Николай Фере - Мой учитель
решили отпраздновать завершение его многолетней работы, благо я получил наш общий
гонорар за уже изданный очерк «На гигантском фронте». Встретились, как и раньше, у
Галины Стахиевны. За праздничным столом, естественно, больше всего говорили о
«Педагогической поэме». Антон Семенович рассказывал о том, что нового внес он в книгу за
минувшие месяцы, читал неизвестные мне куски из «Поэмы», показывал переделанные
места. Изменения и дополнения сводились главным образом к художественной доработке
текста.
Случилось так, что в Москву я попал раньше Антона Семеновича. Он приехал в
феврале или марте 1931 года, когда я еще не кончил своих служебных дел, и мне удалось
увидеться с ним дважды: первый раз мы встретились в гостинице, в которой он остановился,
и я узнал тогда, что рукопись уже сдана им в издательство. Второе наше свидание произошло
в самом издательстве, в день, когда он должен был получить там ответ.
Антон Семенович пришел раньше условленного часа и поджидал меня на лестничной
площадке. Вид его был необычен: он стоял с опущенной головой и плотно сжатыми губами...
Московское издательство попросило, чтобы Наркомпрос Украины дал свой отзыв о
«Педагогической поэме». Было совершенно ясно, что те, кто признал педагогическую
систему Макаренко «несоветской», никакой визы на издание его книги не дадут.
Мы молча вышли на улицу. Говорить не хотелось, и мы зашагали по зимней, сияющей
Москве, только изредка перебрасываясь ничего не значащими словами; иногда я замечал, что
одну и ту же вывеску или витрину вижу уже в третий или в четвертый раз; долго
продолжалось это наше бесцельное блуждание по городу...
С наступлением ранних зимних сумерек мы оказались на Неглинной. Внезапно
загоревшиеся фонари привлекли наше внимание к вывеске ресторана. Усталые и продрогшие
на морозе, мы невольно остановились и решили зайти согреться, перекусить и отдохнуть.
Время было обеденное, посетителей много. Свободный столик оказался только в глубине
большого зала.
Мы переговаривались в ожидании заказанного, когда вдруг раздался громкий женский
возглас:
— Да ведь это он!
И я увидел, как между столиками по направлению к нам быстро пробирается молодая
женщина, продолжая взволнованно говорить:
— Это он! Он!
За нею, с интересом глядя в нашу сторону, шел военный. Мы замолчали, а молодая
женщина уже оказалась возле нашего столика и бросилась обнимать Антона Семеновича. По
его удивлённому и немного растерянному виду я понял, что он не узнает ее.
– 58 –
— Да иди же скорее, Вася, ведь это Антон Семенович, о котором я тебе столько раз
говорила! — крикнула женщина своему спутнику и, повернувшись снова к Антону
Семеновичу, сказала: — Вы меня не узнаете? Я — Раиса...
— Рая! — радостно воскликнул Антон Семенович и, ласково глядя на молодую
женщину, обменялся с нею крепким рукопожатием. — Ты очень изменилась, поэтому я тебя
сразу и не узнал, — говорил он. — Ты, кажется, не одна? Садитесь вместе к нашему столику.
Как только было произнесено имя «Раиса», я тотчас вспомнил ее тяжелую историю,
коротко рассказанную в «Педагогической поэме».
Взволнованная встречей с Антоном Семеновичем, она сидела перед нами со своим
мужем.
За беседой незаметно проходило время. Антон Семенович и Раиса вспоминали
колонию, но, конечно, даже намеком не касались темных пятен прошлого Раи. Вспоминали
веселые случаи и радостные моменты колонийской жизни. Но когда Антон Семенович к
концу разговора спросил, откуда она сейчас едет, на глазах Раисы показались слезы.
— Мы едем из одного пограничного района Средней Азии, где недавно потеряли
нашего сына... — ответил за Раису ее муж. — Рая считает вас своим спасителем, отцом,
самым близким человеком. И я поделюсь с вами нашим горем...
