Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы
Когда они вернулись, майора не оказалось за столиком. Жозефина наполнила рюмки, подняла свою и произнесла тост:
— За наш дружба!
Выпив коньяк, она сказала:
— Вы, господин Владимир, есть очень красивый мужчина.
В ответ Владимир Терентьевич улыбнулся. Он действительно был красивым мужчиной. Широкоплечий, с карими глазами под длинными ресницами, с волнистой светлой шевелюрой, он нравился женщинам и отлично знал это. Но сейчас Сердюк понимал, что сказанный Жозефиной комплимент был одним из элементов сценария, в котором и ей была предоставлена роль. Как бы в ответ на его мысли Жозефина слегка дотронулась до его ноги под столом и, томно улыбнувшись, нагнулась к нему и прошептала:
— Алан пропал, вы не хотел быть мой кавалер?
— С удовольствием, — Сердюк улыбнулся.
Вернулся майор.
— О-о! Вы, я вижу, весело проводить время без меня, — сказал он, занимая свое место за столиком.
— Господин Владимир есть любезный мужчина, он обещал быть мой кавалер, — пококетничала Жозефина.
— Очень приятно. — Майор скорчил на своем бледном продолговатом лице хитроватую улыбку и добавил на английском языке несколько слов, смысла которых Сердюк не уловил.
На эстраде начались новые номера, но майор и его спутница посматривали на эстраду безучастно. Посидев еще немного и выпив по рюмке коньяку, они поднялись и, пригласив Сердюка, направились к выходу. Довезли гостя до полицейского участка и, передав его в руки дежурного сержанта, попрощались с ним подчеркнуто любезно.
В камере Владимир Терентьевич долго лежал, подложив руки под голову, не меняя позы, и все думал, что бы это могло означать? Не найдя никакого ответа, он встал, выкурил сигарету, разделся и лег под одеяло, решив, что утро вечера мудренее, что майор так или иначе раскроет свои карты.
Действительно, во время очередного допроса, напоминавшего скорее дружескую беседу, майор, усадив Сердюка в кожаное кресло и сев против него, вел себя довольно фамильярно, был предупредителен, широко улыбался, вновь рассыпался в любезностях и наконец спросил:
— Вы есть довольный, господни Сердюк, как мы провели вчера вечер?
— Чудесный вечер, я даже не заметил, как пролетело время, — ответил Владимир Терентьевич.
— Вы раньше бывал ночной клуб н, как это по-русски, видал стриптиз?
— Нет, не приходилось.
— Не правда ли, хорошо проводить время в ночной клуб и мадемуазель Жозефина есть очень красивая женщина?
— Ничего, мадемуазель тоже недурна, она отличная партнерша в танце.
— Вот вы видел, у нас в свободной мир есть все: шикарный ресторан, отличный ночной клуб, бар, красивый женщин. Вы, господин Сердюк, при желании можете иметь все это. — Майор откинулся на спинку кресла.
— Что вы имеете в виду? — спросил Владимир Терентьевич после непродолжительной паузы.
— Очень мало, написать маленький бумага, что вы желать оставаться у нас. Я вам давал гарантия, что вы получать много денег, иметь хорошая работа, машина и сладкая жизнь.
Владимир Терентьевич искрение расхохотался.
— Слов нет, греческий коньяк хороший напиток, мадемуазель Жозефина тоже недурна собой, и я не возражал бы встретиться с нею еще раз, однако будет лучше, если вы отпустите меня подобру-поздорову, иначе я подыму скандал на весь мир, расскажу людям о том, какими методами вы подбиваете людей стать изменниками, сперва шантажируете, потом соблазняете сладкой жизнью.
Майор опешил. Он ожидал все, что угодно, только не такой дерзости от русского.
— Вы угрожать? — выдавил он из себя.
— Зачем? Я просто сказал все, что думаю. Хочу еще добавить, что ваши номера стары, как мир, ими никого не удивишь.
— Интересно знать, как вы осуществить свое намерение, когда мы упрячем вас лет на десять каторжный тюрьма?
— Найду способ, не забывайте, что я гражданин великой державы — Советского Союза, вашего недавнего союзника.
— Посмотрим. — Разгневанный майор позвонил и сердито приказал солдату увести арестованного.
Казалось, о нем снова забыли. В течение целой недели больше никуда не вызывали и только на седьмой день повели его наверх, но не в кабинет майора, а к худому и высокому, как пожарная каланча, полковнику. Он сидел за массивным письменным столом. А у стола стояли майор Алан, тщедушный переводчик и советский офицер. Увидев советского офицера, Сердюк чуть не закричал от радости.
