Нина Буденная - Старые истории
Утром я сидел в штабе и разбирался с текущими делами, когда вошел ко мне мой адъютант Петр Павлович Зеленский, с которым прошли мы бок о бок всю гражданскую. Был он молодой, как и все мы, лихой рубака, как большинство, отчаянный смельчак, как многие, и красавец, как некоторые.
Лихо щелкнув огромными шпорами, которые были в моде последние два месяца и делались на заказ, он доложил:
— Товарищ командарм! Поступило донесение: Махно засечен в районе села Васильевка, юго-западнее станции Чаплинка.
— Вот туда-то мы и двинем! — обрадовался я возможности поразмяться и заняться стоящим делом. — Вызовите ко мне командира штабного кавполка и соедините с командиром автобронеотряда имени Свердлова.
— Вы тоже едете? — обрадовался Зеленский.
— Конечно. А то мы что-то засиделись.
С командиром автоотряда я договорился в два счета. Он обещал немедленно прислать два броневика и несколько полуторок с пулеметами и бойцами. Командиру штабного кавполка я приказал выделить эскадрон в мое личное распоряжение. Этот полк мы только что сформировали, бойцы его еще ни разу не участвовали в сражениях, поэтому я хотел проверить, как они поведут себя в деле. И вот случай представился.
Минут через тридцать наш отряд был уже весь в сборе, бойцы горели молодым нетерпением и рвались в бой. Во дворе, окутываясь голубыми дымами, пыхтели броневики и полуторки, чихали кавалеристы, фыркали и косили глазом кони. Перед самым крыльцом крупно трясся трофейный «мерседес», в котором с неприступной гордостью восседал водитель в крагах и очках.
— Ты что это, Петр Павлович? Я на этом рыдване не поеду, — сказал я. — Где Казбек?
— Так он же, Семен Михайлович, еще хромает, рана не поджила как следует. А потом, что же вы верхом-то поедете, когда такой мотор без дела простаивает? — и Зеленский с нежностью, как коня, огладил блестящий бок машины. — Путь-то неблизкий. Неужто верхом не наездились?
Наездиться-то я наездился. Да и Казбек мой был действительно не в порядке. Ему досталось за гражданскую побольше, чем мне. Ранен был несколько раз, но все как-то удачно: форму всегда полностью восстанавливал. Сильный был жеребец, надежный. Нам с ним в общем-то везло. Из боя, бывало, вернемся, ординарец мой Казбека расседлает и трясет седло. А из него пули сыплются. А мы с Казбеком ничего, целы.
— Пулемет прихвати, — сказал я Зеленскому. — Мало ли что.
— Это обязательно, — сказал довольный адъютант. Он был отличным пулеметчиком.
Весна была хоть и ранняя, но не уступала хорошему лету. Солнце пекло отвесно, прямиком в темечко, мы только фуражки поплотнее на уши натягивали, до чего жарило. Я ехал впереди. Проезжали деревни…
Везде готовились к севу, а кое-где уже пахали. Тягла не хватало, кое-кто пристраивал ярмо на коров. И где крестьяне раздобывали семена в такое голодное время — ума не приложу. Тут, видно, надо было обладать настоящей крестьянской сметкой. Я думаю, приведись мне тогда самому сеять — тоже что-нибудь удумал бы.
Карта местности была у меня мелковата, поэтому дорогу к Васильевке спрашивали у жителей. Те охотно отвечали, тыкая пальцем в нужном направлении, но их гак был неимоверно длинен, много превышая те версты, к которым прилагался.
Пропылили уже через десяток деревень, а Васильевки все не было. У одной из хат увидел я здоровую молодую бабу. Она пряталась в тени сарая, выходящего глухой стеной на улицу. На руках у нее сидел двухлетний малыш, который, скосив на нас любопытный глаз, сосал грудь. Его братишка лет шести, босой, в штанишках, которые еле поддерживала переброшенная через плечо надорванная лямка, переминаясь около матери с ноги на ногу, сосал молоко из другой груди. Что делать, каждый, как мог, старался накормить своих малышей. Старший весь искрутился (ему надо было рассмотреть всю нашу кавалькаду), но грудь не бросал — видно, здорово набегался и оголодал. Так он и маялся около матери, пока мы разговаривали с ней.
— Матка, в какой стороне Васильевка? — картинно приосанившись, спросил неотразимый Зеленский.
— Да вон там балочка выглядает. Коло нее свернете — скоро и Васильевка.
— А далеко ли? — спросил я.
— Да верст пять.
Тут наконец мальчишка оторвался от матери, зыркнув на нее с жалостливым презрением.
— Семь, — уточнил он сиплым голосом.
