Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
— Для начала обсудим предложение комсомольцев…
Колхозное правление охотно приняло решение об организации молодежной бригады, но по поводу кандидатуры на пост бригадира мнения сперва разошлись. Комсомольцы назвали Нюсю Костюк. Петро предложил оставить Лихолита.
— Против, Костюк у меня возражений не было бы, — говорил он, глядя на Нюсю. — Но нам и на свеклу нужны хорошие работники. А Федор Кириллович прекрасно изучил свои участки, да и опыта у него побольше.
— Мы Федора Кирилловича в комсомол примем, — пошутила Волкова.
После недолгого обсуждения оставили бригадиром Лихолита, а Нюсю Костюк утвердили бригадиром свекловичной бригады.
В этот же день, к вечеру, постоянный состав бригад был утвержден общим собранием, после чего Федор Кириллович, собрав своих людей, сказал:
— Глядите, дивчатки та хлопцы! Посевы у нас добрые. Не считались с работой, чтоб по двадцать пять центнеров собрать, как привсенародно обязались. Отсеялись в срок, седьмого сентября. Пшеничку проверили на всхожесть в лаборатории, все как полагается. Забороновали в один след легкими боронами, а на огрехах и руками подсевали. Знамя переходящее имени Ганны Лихолит, конечно, пока не в нашей бригаде, ну, надо забрать его. А то дуже они нахваляются.
На следующий день, после обеда, Василинка предложила Настуньке сходить в степь и посмотреть на участки, которые они засеяли осенью.
— Да будь оно неладно! Идти по такому скаженному морозу восемь километров! — испугалась Настунька. — Там же один снег. Что мы увидим?
— Вот и поглядим, сколько снегу, — настаивала Василинка. — Нам снегозадержание надо будет делать. Не хочешь — я одна пойду.
— Ну, ладно, пойдем.
В компанию девушки пригласили Павлика Зозулю. Он вздыхал по Василинке, но так тайно, что она могла только подозревать о его чувствах.
Не доходя усадьбы МТС, они встретили Алексея Костюка.
— Далеко? — полюбопытствовал тот, останавливаясь и вынимая из кармана коробку с папиросами.
— Отсюда не видно, — ответила Настунька.
— Так, значит, собираетесь класс работы показать? — спросил Алексей, глядя на Василинку. — Придется шефство взять над вами.
— Справимся и без шефов, — ответила Василинка с независимым видом. — Правда, Павлуша?
— Все не «слава богу»! — Алексей усмехнулся. — Думал, как лучше сделать.
Он хотел спросить еще о чем-то, но Василинка, подхватив под руки Настуньку и Павлика, увлекла их вперед.
…После того как была создана молодежная бригада, Василинка забегала домой только поесть. С утра девушки и парни собирались у Настуньки Девятко, благо хата весь день пустовала, потом все вместе шли на работу, а вечером снова сходились: читали агрономическую литературу, добытую Василинкой у Петра, готовили щиты для снегозадержания, перебирали семена кукурузы к весеннему севу.
Катерина Федосеевна, замечая, как Василинка, поправившаяся было на домашних харчах, снова начала худеть, добродушно укоряла ее:
— Что ты, доню, себе думаешь? Не поспишь, не поешь вовремя. Никуда ваша бригада не денется. До весны еще далеко.
— Ой, мамочко! — с глубоким вздохом отвечала девушка. — Еще прибавить восемь часов в сутки, и то не хватит…
Впрочем, не хватало времени не только Василинке. Все село жило напряженной, хлопотливой жизнью. У каждого было множество неотложных дел и забот, и по домам, у теплых печек, отсиживались лишь самые дряхлые старики да старухи.
Бригада колхозных электриков, составленная из подростков, заканчивала под руководством Якова Гайсенко проводку света и радио в хаты, тянула телефонный провод, а по вечерам помогала Гайсенко монтировать поливную установку. Достраивался полевой стан в бригаде Федора Лихолита, а тем временем подвозился камень с карьера для строительства новых птице- и свиноферм. Дважды в неделю занимались по агротехнике. Село готовилось к выборам в Верховный Совет, и по вечерам в красном уголке агитаторы, доверенные лица, лекторы из района проводили беседы.
Незадолго до Нового года начали работать радиоузел и телефонный коммутатор. Громак ликовал. Он положил много сил на приобретение оборудования для радиоузла, не давал покоя Гайсенко, чтобы тот побыстрее его смонтировал.
— Ты понимаешь, что такое радиоузел? — говорил он Якову. — Это мы и доклады разные будем передавать, и музыку из Москвы и Киева, и радиогазету наладим. Актив теперь у нас для всего есть.
