Анна Караваева - Родина
Когда по дороге к заводу дети ссорились между собой, Банникова почти всегда становилась на сторону Тамары. Виталий огорчал мать своей строптивостью, которую Тамара называла «бессмысленной дурью»; ломался его голос, все в его натуре словно ломалось: он всех задирал и в каждом подозревал желание его унизить или кольнуть тем, что он «недоучка».
Об этом и шел сегодня разговор между Виталием и сестрой.
Приближаясь к заводу, Виталий ядовито заметил сестре:
— А ты что-то рано возгордилась и сама задираешь нос, умница-разумница. Вот уж когда прославишься чем-нибудь, тогда и…
— Сегодня как раз у нас в бригаде такой день, — объявила Тамара: — или директор нас похвалит, или мы оскандалимся.
— Что же у вас такое произошло? — заинтересовался Виталий.
— Сегодня мы электросварку обновляем.
— Как же это вы ее об-нов-ляете… будто это новый костюм или ботинки — даже смешно!
— Смешного ничего нет, напротив — мы будем ремонтировать танк.
— Что-о? — изумился Виталий. — При чем тут танк? Ведь завод-то металлургический!
— А при том, что еще война идет. Директор сказал вчера, что пока идет война, завод будет выполнять фронтовые заказы. Вот электросварка сегодня и начнет свою работу с ремонта танка. Так что ты со мной, братец, не шути.
— Ска-ажите пожалуйста!
В то утро цех электросварки действительно «обновляли» ремонтом четырех отечественных танков, которые стояли посреди цеха, окруженные электросварщиками. Для своей бригады Соня выбрала средний танк «Т-34» и расставила членов бригады сообразно их знаниям. Сама Соня, Ольга Петровна и Юля, «как ветераны», заняли «командные места», а Маня Журавина и Тамара Банникова, «как младенцы», были поставлены Соней на менее ответственные места электросварки.
— Наше место не бывает пусто! — шутила Соня. — В Лесогорске нас в бригаде было пять, и дома нас тоже пятерка.
Соне хотелось, чтобы и все чувствовали себя сегодня приподнято. Она шутила, подзадоривала всех смешными словечками и сравнениями, вызывая дружный смех своей бригады. Когда все заняли свои места, Соня шутливо похлопала танк по броне и подмигнула ему, как живому:
— Ну вот, дорогой наш друг «тридцатьчетверочка». Поработаем же над тобой, наш храбрый красавчик!
Ее, казалось, хватало на все. Она сбегала к электрикам, проверила «боевую готовность» всего оборудования, сама пересмотрела все рукавицы, предохранительные фибровые щитки, придирчиво оглядела их черные смотровые стеклышки, проверила расположение проводов, которые, словно черные длинные змеи, лежали на полу.
— Соня, да уж будет тебе! Вот беспокойная душа! — крикнула Маня.
— Нет, уж вы ей не мешайте, — посоветовала Ольга Петровна. — Что себе назначит, то обязательно сделает, от своего не отступит.
— И как нас она учила, так и вас с Тамарой обучит прекрасно, — подхватила Юля Шанина.
— А мы и не сомневаемся, что с такими знаменитостями, как вы, нам с Тамарой открыт путь славы! — не без лихости ответила Маня Журавина.
При этом она успела кивнуть Яну Невидле, который находился неподалеку, около будки электриков, заканчивая кое-какие подсобные работы. Ян уже привык к тому, что каждое задание, которое он выполнял, было обязательно срочным. Теперь ему особенно приятно было стараться: впереди его ждало одобрение Мани и шутливое разрешение смотреть на нее.
— Тамара, ты трусишь? — шепнула Маня, смотря на бледное, сосредоточенное личико Тамары, — Ой, дурочка, я ведь тоже трушу, но только виду не показываю!..
— Надо твердо помнить, чему нас Соня учила: вести электрод в нужном направлении и следить за рукой, — важно поджимая неяркие губки, посоветовала шепотком Тамара.
— По местам! Надеть щитки! — скомандовала Соня, и электросварка началась.
Тамара дрожащей рукой направляла свой электрод в указанном ей направлении. Сквозь черное стеклышко девушка увидела жарко-белые вспышки своего электрода, увидела жирные меловые значки, отчеркнутые рукой Сони на бурой броне танка, но шов, который оставлял ее электрод, словно потерялся куда-то. Тамара сразу облилась потом, бурно забилось сердце, ослабели ноги.
«Да где он, шов этот проклятый?» — холодея от ужаса, подумала Тамара, видя, как ее электрод, разбрасывая белые фонтаны искр, словно взрывал на броне мохнатую темную бороздку, которая казалась Тамаре бесконечной.
