторые зачеркнутые автором фразы. Так, в том месте, где Воланд рассуждает о толпе, сравнивая ее с чернью, Булгаков зачеркнул следующие его слова: «Единственный вид шума толпы, который признавал Пилат, это крики: „Да здравствует император!“ Это был серьезный мужчина, уверяю вас». Тут же напрашивается сопоставление этой фразы Воланда с другой, сказанной им перед отлетом из «красной столицы» (из последней редакции): «У него мужественное лицо, он правильно делает свое дело, и вообще все кончено здесь. Нам пора!» Эта загадочная реплика Воланда, видимо, относилась к правителю той страны, которую он покидал. В устах сатаны она приобретала особый смысл. Следует заметить, что этот фрагмент текста до настоящего времени так и не вошел ни в одну публикацию романа, в том числе и в пятитомное собрание сочинений Булгакова. В нынешней публикации мы восстанавливаем его.
К сожалению, конец главы также оборван, но лишь наполовину, поэтому смысл написанного достаточно легко воспроизвести. Весьма любопытно поведение Воланда после гибели Берлиоза (в других редакциях этот текст уже не повторяется). Его глумлению над обезумевшим от ужаса и горя Иванушкой, кажется, нет предела.
«— Ай, яй, яй,— вскричал [Воланд, увидев] Иванушку,— Иван Николаевич, такой ужас!..
— Нет,— прерывисто [заговорил Иванушка],— нет! Нет… стойте…»
Воланд выразил на лице притворное удивление, а Иванушка, придя в бешенство, стал обвинять иностранца в причастности к убийству Берлиоза и вопить: «Признавайтесь!» В ответ Воланд предложил Иванушке выпить валерьяновых капель и, продолжая издеваться, проговорил:
«— Горе помутило [ваш разум], пролетарский поэт… У меня слабость… Не могу выносить… ауфвидерзеен.
— [Зло]дей, [вот] кто ты! — глухо и [злобно прохрипел Иванушка]…— К Кондрату [Васильевичу вас следует отправить]. Там разберут, [будь] покоен!
— [Какой] ужас,— беспомощно… и плаксиво заныл Воланд…— Молодой человек… некому даже [сообщить], не разбираю здесь…»
И тогда Иванушка бросается на Воланда, чтобы сдать его в ГПУ.
«Тот тяжелой рукой [сдавил] Иванушкину кисть, и… он попал как бы в [капкан], рука стала наливаться… [об]висла, колени [задрожали]…
— Брысь, брысь отс[юда,— проговорил] Воланд,— да и… чего ты торчишь здесь… Не подают здесь… Божий человек…— [В голове] завертелось от таких [слов у] Иванушки, и он сел… И представились ему вокруг пальмы…»
Четвертая глава «Мания фурибунда» представляет собой отредактированный вариант главы «Интермедия в Шалаше Грибоедова» из первой редакции. Булгаков подготовил эту главу для публикации в редакции сборников «Недра» и сдал ее 8 мая 1929 г. Это единственная точная дата, помогающая установить приблизительно время работы над двумя первыми редакциями романа.
Сохранилось также окончание седьмой главы (обрывки листов с текстом), которая в первой редакции называлась «Разговор по душам».
Можно с уверенностью сказать, что вторая редакция включала по крайней мере еще одну тетрадь с текстом, поскольку чудом сохранились узкие обрывки листов, среди которых есть начало главы пятнадцатой, называвшейся «Исналитуч…». Следовательно, были и другие главы. Видимо, именно эти тетради были сожжены Булгаковым в марте 1930 г.
13
Евангелие от Воланда.— Условное название второй главы второй черновой редакции романа, поскольку лист текста с названием главы вырезан ножницами.
14
— Гм,— сказал секретарь.— С этой фразы начинается текст второй главы романа. До этого, как видно из сохранившихся обрывков вырванных листов, описывалось заседание Синедриона, на котором Иуда давал показания против Иешуа. Вероятно, Булгаков использовал при этом различные исторические источники, но из рабочих материалов сохранились лишь отдельные записи. Очевидно, они были уничтожены вместе с рукописями. Существуют более поздние записи писателя, касающиеся заседания Синедриона, решающего судьбу Иешуа: «…был приведен в синедрион, но не в Великий, а в Малый, состоявший из 23 человек, где председательствовал первосвященник Иосиф Каиафа». Эта выписка была сделана Булгаковым из книги Г. Древса «История евреев от древнейших времен до настоящего» (Одесса, 1905. Т. 4. С. 226).
