Гунар Цирулис - Якорь в сердце
Кристап и Гита выходят из своего укрытия и наталкиваются на доктора.
— Вот так они борются с дизентерией, — в голосе старого врача слышится глубокая ненависть.
Автоматные очереди стихают, но разъяренные полицейские псы еще долго не могут успокоиться. Легонько подтолкнув Гиту, врач говорит:
— Иди спать, дочка. Завтра нам предстоит тяжелый день.
…Разорванные тучи черными лохмотьями набегают на месяц, который, как нарочно, повис над сторожевой вышкой.
Гита и Кристап стоят на пороге больничного барака.
— Доктор сказал, чтобы ты пошел налево, а потом повернул к хозяйственному бараку, — говорит Гита.
— И больше ничего?
— Ты боишься?
Кристап презрительно машет рукой и уходит, держась как можно ближе к стене барака.
Следом за ним движется неизвестно откуда возникшая тень.
— Стой, не оглядывайся! — На плечи Кристапа ложатся две руки, не давая ему обернуться. — Ты узнаешь мой голос?
— Нет.
— Хорошо. Теперь подумай прежде, чем дать ответ. В лагере есть люди, которые и здесь не перестают бороться с фашистами. Хочешь участвовать в этой борьбе?
— Хочу, — отвечает Кристап, не задумываясь.
— Не торопись… Ты знаешь, что тебя ждет в случае провала? Тогда поздно будет жалеть…
— Хочу, — повторяет Кристап.
— За тебя поручился доктор, которому ты передал жемчуг. Теперь ты отвечаешь головой за его жизнь.
— Что я должен делать?
— Комендатуре нужен рассыльный, владеющий немецким и русским языками. Выбор пал на тебя. В этой должности ты сможешь установить связь с вольнонаемными рабочими, а через них с городским подпольем. Остальное тебе скажет доктор. Ясно?
— И никто не будет знать, кто я на самом деле?
— Никто, — обрубает как ножом невидимка. Впервые он заговорил во весь голос.
Так же неумолимо ведет себя доктор.
— Хоть Гите скажу, — умоляет Кристап.
— Если ты ее действительно любишь, ни в коем случае. Чем меньше она будет знать, тем лучше для нее.
— Я готов на все. Но ордонант! Это же последний человек в лагере! Хуже стервятника.
— Задача нелегкая! — соглашается врач. — Но только так ты сможешь выменять жемчуг на медикаменты, пронести в лагерь рыбий жир для детей. Другого способа у нас нет. Резервы твоего отца иссякли. Оно и понятно. У него не склад, а он сам не торговец-оптовик.
— Как же с побегом? — спохватывается Кристап.
— Пока придется отложить. Нет подходящего человека, кто бы мог вместо тебя… — Тут до врача доходит, что он не имеет никакого морального права заставлять этого юношу рисковать жизнью. — Еще не поздно отказаться! Никто не станет тебя упрекать, поскольку задание твое, Кристап, чрезвычайно опасно. Только вот без медикаментов люди мрут, как мухи.
— А кто вместо меня будет санитаром?
Врач берет руку Кристапа, пожимает и говорит признательно:
— Его найти будет куда легче.
…Отныне каморка доктора — единственное более или менее безопасное место, где Кристап может встречаться с Гитой, не возбуждая ни у кого подозрений. Надсмотрщики как огня боятся заразных болезней и в больничный барак заглядывают редко.
— Есть хорошие новости, — объявляет Кристап, не успев как следует затворить за собой дверь.
— С фронта? — тотчас откликается Гита.
— Также и с фронта… Сегодня пришла первая посылка из города. Доктор тебе скажет, что оставить больным. Остальное доставь в детский барак и передай тете Эмме. Смотри, чтоб никто тебя не накрыл.
— Спасибо за совет, — улыбается Гита.
— Пойдем, я тебе покажу!
Захватив носилки, на которые он заранее насыпал изрядную кучу песка, они рысцой бегут по лагерной дороге — впереди Кристап, сзади — Гита. В Саласпилсе это самый надежный способ передвижения, ни одному надсмотрщику не придет в голову проверять — куда и зачем.
По главному кольцу лагеря вместе с ними резво шагают с носилками человек двадцать заключенных. В одной стороне круга носилки нагружают землей, чтобы в противоположной стороне высыпать на никому не нужную горку.
За мусорной свалкой, где двое узников жгут старые матрацы, стоит небольшой бревенчатый домик.
— В бане для охранников? — потрясенная, спрашивает Гита.
— Здесь моются и рабочие из города, — не оборачиваясь, отвечает Кристап. — Смотри внимательно!
Убедившись, что их никто не видит, Кристап ловко отдирает доску второй ступеньки, вытаскивает две поллитровые бутылки с желтоватой жидкостью и быстро засовывает в песок. Туда же перекочевывают две белые коробки.
