Анатолий Левченко - Пятьсот веселый
— Тебя как зовут? — спросил Генка, ожидая, пока проедет тяжело нагруженный грузовик.
— Арвид, — отозвался парнишка.
— Арвид? — удивился Генка. — Что это за имя?
— А тебя как? — ожесточенно почесав голову, отозвался обладатель странного имени.
— Меня Генка зовут. Геннадий.
— А я Арвид. Латыш я. Понятно?
— Латыш? — Генка хотел сказать, что Арвид и говорит и выглядит как обыкновенный русский пацан, но раздумал и только спросил: — Как же ты оказался в Чите?
— А тебе какое дело? — Арвид остановился. Его дерзкие синие глазки, остренькое смышленое лицо выражали насмешку. — Эх ты! Деревня! Хутор!
Генка хотел обидеться, но подумал, что этот ершистый загадочный парнишка в общем-то прав: поселок, в котором жил он, Генка, и впрямь полудеревенский. Большинство шахтеров так и писали в своих анкетах — «из крестьян», после работы все копались на огородах, спасших поселок от голода во время войны, косили сено для коровенок в маленьких распадках между сопками, поросшими мелким дубнячком и багульником. Генка вспомнил свой милый деревянный поселок, такой убогий и прекрасный, и у него сладко и больно защемило в груди.
Арвиду не было дела до сентиментальных размышлений спутника, он хотел есть и потому шел, пожалуй, даже быстрее, чем убегал с ворованным чемоданом.
— А вот у нас в поселке латышей нет, — миролюбиво сказал Генка. Хотелось, правда, поставить на место этого самодовольного воришку, но сознание, что он старше и сильнее читинца, сдерживало. — Русских, украинцев, татар, мордвы полно, а вот латышей — ни одного. У нас в поселке даже австриец хромой живет. Попал в плен в первую мировую войну, да так и остался в России.
А солнце между тем начинало припекать. Генка уже успел на себе испытать, что такое упоминавшийся в учебниках географии «резко континентальный климат». Ночью он дрожал, приткнувшись к вокзальной стене, которая к утру высасывала из тела все тепло, а днем, бегая от городских билетных касс до вокзала, задыхался от злой жарищи.
— Он рыжий? — спросил Арвид. — Блондин?
— Кто?
— Да австриец твой.
Генка вспомнил одноногого австрийца, который работал конюхом в коммунальном хозяйстве поселка.
— Нет, наш австриец черный.
— Значит, он не австриец, а венгр, — авторитетно заявил Арвид, продолжая смешно выкидывать вперед свои тонкие, плохо сгибающиеся в коленях ноги.
— Наверно, — охотно согласился Генка.
До Енисея они так и не дошли. На пути им встретилась колонка, из нее брала воду симпатичная стройная девушка в коротком выцветшем платье. Девушка наклонилась, чтобы поднять наполненные ведра, и платьице стало совсем коротким, обнажая на ногах полоски, которыми кончался загар и начиналась волнующая, запретная белизна.
Арвид присвистнул. Его остренькое лицо стало нахальным и самоуверенным.
— Пойдемте купаться, девушка! — крикнул он. — На Енисей!
Девушка испуганно оглянулась, одернула платьице, быстро взглянула на ребят и на свои босые забрызганные водой ноги. У нее было свежее личико, еще румяное после сна. От нее веяло теплом, домашним уютом, недоступным для Арвида и Генки.
— Вам в баню надо, а не на Енисей! — выпалила вдруг девушка, чисто женским чутьем угадав их бесприютность. И, не дав им опомниться, молодым движением нагнулась, схватила ведра и, ловко покачивая всем телом, победно заструилась по тихой улочке, чувствуя на себе восторженные взгляды ребят.
— И-эх! — восхищенно взвизгнул Арвид, подталкивая Генку локтем, а тот только отмахнулся, провожая глазами девушку, которую уже никогда не придется увидеть и которая поэтому казалась еще милее и недоступнее.
— Давай поедим здесь, — предложил Арвид, когда девушка скрылась в переулке. — Кружка у тебя есть?
— Есть. — Генка подошел к колонке, присел на корточки и открыл свой ободранный чемодан: сухарей было еще много, почти полный мешочек, один вид его сразу вызвал в душе образ матери…
Хлопочет сейчас на кухне или в огороде и не знает, что ее сын бродит по Красноярску, который она видела только на карте — той самой, где вся семья отмечала отбитые у фашистов города, там, на западе.
Вода в колонке была обжигающе холодная, от нее сразу заныли зубы. Арвид хрустел сухарем, даже водой не запивал.
— У меня и так слюна выделяется, — с набитым ртом пояснил он, расправившись с десятком крепких, как кирпич, черных сухарей, от которых, казалось, еще пахло войной.