15
— Вы хотели в Ершалаиме царствовать? — спросил Пилат по-римски.— Смысл вопроса соответствует евангельским повествованиям: «Иисус же стал перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский?» (Мф, 27:11). Согласно Евангелиям от Матфея, Марка и Луки, Иисус Христос на допросе Пилата молчал. Однако в повествованиях Евангелия от Иоанна Иисус Христос отвечал на вопросы Пилата. Булгаков при описании данного сюжета взял за основу именно Евангелие от Иоанна, но трактовал его вольно, сообразуясь со своими творческими идеями.
16
Слова он знал плохо.— Добиваясь точности в изложении исторических деталей, Булгаков уделяет большое внимание языкам, на которых говорили в те времена в Иудее. В черновых материалах можно прочесть, например, такие записи: «Какими языками владел Иешуа?», «Спаситель, вероятно, говорил на греческом языке…» (Ф а р р а р Ф. В. Жизнь Иисуса Христа. М., 1888. С. 111), «Мало также вероятно, что Иисус знал по-гречески» (Р е н а н Ж. Э. Жизнь Иисуса. СПб.: Изд-во Н. Глаголева. С. 88), «На Востоке роль распространителя алфавита играл арамейский язык…», «Арамейский язык… во времена Христа был народным языком, и на нем были написаны некоторые отрывки из Библии…». Поскольку официальным языком в римских провинциях была латынь, Пилат (речь идет о ранней редакции романа) начинает допрос на латыни, однако, убедившись, что Иисус плохо владеет ею, переходит на греческий, который также использовался римскими чиновниками в Иудее. В позднейших редакциях романа Пилат, выясняя грамотность арестованного, обращается к нему сначала на арамейском, через некоторое время переходит на греческий и наконец, убедившись в блестящей эрудиции допрашиваемого, использует латынь.
17
Иешуа (в других редакциях Ешуа) — сокращенная форма имени Иегошуа, которое означает «Яхве есть спасение». Иисус — грецизированная форма имени Иешуа.
18
…тысяча девятьсот лет пройдет…— В следующей редакции: «…две тысячи лет пройдет, ранее… (он подумал еще) да, именно две тысячи, пока люди разберутся в том, насколько напутали, записывая за мной». В последней редакции: «Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время».
19
…ходит он с записной книжкой и пишет… этот симпатичный…— В материалах к роману есть весьма любопытная выписка: «Левий Матвей и Мария. Также последователем был богатый мытарь, которого источники называют то Матфеем, то Леви и в доме которого Иешуа постоянно жил и вернулся с товарищами из самого презренного класса. К его последователям принадлежали и женщины сомнительной репутации, из которых наиболее известна Мария Магдалина (из города Магдалы — Торихен близ Тивериады)… Г р е т ц. История евреев. Том IV. С. 217».
20
О, Каиафа…— Иосиф Каиафа (у Булгакова в окончательной редакции — Каифа) — первосвященник с 18 г. н. э. (по другим сведениям, с 25 г. н. э.). В 36 г. н. э. смещен с должности сирийским легатом Вителлием.
21
Quid est Veritas? — Далее в черновике:
«— Ты все, игемон, сидишь в кресле во дворце,— сказал арестант,— и оттого у тебя мигрени, а у меня как раз свободный день, и я тебе предлагаю — пойдем со мной на луга, я тебе расскажу подробно про истину, и ты сразу поймешь…
В зале уж не только молчали, но даже не шевелились. После паузы Пилат сказал так:
— Спасибо, дружок, за приглашение, но у меня нет времени, к сожалению… К сожалению,— повторил Пилат.— Великий Кесарь будет недоволен, если я начну ходить по лугам… Черт возьми! — воскликнул Пилат.
— А я тебе, игемон,— сказал Иешуа участливо,— посоветовал бы поменьше употреблять слово „черт“.