«Остановить! Сказать Соне…» — И Тамара подняла руку, чтобы сбросить с лица щиток и признаться Соне в своем провале, — и вдруг глубокий, облегченный вздох вырвался из груди новой электросварщицы: в памяти ее ясно прозвучали слова Сони: «Помни, что шов ты увидишь тогда, когда собьешь шлак».
«Как же я могла об этом забыть! — смеясь от счастья, думала Тамара. — Значит, я веду электрод верно…»
Мохнатые бороздки шлака вели как раз туда, где белели крестики и стрелки, поставленные Сониной рукой.
Седоусого полковника и еще двух офицеров-танкистов из расквартированной под городом танковой части сразу на заводе все заметили.
— На электросварку пошли! — прошумели голоса.
Любопытный Сережа, не вытерпев, сбегал в цех электросварки и вернулся оттуда очень довольный тем, что видел.
— Когда военная комиссия ремонт машины одобрила и похвалила бригаду за срочное выполнение, полковник сперва поздравил всех девушек, а потом и говорит: «Надеемся, дорогие товарищи, что и в следующий раз, если придется, вы так же добросовестно отнесетесь к фронтовому заказу». Тут твоя сестра Тамара — это, Виталий, специально для твоего удовольствия сообщаю! — улыбнулась танкистам и этак, знаешь, храбро сказала: «Мы всегда рады помочь нашей Красной Армии!..» Вот какая боевая стала твоя сестрица!
Виталий промолчал.
— «Тридцатьчетверку» тут же, понятно, заправили, двое офицеров спустились в танк и покатили к себе в часть… Слышали, как танк рычал? Проводили военных, и потом все, и директор, и парторг, поздравили Соню, всю ее бригаду и поставили их в пример двум мужским бригадам… вот как!
— А уж тут как тут, наверно, от «Кленовской правды» корреспондент прибыл, — добавил Сунцов.
— Обязательною! — пропел Сережа, довольный тем, что был в центре внимания. — Корреспондент еще раньше военной комиссии в цех прибежал, чтобы ничего не пропустить. Я слышал, как он Соню и всех других членов бригады расспрашивал. А твоя, Виталий, сестрица опять отличилась: начала рассказывать, как она сначала волновалась во время работы и как потом увидела, что все у нее идет правильно… и, знаешь, так все интересно Тамара описала, что и мы все и корреспондент с удовольствием слушали ее и смеялись. А потом корреспондент, очень довольный, сказал всем девушкам, что их высказывания «чрезвычайно оживляют материал»! Понятно?
— Нет, я не понимаю, — недовольно признался Виталий.
— Чудак! Это значит, что завтра в «Кленовской правде» ты прочтешь новый очерк о восстановлении нашего завода… и о твоей сестре! — пояснил Чувилев. — Я даже узнал, что очерк будет называться: «Электросварка заработала!» Вот!
— Откуда же ты это узнал? — завистливо спросил Сережа.
— А я тоже заглянул на электросварку, — скромно сказал Чувилев. — Ты, Сергей, все верно рассказал.
— Спасибочко вам! — рассердился Сережа. — Скажите, какой ловкач выискался! Я рассказываю, а он, оказывается, меня проверяет!
— Ну, чтобы Чувилев да не посмотрел на электросварку в такой ответственный момент! — громко усмехнулся Сунцов. — Ты, Сережа, не принял во внимание, что там есть… гм… одна особа… которая его глубоко интересует…
— Поди ты к черту! — вспыхнул Чувилев, но Сунцова поддержал Игорь Семенов:
— Нормально развитое воображение, Сергей, должно тебе подсказать: дело не в «проверке», а в том, что Чувилеву приятно из чужих уст услышать то, о чем ему самому думать приятно! Понимаешь ты, мудрец?
И далее Семенов тоже, как и Сергей, похвально отозвался о Тамаре.
«Далась она им!» — растерянно думал Виталий, силясь представить себе, как сейчас выглядит Тамара.
Забежав в цех электросварки, Виталий сразу увидел Тамару в небольшой кучке женщин челищевской бригады. Все они стояли около сложенных клеткой железных брусьев и вели оживленный разговор с мастером о «большом гражданском заказе». Тамара стояла вполоборота к брату. Одета она была попрежнему в старенький ватник и в выцветший, заштопанный шерстяной шлем на голове, — но что-то неуловимо новое чувствовалось в том, как Тамара стояла, слегка закинув голову и заложив руки за спину. Увидев брата, она обернулась к нему. И тут Виталий увидел новое, горделиво-радостное выражение всего ее повзрослевшего лица.
— Ты что, Виталий? — мягко спросила она, одновременно показывая всем своим видом: «Если бы ты сейчас хотел сказать мне самые приятные слова, я все-таки не могла бы говорить с тобой, — ты же видишь, я занята серьезным делом».