Горький об Америке - Максим Горький
— Зачем вам? — спросил я.
— Зачем? — Он отступил от меня на шаг и встал в драматическую позу. — Я положительно не могу взять на себя дело с негритянками. Судите сами: жена мне не позволит, и я ее люблю. Нет, я не могу…
Он энергично потряс головой, провел рукой по своей лысине и вкрадчиво продолжал:
— Может быть, вы могли бы мне рекомендовать на это дело европейца. Они отрицают нравственность, им все равно! Кого-нибудь из бедных эмигрантов, а? Я плачу десять долларов в неделю, хорошо? Я буду сам ходить по улицам с негритянками… вообще я все сделаю сам, — он должен позаботиться только о том, чтобы родились дети… Вопрос нужно решить сегодня же вечером… Вы подумайте, какой скандал может разгореться, если это дело в южных штатах не завалить своевременно разным хламом! В интересах торжества нравственности — необходимо торопиться…
…Когда он убежал из комнаты, я подошел к окну и приложил ушибленную о его череп руку к стеклу, чтобы охладить ее.
Он стоял под окном и делал мне какие-то знаки.
— Что вам угодно? — спросил я, открывая раму.
— Я забыл взять шляпу! — сказал он скромно.
Подняв с полу котелок, я выбросил его на улицу. И, закрывая окно, услыхал деловой вопрос:
— А если я дам пятнадцать долларов в неделю? Это хорошая плата!
(1906)
ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ
— Пойдем со мной к источникам истины! — смеясь, сказал мне Дьявол и привел меня на кладбище.
И когда мы медленно кружились с ним по узким дорожкам среди старых камней и чугунных плит над могилами, он говорил утомленным голосом старого профессора, которому надоела бесплодная проповедь его мудрости.
— Под ногами твоими, — говорил он мне, — лежат творцы законов, которые руководят тобой, ты попираешь подошвой сапога прах плотников и кузнецов, которые построили клетку для зверя внутри тебя.
Он смеялся при этом острым смехом презрения к людям, обливая траву могил и плесень памятников зеленоватым блеском холодного взгляда тоскливых глаз. Жирная земля мертвых приставала к ногам моим тяжелыми комьями, и было трудно итти по тропинкам, среди памятников над могилами житейской мудрости.
— Что же ты, человек, не поклонишься благодарно праху тех, которые создали душу твою? — спрашивал Дьявол голосом, подобным сырому дуновенью ветра осени, и голос его вызывал дрожь в теле моем и в сердце моем, полном тоскливого возбуждения. Тихо качались печальные ветви деревьев над старыми могилами людей, прикасаясь, холодные и влажные, к моему лицу.
— Воздай должное фальшивомонетчикам! Это они наплодили тучи маленьких, серых мыслей — мелкую монету твоего ума, они создали привычки твои, предрассудки и все, чем ты живешь. Благодари их — у тебя огромное наследство после мертвецов!
Желтые листья медленно падали на голову мою и опускались под ноги. Земля кладбища жадно чмокала, поглощая свежую пищу — мертвые листья осенних дней.
— Вот здесь лежит портной, одевавший души людей в тяжелые, серые ризы предубеждений, — хочешь посмотреть на него?
Я молча наклонил голову. Дьявол ударил ногой в старую, изъеденную ржавчиной плиту над одной из могил, ударил и сказал:
— Эй, книжник! Вставай…
Плита поднялась, и, вздыхая густым вздохом потревоженной грязи, открылась неглубокая могила, точно сгнившее портмоне. В сыром мраке ее раздался брюзгливый голос:
— Кто же будит мертвецов после двенадцати?
— Видишь? — усмехаясь, спросил Дьявол, — творцы законов жизни верны себе, даже когда они сгнили.
— А, это вы, Хозяин! — сказал скелет, садясь на край могилы, и он независимо кивнул Дьяволу пустым черепом.
— Да, это я! — ответил Дьявол. — Вот я привел к тебе одного из друзей моих… Он поглупел среди людей, которых ты научил мудрости, и теперь пришел к первоисточнику ее, чтобы вылечиться от заразы…
Я смотрел на мудреца с должным почтением. На костях его черепа уже не было мяса, но выражение самодовольства еще не успело сгнить на его лице. Каждая кость тускло светилась сознанием своей принадлежности к системе костей исключительно совершенной, единственной в своем роде…
— Что ты сделал на земле, расскажи нам! — предложил Дьявол.
Мертвец внушительно и гордо оправил костями, рук темные лохмотья савана и мяса, нищенски висевшие на его ребрах. Потом он гордо поднял кости правой руки на уровень плеча и, указывая голым суставом пальца во тьму кладбища, заговорил бесстрастно и ровно:
— Я написал десять больших книг, которые внушили людям великую идею преимущества белой расы над цветной…
— В переводе на язык правды, — сказал Дьявол, — это звучит так: я, бесплодная старая дева, всю жизнь вязала тупой иглой моего ума из ветхих шерстинок поношенных идей дурацкие колпаки для тех, кто любит держать свой череп в покое и тепле…
— Вы не боитесь обидеть его? — тихонько спросил я Дьявола.
— О! — воскликнул он. — Мудрецы и при жизни плохо слышат правду!
— Только белая раса, — продолжал мудрец, — могла создать такую сложную цивилизацию и выработать столь строгие принципы нравственности, этим она обязана цвету своей кожи, химическому составу крови, что я и доказал…
— Он это доказал! — повторил Дьявол, утвердительно кивая головой. — Нет варвара, более убежденного в своем праве быть жестоким, чем европеец…
— Христианство и гуманизм созданы белыми, — продолжал мертвец.
— Расой ангелов, которой должна принадлежать вся земля, — перебил его Дьявол. — Вот почему они так усердно окрашивают ее в свой любимый цвет — красный цвет крови…
— Они создали богатейшую литературу, изумительную технику, — считал мертвец, двигая костями пальцев…
— Три десятка хороших книг и бесчисленное количество орудий для истребления людей… — пояснил Дьявол, смеясь. — Где жизнь раздроблена более, чем среди этой расы, и где человек низведен так низко, как среди белых?
— Быть может, Дьявол не всегда прав? — спросил я.
— Искусство европейцев достигло неизмеримой высоты, — бормотал скелет сухо и скучно.
— Быть может, Дьявол хотел бы ошибиться! — воскликнул мой спутник. — Ведь это скучно — всегда быть правым. Но люди живут только для того, чтобы питать презрение мое… Посевы зерен пошлости и лжи дают самый богатый урожай на земле. Вот он, сеятель, перед вами. Как все они — он не родил что-либо новое, он только воскрешал трупы старых предрассудков, одевая их в одежды новых слов… Что сделано на земле? Выстроены дворцы для немногих, церкви и фабрики для множества. В церквах убивают души, на фабриках — тела, это для того, чтобы дворцы стояли незыблемо… Посылают людей глубоко в землю за углем и золотом — и оплачивают позорный труд куском хлеба, с приправой свинца и железа.
— Вы — социалист? — спросил я Дьявола.
— Я хочу гармонии! — ответил он. — Мне противно, когда человека,
