Пространство и время - Георгий Викторович Баженов
— Ну, зачем же сразу обижаться? — Томкин отец ссутулился, почувствовал себя будто ниже ростом и даже как бы духом слабей, чем был на самом деле. — Вы, Иван Илларионович, высказали свое мнение, и нам теперь оно понятно. Если, конечно, так подходить, тогда… Дочь — это, правда, не сын, но ведь в наше время, вы сами знаете, какая разница — сын или дочь…
— Нет, я, так сказать, в престижном смысле, — уже гораздо мягче выразился Ипатьев. — Чтобы вы поняли меня…
— Понять мы поняли, — снова вошел в неспешный, хриплый, выматывающий до глубины души кашель Томкин отец, — какой только будет вывод? Извините за кашель. Ей-богу, самого замучил до смерти.
— Ну что вы, разве вы виноваты? — во второй раз за сегодняшний вечер подала голос Нина Петровна Ипатьева; слушала она всех как бы очень внимательно и одновременно рассеянно, это происходило оттого, что очень уж она старалась вслушаться, войти в разговор — и от старания мысли ее, наоборот, уходили куда-то в сторону; если бы кто узнал, что вместо свадьбы она думает сейчас о Кольке Петухове, которому вывела по географии двойку за год и который из-за этого все лето теперь сидел дома, родители не отпускали его в пионерский лагерь, и Нина Петровна теперь переживала, мучили угрызения совести, — так вот, узнай все это кто-нибудь, наверное, посчитали бы Нину Петровну плохой матерью. А матерью она была хорошей, только вся эта философия вокруг и около свадьбы была не то что непонятна, а даже неприятна ей. Но что поделаешь, она понимала, без обсуждения не обойтись: свадьба — целое событие, празднество, и его нужно заранее тщательно подготовить.
— Таким образом, мысль моя сводится к следующему: с вашей стороны — четыреста, с нашей — шестьсот, итого — тысячу рублей мы отпускаем на угощение и прочие увеселения.
— С нас меньше? — переспросила Томкина мать.
— Думаю — это будет справедливо, — в голосе Ипатьева зазвучали торжественно-горделивые нотки. — Сын есть сын.
— Нет уж, давайте так, — твердо сказал Томкин отец. — С каждой стороны — по пятьсот, и на этом точка. А если кто хочет больше, пускай вложит в подарок.
— Значит, ваше желание — по пятьсот? — как бы слегка набывчившись, переспросил Иван Илларионович.
— По пятьсот, — подтвердил Томкин отец.
— Так по справедливости, по крайней мере, — поддержала мужа Мария Павловна.
— Ну что же, — сказал Ипатьев, — по пятьсот так по пятьсот. Благородство в семейном деле — гарантия прочности родства. Я так понимаю. Ну а теперь, видимо, настало наше «в-пятых». В-пятых, значит, так. О подарках и о прочем. Гости, конечно, будут делать молодым подарки. Я к этому веду. Один одно, другой другое, третий третье. Предлагаю следующее: унифицировать подарки.
— Чего? — не поняла Мария Павловна.
— Разъясняю мысль, — терпеливо продолжил Иван Илларионович. — Унифицировать — значит привести в единообразие. Не так, чтобы каждый тащил кто во что горазд, кто кастрюлю, а кто горшок, а чтобы унифицированно. В данном случае, разъясняю, — в деньгах. Скажем, у тебя есть намерение купить им радиолу. Ага, тут же, значит, говоришь себе: зачем я пойду в магазин, буду искать, мучиться, терять драгоценное рабочее время? Лучше принесу деньгами. Объясняю: самопроизвольно такое мало кому придет в голову, тут нужна планомерность. А именно: приглашаешь, скажем, дорогого гостя на свадьбу — будь добр в хорошем тоне объясни товарищу: мол, о подарочке не беспокойтесь, к чему утруждать себя, у нас, мол, давняя семейная традиция — кто чем богат, тот тем и рад: лучше деньгами, кто сколько может, желательно в конвертике, это и удобно и просто.
— Ну, это что-то не то, — решительно не согласился Иван Алексеевич, до этого очень внимательно слушавший и ни разу не перебивший Ипатьева. — Так на Руси не делается — рационализм какой-то. Черт знает что! — И свирепо закашлялся.
Иван Илларионович Ипатьев терпеливо подождал, когда Томкин отец от души прокашляется, а потом вновь стал гнуть свою линию:
— Одну секунду, уважаемый Иван Алексеевич. Я ваше возражение предвидел. И имею для него отвод. А именно: на чем зиждется ваше возражение? На заблуждении: мол, такого в русских традициях нет, сие предосудительно. Не скажите, Иван Алексеевич. Когда вы приходите в бухгалтерию РТС, с вами, кажется, мануфактурой не расплачиваются? Не выдают, скажем, пару сапог, три кепки в клеточку, одну в горошек, шаль там и две гармони? Зачем же обижать, скажете вы, хорошего человека? Выдается сумма, человек идет в магазин и покупает сам что вздумается. К чему же нам равняться на прошлое? И потом — какой пример молодежи? Тянуть ее в дедовские времена, заниматься мещанской политикой вещей вместо нравственно передового метода; а именно: расчета по деньгам, а не по товару. Есть предложение прислушаться к моим словам.
— Уж больно все это умно, — задумчиво, как-то угнетенно-сконфуженно обронил Томкин отец. — А по жизни выйдет — люди на нас обидятся. Ей-богу, обидятся, хоть убейте меня! Да и как скажешь-то? Язык присохнет про подарки раньше времени говорить.
— Зачем же раньше времени, дорогой Иван Алексеевич? — удивленно развел руками Ипатьев. — Надо сказать вовремя, так, мол, и так, чем богаты — тем и рады, а желательно не беспокоиться, и дорогого, мол, не надо ничего, зачем же, так, пятерочку или десяточку в конверт — и хватит с молодых, нечего, мол, приучать к баловству, и прочие такие мысли! Уверяю вас, Иван Алексеевич, Мария Павловна, наоборот, гости будут только благодарны нам — если не сразу внешне, то позже в душе. Такова человеческая природа.
— А если кто упрется? Вдруг да не согласится? — спросила Томкина мать.
— Ну, на нет и суда нет, Мария Павловна. Еще творец говорил: береженого бог бережет, а горбатого только могила исправит. Мудрая пословица.
— Не знаю, как и говорить-то буду, — сокрушался Иван Алексеевич. — Особенно на работе. Ну, скажут, Алексеич, скурвился ты совсем, окуркулился и обнаглел.
— Очень даже неверная мысль, — осуждающе проговорил Ипатьев. — От предрассудков надо отказываться, а не проповедовать их в жизнь. От всей души вам это советую, уважаемый Иван Алексеевич.
— А вдруг да и не пойдет никто на свадьбу? Тогда что? — вдруг напрямую обратилась Томкина мать к Ивану Илларионовичу.
— Пойдут. Все