— Постарайся наведываться сюда ежедневно! — наказывает Кристап. — Вряд ли удастся каждый раз предупредить тебя заранее.
— И я должна сюда приходить одна! — пугается Гита.
— Бери ведро с мусором, вываливай его на свалке и оттуда рви прямо сюда, — поучает Кристап. — Мы теперь будем встречаться гораздо реже.
Он достает из-под одежды пачку немецких сигарет, пару газет и тоже зарывает в песок.
— Передай доктору вместе с лекарствами.
Они подходят к больничному бараку, и Кристап принимает непринужденную позу, загораживая носилки спиной, чтобы Гита незаметно могла перенести медикаменты.
— Держи, — говорит он, когда девушка снова появляется в дверях, и что-то сует ей в руку. — Это тебе.
— Санитаром теперь вместо тебя работает какой-то Волдис.
— Не говори ему ни слова! — предупреждает Кристап и исчезает за углом.
Чуть погодя Гита разжимает кулак. В ладони у нее три измятые конфеты.
…Врач выслушивает маленького Петериса, который, заметно поправившись, сидит на нарах. Рядом с ними стоит высокий мужчина лет тридцати, в замызганном белом халате. Это Волдемар Калнынь.
— Наша Гита встречается с одним малым из комендатуры. А вам хоть бы что! — говорит он агрессивно.
— Как раз наоборот, — отвечает врач. — Я радуюсь, Волдик, когда вижу, что парень и девушка тянутся друг к другу… Глядя на них, начинаешь опять верить в жизнь.
— В этом аду? — усмехается Калнынь.
— Именно тут.
— Но он же вылитый проходимец.
— Послушай… — врач окидывает Калныня насмешливым взглядом. — Ты случайно не ревнуешь?
Калнынь отмахивается рукой и подходит к окну.
По грязи через площадь тяжело ступает Гита. Она тащит ведро, доверху наполненное песком. Неожиданно девушка спотыкается о кусок проволоки, ведро ударяется о землю и часть песка скатывается с поверхности, обнаружив горлышки двух зарытых бутылок. Гита судорожно сгребает рассыпавшийся песок и кидает его обратно в ведро. Она уже почти добралась до больничного барака, но из окна видно, что в последний миг ей преграждает дорогу распростершаяся на земле черная тень эсэсовца с поднятой рукой.
— Хальт! — раздается ледяной окрик.
Гита замирает.
В этот же миг на тень наступает Кристап. Не медля ни секунды, он грубо встряхивает Гиту, толкает ее в спину и свирепо кричит:
— Когда ты научишься двигаться, ленивая корова! Живей!
Гита бегом кидается к бараку, и Кристап успевает ускорить ее бег тумаком.
— Гут, гут, ордонант, — роняет вышедший из-за угла эсэсовец и отправляется дальше.
Кристап переводит дух. Только теперь он замечает, что за разыгранной им сценкой из окна наблюдал Калнынь. Кристап тотчас подтягивается и воинственно щелкает каблуками.
Волдемар Калнынь презрительно сплевывает. Он оборачивается, хочет что-то сказать врачу, но передумывает и выходит из помещения, резко хлопнув за собой дверью. Если доктор считает это безобразие любовью, не стоит вступать с ним в спор. Но Гите придется напомнить, что девушка должна беречь свое достоинство даже в лагере.
…Врач стоит у окна и смотрит на дальние вершины деревьев. Услышав шаги Кристапа, говорит не оглядываясь:
— Слушай меня внимательно, сынок, и не прерывай. — Речь его течет спокойно, подчеркнуто монотонно. Только глаза, которые теперь уставились на Кристапа, выдают огромное волнение. — Возможно, что мы видимся в последний раз… В каменоломнях засыпался один из наших связистов — молодой, еще не проверенный товарищ. Хватит ли у него сил не выдать? Сказать не берусь. Во всяком случае, нужно быть готовым к тому, что не сегодня-завтра заберут меня и, может быть, еще кой-кого…
— Я могу достать оружие, — Кристап полон решимости. — Я узнал, где его хранят, и сегодня утром спер связку ключей. Так легко мы им не дадимся в руки!
Врач даже не улыбнулся.
— У каждого человека есть только одна жизнь. Однако было бы глупо полагать, что она принадлежит ему одному. Твоя, например, сейчас принадлежит нашему движению. О тебе знают два человека, и мы будем молчать. — Он жестом останавливает Кристапа, пытавшегося было возразить. — Ты должен жить, понимаешь, кто-то ведь должен продолжить начатую нами работу, ну хотя бы доставлять медикаменты для детей. Это приказ партии. И об оружии подумай, но позже, когда Красная Армия подойдет ближе к Риге. Заблаговременно приготовь несколько ключей. А теперь иди, — врач снова поворачивается к Кристапу спиной. — Лучше, чтобы никто не знал, что ты был здесь.