Он рассказал, что в прошлом году его перевели с Украины в далекий пограничный
район. Сначала он уехал один, а через полгода к нему приехала Раиса с сыном. Район считало
тихим, и жили они все время спокойно. Но месяца полтора назад, как раз, когда он был в
отъезде, на пограничный пост напал перешедший границу отряд басмачей. В перестрелке его
заместитель и несколько бойцов были тяжело ранены. Раиса не испугалась и, чем только
могла, помогала красноармейцам: делала перевязки, подносила воду, патроны, помогала
устраивать укрытия. Когда басмачи бросились в атаку, Рая сама взяла винтовку в руки и
вместе с оставшимися в живых красноармейцами отбивала натиск бандитов и защищала пост
до подхода отряда, посланного к ним на помощь. Во время этого боя все и случилось...
Шальной пулей был убит их сын. И Рая получила несколько ранений, но, к счастью, не
опасных; сейчас она уже совсем оправилась ран...
Антон Семенович с напряженным вниманием слушал это рассказ, и по взглядам,
которые бросал он на Раису, прижимавшую к глазам платок, было видно, что все
происшедшее на далекой пограничной заставе полно для него глубоко смысла и значения.
Муж Раисы напомнил ей, что надо спешить на поезд, вышли из ресторана вместе,
чтобы проводить их. Когда садились в трамвай, Антон Семенович на прощание крепко
поцеловал свою бывшую воспитанницу.
Трамвай отошел, и Антон Семенович, сдерживая свое волнение, сказал:
— Проводите меня до гостиницы, поговорим... Встреча с Раисой вернула мне всю
прежнюю бодрость и веру в себя. Ведь она не растерялась в минуту смертельной опасности,
а смело взяла винтовку и защищала пограничный пост. В этом видна наша колонийская
закалка! После сегодняшнего разговора в издательстве первой мыслью моей было бросить
все дальнейшие хлопоты с «Педагогической поэмой». Я даже позволил себе усомниться:
может быть, и сам я, и вы, и все те, кто поддерживает мои писательские начинания,
ошиблись в ценности опыта колонии имени Горького и в необходимости широкого
освещения его в печати? Но еще там, на лестнице, когда ждал вас, я подумал о тех живых
людях, которые пришли в колонию с толстыми «делами», а сейчас уже кончают рабфаки и
вузы, и их новые «дела» тоже становятся день ото дня всё толще, но теперь уже вы найдёте в
них иные материалы — рассказы о трудовых подвигах, об учебных успехах, о полезной
общественной деятельности... И я понял, что замалчивать то, как происходило это
превращение, нельзя! Всю дорогу я думал об этом. А встреча с Раисой окончательно
отбросила мои минутные сомнения...
Как известно, первая часть «Педагогической поэмы» впервые была опубликована в
1933 году в третьей книге альманаха «Год XVII».
– 59 –
Она была напечатана по настоянию Алексея Максимовича Горького, считавшего
«Педагогическую поэму» выдающимся художественным произведением большого идейного
значения. Вторая и третья части впервые увидели свет тоже на страницах горьковского
альманаха (1935 год).
В работе над «Педагогической поэмой», в подготовке рукописи этой книги к печати
неоценимую помощь оказывала Антону Семеновичу его жена Галина Стахиевна.
Всесторонне образованный человек, с большим политическим кругозором, богатым
жизненным опытом и волевой настойчивостью, Галина Стахиевна умела вовремя поддержать
Антона Семеновича, дать нужный совет, подвергнуть дружеской критике написанное им,
помочь ему в преодолении трудностей, которые нередко возникали в его сложной
писательской работе.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1 апреля 1939 года Антона Семеновича не стало — он умер внезапно от тяжелой
болезни сердца.
Заканчивая воспоминания о нем, я невольно еще раз мысленно пробегаю свой
жизненный путь, начиная со времени первой встречи с этим замечательным человеком.
Поступая юношей в сельскохозяйственный институт, я и не думал когда-нибудь стать
педагогом.
Пафос педагогики увлек меня, как и многих других, кого счастливая судьба столкнула
с Антоном Семеновичем.
В 1930 году я начал по совместительству работать лектором и преподавателем в ряде
харьковских вузов, а с 1934 года полностью перешел на вузовскую учебную работу.
Педагогическая закалка, полученная в колонии имени Горького, всегда помогала и помогает
мне находить решения трудных задач, постоянно возникающих в педагогической практике.
В 1940 году среди моих студентов-дипломников одного из харьковских технических