В активе у парторга действительно недостатка не было. Когда для проведения избирательной кампании понадобилось подобрать в агитколлектив грамотных, культурных людей, в селе оказалось их с избытком.
Взялись за агитационную работу врач Василий Иванович Буря, Нюся Костюк, Оксана, Полина Волкова и другие учителя, Петро, Супруненко.
Заведовать агитпунктом поручили Оксане. Она уже приступила к работе в больнице, изрядно там уставала, но свое партийное поручение выполняла очень усердно.
Однажды, пригласив Нюсю Костюк, Павлика Зозулю с его баяном, несколько девушек из кружка самодеятельности, Оксана предложила сходить всем на самую дальнюю окраину села.
— До нашего красного уголка старикам и старухам оттуда трудновато добираться, так мы сами к ним заявимся, — говорила она. — Доклад о выборах сделаем. Павлик поиграет, дивчатки частушки споют… Увидите, как люди довольны будут.
Выступление агитбригады прошло с большим успехом. После доклада и небольшого концерта молодежь затеяла танцы под баян. В эту минуту в хате вдруг появился запыхавшийся, бледный подросток. Он протиснулся сквозь танцующие пары к Оксане, торопливо сказал:
— Товарищ докторша, с матерью нашей беда приключилась. Помирают… Идите скорее, дуже просим…
Оксана и Нюся Костюк побежали за пареньком. По дороге Оксана сказала ему со смущением в голосе:
— Я же не врач, а медсестра.
— Ну, все равно, в лекарне работаете.
Женщину они застали почти без сознания, и Оксана, не сумев поставить диагноза, послала за Василием Ивановичем.
Буря явился через час. Расспросив родных о больной, затем осмотрев ее, он недовольно сказал Оксане:
— Надо было быстрее доставать подводу и везти в больницу. Тут же совершенно ясные симптомы. А в таких случаях, дорогая, медлить не положено.
Оксана всю дорогу подавленно молчала. Поздно ночью, вернувшись домой, она долго не могла уснуть.
— Что ты все ворочаешься и вздыхаешь? — спросил ее Петро. — Случилось что-нибудь?
— Ничего не случилось.
— Неправду говоришь. Ты чем-то взволнована.
Оксана приподнялась на локте, сказала дрожащим голосом:
— Случилось то, что и должно было случиться. Твоя жена — неуч, простейших вещей не знает. Сегодня из-за моей оплошности чуть человек не погиб.
— Как это?
Оксана, волнуясь, рассказала о случае с женщиной.
— Конечно, тебе надо будет мединститут заканчивать, — сказал Петро, достав папиросы и закуривая. — Но как вспомню, что нам снова придется с тобой расставаться…
— Ты ведь знаешь, как я все время мечтала на фронте об институте! Нельзя мне на полпути останавливаться!
— Заканчивать тебе учебу надо. — Петро вздохнул. — Ну, Киев не так далеко от Чистой Криницы. Видеться будем часто.
— Я знала, что ты поймешь меня, — сказала Оксана, прижавшись щекой к руке мужа. — Думаешь, мне с тобой расставаться легко? Зато вернусь в нашу больницу врачом. Уж тогда не буду себя недоучкой считать…
* * *У Рубанюков кончили обедать. Василинка принялась убирать со стола посуду, и вдруг Сашко́, взглянув в окно, вихрем сорвался с лавки и, как был, без шапки и без кожушка, метнулся на двор.
— Ваня наш! — неистовым голосом крикнул он уже в сенях.
— А ведь верно, — подтвердила Оксана, подбежавшая к окну. — И не один!
Катерина Федосеевна, на ходу набрасывая платок, вышла на крыльцо, когда Петро и Остап Григорьевич были уже возле саней и помогали снимать чемоданы.
Стремительно пронеслась по ступенькам крылечка Василинка. Выбежав за ворота, она повисла на шее у брата.
Защитив рукой глаза от яркого солнца, Катерина Федосеевна смотрела, как из меховой полости извлекали укутанную девочку, потом Иван, передав ее на руки Василинке, сказал что-то женщине, стоявшей у саней, и все пошли к хате.
Иван Остапович, целуясь с матерью и Оксаной, говорил:
— Ждали меня одного, а я, видите, с семьей… Знакомьтесь, мама. Жена… и наша дочка.
Алла поздоровалась с Оксаной и смотрела на мать Ивана с настороженной и смущенной улыбкой.
— Ну, будем знакомые, — просто и радушно произнесла Катерина Федосеевна и торопливо наклонилась к ребенку, пряча слезы.
— Проходите же в хату. Что на морозе стоять? — приглашал Остап Григорьевич.
— Как же тебя звать, пташечка моя? — спрашивала Катерина Федосеевна, подняв девочку на руки и гладя ее головку в пушистом капоре.
