Таксопарк - Илья Петрович Штемлер
Слава вздохнул. А еще девиц замужних катает «за так» по ночному городу, это ж надо!
Теперь настал момент разобраться с выручкой.
Показания «касса» включают в себя и плату за простой по просьбе пассажира. Слава вспомнил завитую гражданку — ушла в универмаг и точно провалилась. Полчаса стучал счетчик. Слава весь извелся, пока не увидел голову, покрытую бараньим париком, будь она неладна…
На «кассе» двадцать восемь рублей десять копеек. Прибавить сюда количество посадок.
Не поднимая головы от листочков, Слава громко произнес:
— Двадцать три посадки?!
— Два десять, — тотчас ответило несколько человек.
Итак, он должен сдать в кассу тридцать рублей двадцать копеек. А по плану — тридцать четыре рубля…
— Привез план?
Слава почувствовал на плече легкую руку. Обернулся.
Тощий человек с мятым длинноносым лицом вонзил в него два круглых, смещенных к переносице глаза. Это был Ярцев.
— Нет, не привез, — вздохнул Слава. — Трехи не хватает с довеском.
— Обойдется, — подбодрил Ярцев. — В субботу натянешь… Ты где живешь? А то вместе пойдем.
— Недалеко живу. Пешком добираюсь.
Слава вывалил на стол деньги. Мятые разноцветные бумажки, серебро, медь.
— Чего же ты их так неуважительно? — усмехнулся Ярцев. — Отомстят тебе, убегут. Не догонишь.
У Ярцева черная прямоугольная сумка с замком.
Слава лишь пожал плечами, сгоняя в отдельные кучки гривенники, пятнадцатикопеечные, двугривенные. Так, чтобы ни одна монетка не затерялась.
Он не был жаден до денег. Но в эти минуты что-то в нем менялось, напрягалось. Правда, позже это проходило, отпускало. Словно судорога…
Несколько раз все пересчитал. Записал на клочке бумаги. Отобрал от общей суммы тридцать рублей двадцать копеек. Тщательно спрятал в синий кошелек, приложил туда контрольный листочек. Добавил еще десять копеек… кассиру. Хоть кассир этот и в глаза никогда Славу не увидит.
Так. С казенными деньгами все. Теперь самое интересное — что в остатке? Семь рублей девяносто две копейки. Для ровного счета — восемь рублей. Чистый доход за смену. Чаевые…
Много это или мало? Если работаешь честно, как трамвай, столько и остается…
Слава оглядел сосредоточенных, занятых своей арифметикой людей. Взорвись сейчас бомба на улице — никто не вздрогнет, не оторвется от своих бумажек…
Ярцев что-то шептал. Тонкие его губы брезгливо касались друг друга, словно две ползущие рядышком змейки. Конечно, он не чета Славе. Что ему восемь бумаг? Так, вычеты… Впрочем, кто знает, может быть, и он работает, как трамвай. Тут у каждого свои профессиональные тайны, свои секреты…
— Ты чего? — Ярцев поднял глаза. Словно прицелился из двустволки.
— Ничего, — смутился Слава. — Думаю.
— Думай, думай. Полезно… Не уходи, дело есть.
Слава кивнул. Подобрал со столика кошелек, подошел к сейфу с прорезью, словно у почтового ящика. Бросил в прорезь кошелек. Глухо звякнула мелочь.
Сдать диспетчеру путевой лист, техталон и домой, спать. Спать, спать…
— Садофьев! — окликнули Славу.
У крайней секции стоял молодой человек в толстом свитере и в спортивном кепаре с длинным козырьком. Это был Женька Пятницын, комсомольский вождь.
— Как там твой напарник? Все в больнице?
— Я теперь у Сергачева менялой, — ответил Слава.
— Ну? А как же Валера?
Слава пожал плечами, почувствовав смущение.
— Понимаешь… Неизвестно, когда он выпишется, Валера. И мотор наш стоит битый, в кузовном.
— Понятно, — Женька криво усмехнулся. — Спасайся, пока темно!
Слава начинал злиться. А этому-то какое дело? Небось не знает, что такое «лохматка», в руководящих ходит, забыл, как на спине под машиной валяются…
— Не знаю, Женька, сколько твоя прошла, — из последних сил пряча злость, произнес Слава, — а мне с Валерой дали автомобиль из «тигрятника» с тремя колесами. То-то. Так что нечего меня судить, начальник…
И, резко отвернувшись, Слава отошел.
Возможно, он и погорячился. Женька тоже в свое время все круги прошел, понятное дело. Да ладно, они еще наговорятся всласть, успеют, до пенсии далеко… А расстроился Слава потому, что чувствовал за собой вину… Но, в конце концов, это его личное с Валерой дело. При чем тут Пятницын! Пусть свои взносы собирает, а Слава платит исправно, не придерешься…
— Мастер! В Ручьи? Айда четвертым, — подмигнул ему парень в кожанке.
— Я пешком, живу близко.
— Рублишка жаль, — равнодушно бросил парень.
— Могу подарить, — вспыхнул Слава.
Но парень повернулся спиной.
Слава хлопнул ладонью по старой сухой кожанке с желтыми залысинами на лопатках.
Парень обернулся.
— Я говорю, живу близко, — значительно проговорил Слава.
— Гуляй, гуляй.
— А рублишко могу тебе бросить в морду, — тем же тоном продолжил Слава.
— Ты что? — растерялся парень. — Я ж так, мастер.
Лицо парня расплылось по душному залу — с испуганными плоскими глазами. Он в недоумении смотрел на Славу.
— Ну-ну. Ты что это? — Ярцев встряхнул Славу за плечо и развернул к себе. — Нервишки-то спрячь.
Они вышли из зала.
Слава не мог понять, что с ним произошло, из-за чего он так, вдруг, окрысился на парня. Устал просто…
— У нас работа особая, — выговаривал Ярцев. — С народом вплотную работаем. С глазу на глаз. И так он нас незаметно портит, что остановишься, подумаешь, тоска берет… Вот и ты. Не окажись я рядом — врезал бы тому. А за что? И сам не знаешь. Нервишки. За день так налаешься про себя. Выхода эмоциям нет. Вот и взбрыкиваешься ни за что…
Он шел рядом со Славой, едва дотягиваясь ему до плеча. В кожаной строгой кепочке и теплой куртке мехом внутрь. Импортная, видно. Вся в замочках-«молниях», кнопочках.
— А что он, рублишка, говорит, жалко, — ответил Слава. Ему сейчас было