У оврага, где дорога сошлась рогаткой, мы свернули, поехали по-над балочкой, и скоро в жарком мареве зашатались, задрожали расплывающиеся очертания высветленного солнцем монастыря. Женского — по сведениям, полученным от местных. Недалеко от него одиноко торчала белая хатка с колодезным журавлем во дворе. Остановились попить, долить радиаторы водой. Я зашел в дом.
За пустым дощатым столом сидел сумрачный мужичонка, меленький и хлипкий. Он явно был не в настроении, а может, я помешал ему ссориться с женой, хлопотавшей у печи и имевшей тоже достаточно решительный и агрессивный вид.
— Что, не слыхать ли у вас о Махно? — начал я вроде бы издалека. — Говорят, в ваших местах он вьется. Может, видели его когда, а то случайно знаете, где его сыскать можно?
— А вы кто такие будете? — спросил насупленный мужик. — Кто такие?
— Мы — Красная Армия, а я — Буденный.
— Как вам сказать, слыхать-то мы о нем слыхали, да навроде давно уж это было.
— Как давно?
— Я уж и не помню… Соседи вроде приходили, сказывали… В глазах у мужика сквозила тоска, слова мямлил себе под нос. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он врет.
— Здесь, в ваших местах, не видели его?
— Кто знает, может, и видели…
Наш нудный, полный туманных намеков, переливавшийся из пустого в порожнее разговор наконец осточертел хозяйке, которая остервенело гремела чугунами.
— Да хватит тебе юлить! — сердито крикнула она мужу. — Ты же отлично знаешь, где Махно.
— А, ладно, — безнадежно махнул рукой мужик. — По мне что Махно, что Буденный — один черт: сеять пора, земля сохнет. Так вот, еще вчера Махно ночевал в монастыре, а сегодня он, видать, в хуторе. — И назвал мне близлежащий хутор.
Я вышел на улицу, собрал командиров и начал военный совет.
— Для нас в тактическом отношении хутор располагается очень удобно. Он зажат между двумя прудами, которые с одной стороны соединены общей плотиной. Мое решение такое: вы, товарищ Митрохин, — сказал я командиру автоотряда, — с броневиками и бойцами отправитесь в обход прудов на плотину. Оттуда вы ударите на хутор, а мы с кавалерийским эскадроном одновременно с вами ударим с противоположной стороны. Спрессуем его, как миленького. Таким образом, наша задача — скрытно наблюдать за хутором и ждать вашего появления. А вы, товарищ Митрохин, действуйте самостоятельно, мы сами будем согласовывать свои действия с вашими. До поворота на плотину — два километра. На месте вы будете минут через тридцать, ну, максимум — если какие-нибудь случайности — через сорок. Выполняйте.
Мотоотряд запыхтел дальше по дороге, а мои кавалеристы заняли свои позиции, готовясь к броску на хутор.
Время тянулось изматывающе медленно, как бывает всегда, когда ждешь и принужден бездействовать. Прошло тридцать минут, сорок — наши не появлялись.
Мы скрывались не в очень частом, но достаточно высоком кустарнике. Сказать, что нас совершенно не было видно, не скажу — можно было разглядеть, не уложишь ведь лошадей на землю. Но прятаться было негде, мы выбрали не лучшее, зато единственное укрытие. Я прохаживался по краю кустарника, осматривался. Мои кавалеристы давно спешились, каждый стоял возле своей лошади, держа ее в поводу. Я видел, что ребята волнуются: еще бы, первый бой.
Хутор стоял в тишине и безлюдье. Где там могло скрываться столько человек? А может, там не все махновцы? Хорошо бы все, сразу одним ударом бы прихлопнули!
Невдалеке, примерно на половине пути между нами и хутором, пекся на солнце невысокий холм, изрядно мешавший наблюдению. Одинокий крестьянин пахал на его макушке. Он был излишне суетлив, поминутно отрывался от сохи, утираясь рукавом и оглядываясь. Мы вели себя тихо, и он долго не замечал нас. Но вдруг на хуторе заржала лошадь, крестьянская лохматая лошаденка вскинула голову и ответила. Не утерпели и наши кони — заржал один, другой.
Пахавший мужик резко обернулся в нашу сторону, хлопотливо бросился к лошаденке, стал ее дергать, распрягать, а потом вскочил на нее и сломя голову понесся к хутору.
— Обнаружили! — крикнул Зеленский. — Это, Семен Михайлович, ихний дозорный был, не иначе.
— Да, сомнений нет. Проморгали мы его.
— А как было не проморгать? Пашет человек и пашет. Не с биноклем же сидит.
— Отставить разговоры! По коням! Эскадрон, шашки к бою!
Мы приготовились, и вовремя: из хутора в пыли и топоте вылетел отряд махновцев. Конармейцы ринулись ему навстречу. И пошел дым коромыслом! Звенят шашки, хрипят кони, кричат люди. Сабельный бой — он азартный, азартный и страшный, как все на войне.