Владимир Терентьевич, разумеется, не знал, какие события произошли за то время, пока он сидел в полицейском участке. О его исчезновении комендатуре стало известно на третий день. Начались розыски. Портье гостиницы «Интурист» сообщил, что в субботу рано утром за господином Сердюком приехал его знакомый, постоянный житель Лейпцига, господин Терещенко на своей машине и они уехали вдвоем. На контрольном пункте подтвердили, что действительно гражданин Терещенко проезжал на своей автомашине марки «опель-капитан» и с ним был пассажир. На этом все нити оборвались, и дальнейшие поиски никаких результатов не дали. Терещенко исчез, словно в воду канул. На запрос советского командования из всех трех зон Берлина сообщили, что человек по имени Сердюк В. Т. у них не значится.
Однако представители английской разведки допустили непростительную оплошность, поставив машину Терещенко на общей стоянке под открытым небом, недалеко от полицейского участка.
По номерным знакам «опель-капитана» установили, что Терещенко находится где-то здесь, следовательно, здесь должен быть и Сердюк. Написали начальнику английской контрразведки Берлина, потребовали выдачи советского гражданина Сердюка.
Начались долгие и нудные переговоры. К счастью, в английской разведке не было никаких материалов, доказывающих виновность Сердюка.
Полковник попросил переводчика передать господину Сердюку, что имело место досадное недоразумение, английское командование извиняется, а он, полковник, надеется, что господин Сердюк может подтвердить, что с ним обошлись весьма корректно.
— Нет, претензий не имею, больше того — большое спасибо за науку.
— Какая наука? — удивился полковник.
— Как же, я испытал на собственной шкуре величайшую гуманность и справедливость англичан, убедился, как они благодарны советскому народу, выручившему их от смертельной опасности в тысяча девятьсот сорок первом году.
Полковник поморщился и ничего не ответил.
Когда Сердюк поклонился и вышел в сопровождении советского офицера, полковник обратился к майору:
— Опять осечка, Алан. Я не раз говорил вам, что нельзя задерживать этих русских без солидных вещественных доказательств.
— Кто мог предположить, что этот упрямый украинец не соблазнится снимками и не возьмет их у Малайдаха? — ответил майор.
На улице было сыро, шел мокрый снег.
1968
Мечта
В конце апреля 1942 года в составе делегации трудящихся столицы я поехал на фронт с подарками для бойцов и командиров. Нагрузив в темноте пульмановские вагоны картонными ящиками, в которых были уложены нехитрые гостинцы, нужные солдатам: нитки, иголки, перчатки, фланелевые портянки, копченая колбаса, табак, конфеты, писчая бумага, конверты, бутылочки водки и непременно личное письмо незнакомому бойцу от работниц заводов и фабрик нашего района Москвы, мы пустились в путь с Киевского вокзала.
Дорога оказалась длинной. Наш поезд подолгу стоял не только на станциях, но и у каждого разъезда, пропуская воинские эшелоны. По мере приближения к фронту все чаще появлялись фашистские самолеты. Иногда машинист, не обращая на них внимания, гнал состав вперед на предельных скоростях, а в другой раз поезд останавливался посреди поля, раздавался крик: «Воздух!» — пассажиры выпрыгивали из товарных вагонов и, пробежав десяток шагов, ложились в случайные ямы или просто на землю, словно это могло спасти от гибели.
Километрах в пятидесяти от станции Сухиничи — конечной цели нашего путешествия — крики «Воздух!» раздавались чуть не каждые десять минут, и мы двигались, что называется, со скоростью черепахи. Комендант поезда, боясь за нашу безопасность, махнул рукой и предложил нам идти до Сухиничей пешком, оставив вагоны с подарками на его попечение.
Мы нехотя зашагали по крутой скользкой тропинке и скоро попали в такую топкую грязь, что с трудом вытаскивали ноги, а тут еще непрерывный гул вражеских самолетов над головой.
Город Сухиничи, или то, что уцелело от него, находился на возвышении, и мы добрались туда с великим трудом, уставшие и по пояс в грязи.
Комендант города, молодцеватый майор, видя наше состояние, исполнился к нам сочувствием и разместил на постой в чистеньком домике, где, по его словам, был колодец и запас топлива.
— Вы можете там помыться, привести себя в порядок и поспать спокойно, утром за вами зайдут и укажут дальнейший маршрут, — сказал он.
