Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Он встал, тихо подошел к кухонной двери. Элка педантично резала колбасу… Во, дурак-то старый, подумал Потапов, надо же, фантазии разгулялись… И окончательно успокоился. И знал, что он не дурак и не старый.
Звякнул звоночек. Теперь уже Элка подняла глаза — увидела, что Потапов смотрит на нее. Он, не прячась, улыбнулся ей в ответ и с легкой душою пошел открывать. И не видел, как она смотрела ему в спину, сдвинув брови и закусив губу.
На пороге стоял Севка. Он был какой-то ненатурально красный, под глазами черные луны. Пот лил с него, словно он стоял под невидимым душем. Дышал Севка тяжело и с присвистом.
Гнались, что ли?.. Однако лестница и площадка были пусты. Не слышалось и шагов.
Севка снял через голову рябенький свитер:
— У тебя, Сан Саныч, можно душ принять? Абсолютно мокрая рубашка липла к его телу.
Не любил Потапов этих необъяснимых «художнических» штучек. Да и не до того было ему сегодня. Он пожал плечами, мотнул головой: пойдем.
— И не найдется ли у тебя чего-нибудь переодеться?.. Старья… Только мне нужно все: штаны, рубаха…
Когда человек время от времени садится в лужу моветона — это от невоспитанности и это раздражает. Но когда он без конца, раз за разом ведет себя неадекватно — к этому вдруг начинаешь относиться спокойно, даже с юмором.
— Парень! Пошел ты к монаху! — Потапов левой рукой раскрыл дверь ванной, а правой затолкал туда Севку.
Потом Элка достала из гардероба потаповские спортивные трусы, майку, тренировочные брюки и тренировочную куртку. В то время — тринадцать лет назад — он не был еще таким широким и толстым, как сейчас. Ну, а с длиной, естественно, поделать было уж ничего нельзя… Потом сидели за накрытым столом в ожидании Севы.
— Что все-таки стряслось?
— Да что-то там с Машей…
По лицу ее заметной волной пробежало облегчение.
— Подлость какая! — она сказала. — Чудесного такого человека бросать. Он же совсем беззащитный. — Потом разгладила на столе и без того гладкую скатерть. — Впрочем, я так и знала!
— Да подожди ты! Он же… ну — наболтал спьяну…
— Не-ет! — сказала Элка с придыханием, словно Татьяна Доронина. — В нашем возрасте уж если женщины поступают, то серьезно.
Наконец появился Севка. Он утопал в потаповской одежде, был смешон, но при этом почти совершенно трезв. Сел за стол, посмотрел на бутылку вина, отрицательно покачал головой:
— Чайку если дадите…
— Может, кофе, Сева? — гостеприимно спросила Элка. Она завязывала разговор.
— Я сейчас пробежал десять километров. Куда уж там кофе!
— Зачем, господи!
— Да хотел протрезвиться.
— Севка, ну методы у тебя! — сказал Потапов. — Хмель вышибать спортом… Это же космические нагрузки! У тебя как сердце-то, деятель?
— Нормально, — Сева небрежно махнул рукой. — Вот скажи, Эл. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше… Неужели это и к любви относится?
— Севочка, а ты не ошибся? — Элка искренне переживала за него, и в то же время ей было любопытно. — У Маши другой? Это точно?.. А он кто?
Зло брало на ее вкрадчивые вопросы. И нельзя было к ним не прислушиваться. А вдруг сейчас грянет имя Олега.
— Какой-то там музыкант не то фарцовщик… Тимми… Наверно, обычный Тимофей.
— Она что, замуж за него собирается? — удивленно спросила Элка.
— Откуда я знаю. Я выпил, что в баре стояло, и ушел… Хорошо, что гонорар позабыл отдать… Да шут бы с ним и с гонораром!
Стол продолжал быть все таким же нетронутым. Заплаты колбасы потихоньку покрывались натужным потом и начинали прогибаться.
— Главное, я не понимаю, чего делать. — Севка встал, прошел по комнате, путаясь в штанах. — Как жить? Я ничего не понимаю!
Так хотелось сказать ему, чтобы потише — Таня спит.
— Ну ладно, — очень мягко сказала Элка, — не умрем.
— Это как раз неизвестно!.. — он остановился у окна, спиной к ним. — Мне тут недавно тетка моя говорит… Ты, говорит, в детстве такой улыбчивый был. Я спрашиваю: ну и что? А она мне: это предзнаменование…
Вдруг Севка опустился перед окном на колени, словно это было не окно, а иконостас, закрыл лицо руками и заплакал. Положил голову на узенький, холодный, современный подоконник.
Элка хотела подойти к нему. Потапов быстро взял ее за руку, показал головой: в спальню иди! И она ушла, беззвучно открыв и закрыв дверь.
Севка все плакал — всхлипывал, как мальчишка… вернее, как девчонка.
Потапов взял со стола непочатую бутылку вина… Надо сегодня выпить, он подумал, все равно же надо, иначе фиг уснешь… Отправился на кухню и сидел там, пока не расправился с пятью сигаретами и «каберне» — то есть минут тридцать — сорок. Думал черт-те о чем. Вспоминал что-то, вспоминал… И когда заглянул в комнату, Севка спал на диване, положив под голову крохотную, особенно любимую Танечкой думку.
Лицо у него было заплаканное и детское… Все-то у тебя обойдется, подумал Потапов, спи.
Озерное на проводе
А министерство не дремало. Говорят, пчелиный улей никогда не спит. Наверное, министерства тоже. На следующий день после обеда пришел приказ за соответствующим числом печатей и подписей, где удостоверялось, что Потапов Александр Александрович временно назначается исполняющим обязанности Генерального конструктора.
А примерно за час перед этим в кабинете Потапова, и в кабинете Стаханова Бориса Парфеновича, и в кабинете Яшина Михаила Михайловича, начальника по кадрам, раздались звонки, которые предваряли уже отправленную с курьером бумагу.
Ну вот и все. И Потапову стало почти обидно, что победа его оказалась такой простой. А бородатый Олег Петрович выглядел тем мальчишкой, что хвалится старшим братом, которого на самом деле нет. Даже не имело смысла на него обижаться. Лежачего не бьют — это известно нам еще с трехлетнего возраста.
И все ж в первый и второй дни он Олегу звонить пообождал. Да и работы было выше крыши. Принимал общеинститутские дела, сдавал свои собственные. Только группа «Носа», как и прежде, оставалась в его ведении. Но тут уж… Отец идеи — никуда не денешься!
На третий день он стал вызывать к себе начальников основных подразделений, чтобы нешумно войти в курс. Собственно, можно было бы собрать всех сразу да и поговорить. Но слишком ясно помнился Луговой, вдруг грузно упавший на ковер… Директорат — это, казалось Потапову, было бы каким-то неуважением. Желанием