Генка тоже не отставал от своего нового приятеля, но ему не терпелось узнать, каким образом Арвид надеется вырваться из этого города, с вокзала, битком набитого пассажирами.
— Как же ты думаешь уехать? — спросил Генка, когда Арвид стал жевать чуть медленнее.
— Очень просто, — важно отозвался тот, поскребывая косичку волос на шее. — Какой сегодня праздник?
— Праздник? — удивился Генка. — Никакого праздника сегодня нет.
— Есть, — Арвид засмеялся. — Сегодня самый лучший праздник для безбилетников. Соображаешь?
— А-а, — догадался наконец Генка. — День железнодорожника! Точно?
— Слава богу, догадался, — снисходительно изрек Арвид, и его остроносенькое лисье личико стало высокомерным. — Вчера я слышал на вокзале — важный такой дядька в железнодорожной форме говорил другому: «Завтра наш праздник, а на вокзале творится черт знает что. За это нас не похвалят. Выход один — пустить два пятьсот веселых. Один — на запад, другой — на восток. И эта толкучка прекратится хоть на несколько дней». Вот что я слышал.
— А что такое пятьсот веселый?
— Не знаешь? Вот хутор! Это пассажирский товарняк.
Генка видел такие составы, но не знал, как их называют.
— А быстро едет этот… пятьсот веселый?
Арвид захохотал так, что даже поперхнулся крошками сухаря.
— Он едет не по графику. Но бывает, неплохо шпарит.
— Ну и черт с ним! — Генка махнул рукой. — Лишь бы двигаться. Я готов хоть на лошадях, только бы ехать.
— А куда ты торопишься? — поинтересовался Арвид, он развалился на травке и казался сейчас вполне довольным судьбой.
— В Москву. В геологоразведочный институт.
— Десять закончил? — с завистью спросил Арвид, приподнимаясь. — Покажи аттестат, я еще ни разу не видел.
Генка пошарил в чемодане и на самом дне нашел гладкий твердый листок. В аттестате были круглые пятерки. Генка исподтишка наблюдал, какое впечатление произведут его оценки на читинца.
— Здорово! — воскликнул Арвид, снова опускаясь на траву. — А что это за справка? Та-а-к, прочитаем. «Дана настоящая Майкову Геннадию Сергеевичу в том, что данный аттестат подлежит обмену на аттестат отличника». Так тебе медаль еще не дали?
— Нет. — Генка еще раз пережил это огорчение. — Ведь сочинения рассматриваются сначала в районо, потом в Благовещенске и Хабаровске. А мне что — ждать, пока там везде рассмотрят?
— Ну и правильно, — поддержал Арвид. — Нечего ждать… Значит, и по немецкому у тебя пятерка? Проверим! — И он произнес по-немецки какую-то длинную фразу.
— Что, что? — напрягаясь, чтобы выловить из фразы хоть одно знакомое слово, растерянно забормотал Генка.
— Я сказал, что ты в русском ни черта не понимаешь, а лезешь изучать немецкий. — И Арвид засмеялся, довольный тем, что посадил Генку в лужу.
— У нас немецкий только один год преподавали, некому было, — пытался оправдаться Генка. — Я сам учил, читал немного. Но говорить совсем не умею.
— Анна унд Марта баден, Анна унд Марта фарен нах Анапа, — поддразнивая, прокартавил Ар-рид. — Вот что ты умеешь!
— А ты откуда знаешь немецкий? — с завистью спросил Генка, почти силой вырывая из рук Арвида аттестат, которым он все-таки гордился. — У вас хороший учитель был?
— Натюрлих, — самодозольно отозвался читинец, с особым шиком чуть грассируя «р» и произнося в конце что-то среднее между смягченным «ш» и «х». — Почти все латыши знают немецкий.
— Ну, ладно. — Генка захлопнул чемодан. — Ты особенно не задавайся. По математике и другим предметам я тебя в лужу посажу так, что и ушей не видно будет. Понял?
Арвид неожиданно загрустил. Даже веснушки у него поблекли, посерели.
— С математикой у меня худо, — вздохнул он. — Но в Риге пришпорю.
— А в каком ты классе? — спросил Генка, удивленный тем, что нахальный Арвид может быть и грустным.
— В девятый перешел. Эх, быстрее бы в Ригу! Там у меня дядя…
— Пойдем на вокзал, — заторопился Генка. — Может, уже начали билеты компостировать.
— Компостировать? — Арвид даже присвистнул от удивления. — У тебя билет есть?
— До самой Москвы. В Иркутск я приехал на пассажирском Владивосток — Иркутск. А из Иркутска до Красноярска на пригородных добирался.
— Покажи билет, — попросил Арвид.
Генка достал билет от маленькой дальневосточной станции до самой Москвы.
