Таксопарк - Илья Петрович Штемлер
Света приоткрыла дверь и крикнула:
— Волков, одолжи три рубля до завтра.
— Я пустой. Позвонить вышел, — ответил парень.
Света выскочила из машины. Фигурка в красном пальто легко взлетела на крыльцо и скрылась за глухой дверью.
Слава окликнул парня в сандалиях:
— Послушай… как ее фамилия?
— Не бойся, вернется, — успокоил парень. — Михайлова. С четвертого курса лечебного. Света Михайлова.
Слава включил стартер и рванулся с места.
Обычно к полуночи на площади у ворот таксопарка выстраивались машины. И те, у кого был «королевский» график — выезд в десять утра, возврат в двадцать три тридцать, и те, кто выезжал на линию раньше да «прихватил» пару часов для плана…
Зеленые лучи едва пробивались через замызганные ветровые стекла, и, казалось, тяжело дышали бока автомобилей, покрытые пылью сотен километров.
Одна за другой машины взбирались на смотровую яму контрольного поста, устало мигая на прощанье красными сонными глазами тем, кто дожидался на площади своей очереди. И исчезали в бездонном чреве бывшего рынка…
Пристроившись в хвост очереди, Слава, не выключая двигателя, выскочил из кабины и со всех ног бросился к окошечку диспетчера отметить время возврата. Потом уже можно не торопиться — главное, зафиксировать конец работы.
Диспетчер сунула уголок листа в прорезь штамп-часов. Нажала кнопку. Все! Время отбито… Слава вернулся в кабину, достал ручку и принялся заполнять путевой лист, время от времени протрагивая машину к въездным воротам, чтобы не задерживать очередь.
Вот они, самые прекрасные мгновенья. Спортивный азарт, любопытство, проверка лотерейного билета — итог многочасовой гонки по городу. Предпоследняя точка — последняя еще впереди…
И Слава старался растянуть удовольствие. А куда спешить — впереди десятка два автомобилей…
Он занес в путевой лист общий километраж пробега. Количество оплаченных километров. Показания кассы. Число посадок… Так. Теперь надо приготовить мелочишку… Как иногда говорят ребята, для раздачи милостыни…
— Ну? Как аппарат? — Механик ОТК нагнулся к окну.
— Порядок. Жалоб нет. — Слава вручил ему путевой лист.
— И хорошо, — равнодушно произнес механик, прикладывая штамп к листу. — А то устал уже в яму спускаться.
Он вернул лист Славе. А Слава протянул ему гривенник. Так. Ни за что. По традиции. Он тебе лист с пометкой ОТК, а ты ему десять копеек… Слава съехал с контрольной ямы и направил машину к мойке. Тут надо оставить двугривенный. Такса. «Конечно, ты можешь и не давать, — объяснял в свое время Сергачев. — Но кому охота быть белой вороной?»
Нет, Славе не хочется быть белой вороной.
Он въехал на ленту транспортера мойки и выключил двигатель…
Вращаются лохматые щетки барабанов, приглашая автомобиль в чистилище. По кузову застучали первые встречные струи воды. Еще мгновенье, и барабан коснулся радиатора, затем пригладил капот, вполз на лобовое стекло. Вода со всех сторон отчаянно колошматила по кузову.
Наконец автомобиль выбрался из душевой.
Две мойщицы властно распахнули двери и, выжимая тряпки, принялись обтирать пол и сиденья…
Через несколько минут автомобиль, покрытый капельками воды, уже взбирался по пандусу на второй этаж.
В гараже у «ангелов» сегодня дежурил хромой Захар, суетливый мужичок неопределенного возраста, отчаянный матерщинник и хохотун.
— Ну что? Целым вернулся? Ха-ха… И гаишник не отметил? Везучий ты, язви тя в карман. Ха-ха. Вон, в углу, ездун так ездун. Именинник. Кони-лошади!
Слава увидел в углу разбитый автомобиль. Утром его не было.
— Водитель-то жив?
— До больницы довезли, говорят. Ха-ха…
— А чего смешного-то?
— Не обращай внимания. Это у меня нервное. Ха-ха. Кони-лошади… Когда завтра на линию-то?
— В семь пятьдесят.
— Ставь к стене.
— Мне бы, Захар, в проходе расположиться. Сменщик ругается: машину утром не вывести.
— От дает, кони-лошади… А тем, кто выезжает до тебя, летать прикажешь через твою колымагу? Ставь к стене…
Слава прижал автомобиль к стене. Плохое место. К утру вся галерея будет заставлена автомобилями, щепку не просунуть. Иной раз приходится с десяток машин вручную передвинуть, прежде чем выберешься из гаража. Представить только, как будет недоволен Сергачев…
Слава положил двадцать копеек на кургузый столик сторожа. Тоже трудности у человека: мечтает, чтобы кто-нибудь обделил его двугривенным — вот кого бы он в угол загнал со спокойной совестью. А тут все дружно платят, как подоходный налог. Беда просто: отметить некого, все равны. И приходится размещать автомобили, исходя из сугубо производственной необходимости…
Но Слава недолго размышлял о психологических парадоксах, надо было ставить последнюю точку в длинной веренице коротких и однообразных эпизодов, составляющих утомительный рабочий день, — как говорится, подбить бабки…
В кассовом зале, как обычно в это время, толкалось множество людей. Ровный гул голосов иногда прорезался выкриком тех, кто перед выездом в ночную смену пытался «зарядить» машину своими же коллегами-шоферами, спешащими домой, — не пустым же выезжать. Подберет четверых, живущих в одном районе, — с каждого по рублю, глядишь, почин есть. И все довольны.
— Кому в Рабочий поселок? — выкрикивает один, поигрывая ключами.
— В Ручьи, в Ручьи! — перебивает второй. — Одного человека.
Стало быть, троих он уже «зарядил», четвертого ищет. До Ручьев километров восемь. И не найдет четвертого — внакладе не останется. Но душа горит, не может примириться, что место пустое будет в машине. Старается…
Еще издали Слава приметил свободную ячейку в обширной конторской стойке посреди зала. Остановился. Достал путевой лист, техталон, клеенчатый синий кошелек для денег наподобие конверта. Извлек из кошелька контрольный листок… Все это аккуратно разложил на покатом удобном столике ячейки.
Теперь можно и подсчитать.
Он выписал в столбик цифры.
За день он намотал четыреста пятьдесят километров. Из них платных двести семьдесят. Сразу видно: коэффициент никудышный. Шестьдесят процентов. Будет о чем Вохте с ним беседовать послезавтра перед рейсом. Всю душу вытянет…
