Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков
И все-таки и даже тем более — память о Тянь-Шане у гостя останется. А значит, бал удался!
СОВЕТЫ ГРИБНИКАМ
Внезапный короткий ливень хлестнул по дороге. От асфальта, будто его окатили кипятком, поднимается пар. И прохладой не повеяло, напротив, усилилась духота. Поддает погода жару. Ночь после тягучего дневного пекла ненадолго приносит облегчение. Перед грозой пахнет так, словно где-то рядом вынимают хлеб из русской печи.
Лучше бы дождь прошел среди недели, а не в субботу. Как раз успели бы нарасти грибы…
Автобусу до Милозана около часа ходу. Пассажиров, как всегда в эту раннеосеннюю пору, в него набилось дополна, двери перестали открываться. Но вскоре в салоне утряслось, даже нашлось где встать на обе ноги, а не находиться в полуподвешенном состоянии.
Песчаный проселок пролег меж бугров с успевшей зажелтеть травой, после городской глади прилично потряхивало. Автобус, будто комета, волочил за собой огромный пылевой хвост. Стоящее на краю соснового бора село встретило особенно явственным и желанным покоем.
Редкостное это место, Милозан. Улочки желобами косо и круто сходят вниз, туда, где речка безустально катит мутные струи. Вода, видать по всему, многократно меняла русло, и вдоль старых ее путей успели подняться сосны, закурчавился кустарник, оплетенный тонкими лианами ломоноса. Распадки сплошь заросли мелковатой, отменно душистой малиной. Комаров не бывает, потому что нет стоячей воды, она здесь гремучая, как железнодорожный экспресс. Своеобразный благословенный оазис на стыке голых равнин и предгорий!
Одна беда — нужно опасаться травы-жгучки. В отличие от крапивы она жалит исподтишка. Прикосновения к ней не замечаешь, а к следующему дню на теле появляются ожоговые волдыри, после которых долго не сходят темные пятна.
Конечно, выехать следовало пораньше, как подобает уважающему себя грибнику. Чтоб не досадовать, спотыкаясь о пеньки обезглавленных за полчаса до твоего прихода подберезовиков и прочей лесной прелести. Есть такая песня: в жизни много красот для тех, кто рано встает… А я отправился в восемь сорок, выспавшись. Страсть невелика? Или это просто неспешность обычного «безлошадного» городского жителя, не имеющего даже мотороллера, чтобы укатить на менее хоженные, нетроганые места? Есть свой глубинный смысл в том, чтобы добраться до цели не торопясь, налегке, пешочком. На душе как-то легче и чище.
Белые степные грибы ныне опять ускользнули от меня, как мираж, уже который год подряд. Они эндемики, местная диковинка. Появляются на очень короткий срок в мае, в несчетном, по словам очевидцев, количестве, и бесследно исчезают. Одну вылазку я делал, но — преждевременно, впустую, а потом дела не отпускали. Синюшки в пригородных садах ухватить успел, но их никогда не бывает помногу и вкус у них так себе. К сморчкам я тем более отношусь без восторга. Недаром назвать кого-нибудь сморчком означает обругать весьма оскорбительно. Дитя сырости, мрака, с рождения сморщенное, ломкое, ни стройности в нем, ни блеска, ни кулинарных достоинств.
Оставалось надеяться на Милозан. Уж если он подведет, совсем пиши пропало. Но лето выдалось отличное, в меру одарив и дождями, и теплом, оправдывало самые смелые надежды.
Верные люди дали мне совет: пройти километров семь по верхней, уводящий к Сухому хребту дороге. Я не то чтобы не прислушался к этому наказу, просто, едва войдя в лес, замедлил шаг, потом вовсе забыл о заданном направлении и расстоянии. Масленок остановил, сманил, закружил голову.
Ехал я именно за ним, ища грибы между грибами. Их нынче — хоть косой коси. Десяток сшибешь, швырнув палку наугад. Несут и везут их, кому только не лень, а их не убавляется, точно ложкой из моря черпаешь. Такого и старожилы не припомнят. Бабки качают головами и крестятся: не к добру примета, не к миру!.. Идешь по молоденьким, неразвернувшимся, с дремной пленкой маслятам, буквально давя их. Сами под ноги лезут. А ведь указанного мне места не достиг! Да и адрес был ненадежный, приблизительный, таких я сам дать могу десяток.
Встречались полянки, на которых в глазах рябило от желтизны волглых моховиков. Про валуя и говорить нечего, я начал подумывать, что именно от него происходит слово «навалом». Его считают собачьим и презирают, ни одного не коснется обрадованный взгляд. Он, конечно, не царь грибов, однако молодой, с тугой, завернутой к ножке шляпкой, к тому же умело замаринованный, мало какому уступает. Неприхотлив до невероятности, могучими семьями вырастает даже в засушливые годы. У меня признательность к нему с того сентябрьского дня, когда я, прошатавшись без толку, напал на колонию валуя. Раскопал кучу хвороста в овражке, а там!.. Он тогда избавил меня от ощущения неудачливости, не очень приятного. Но сегодня и я чванился, не кланялся ему. А он потаенен совсем как рыжик и так же вздымает, обещающе бурит хвою, разочаровывая затем.
Многие люди будто бы рождаются грибниками. Счастливо сочетается в их занятии поэтичность и практицизм. Не всякий двинется за семь верст любоваться золотом листвы, сокровенными моментами рождения нового дня. Но и утверждать, что жаждут лесных даров лишь для консервирования, тоже несправедливо. Не учтено будет волнение, с которым опускаешься на колени у блеснувшей шляпки и задерживаешь дыхание. Тут все сливается в чувство, которому нет подходящих аналогов.
Грибник — человек особый. Он отличается от альпинистов и туристов и от горнолыжников — у тех отношение к природе другое, как ни странно, более потребительское. Они реже остаются наедине с природой и не столь внимательны к ней, больше озабоченные собой.
Грибнику острее больны плешины на местах пожаров. Это ему личный урон. Страшен огонь в лесу. Мчится пал, стеля желтый дым. Мгновенно вспыхивает сухая хвоя, столетние сосны занимаются пламенем, словно облитые керосином. Потом долго стоит печной запах гари. Однажды я часа два тушил, затаптывал тлеющую траву, задыхаясь от жара и копоти. Оставила свой след на земле развеселая компания, которая укатила на встретившемся мне грузовичке.
Небо заволакивалось облаками. Но трое милозанских мужиков продолжали косить сено в лощине. А раз так, значит, дождя не будет!
Сорока прицепилась, орет и орет над головой. Перескакивает с дерева на дерево, упорно сопровождая меня и предупреждая кого-то о приходе чужака.
Белка, видимо пуганая, взлетела по высоченному стволу, было слышно, как ее хвост рассекает воздух.
Серая змея отползла в сторону и замерла, глядя вполоборота, часто щелкая язычком. Не убережешь ты, красавица, здешние сокровища, уходи подобру-поздорову!
Недавно случилась со мной странная история. Забрел на какую-то темную поляну, а выйти смог не сразу. Кругом стеной стояла жгучка. Я мог бы поклясться, что минуту назад ее не было, но теперь
