Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
— Не было бы войны — может быть, отца и не уволили бы… — сказал Юнус, вздохнув. — Будь они прокляты, эти немцы! — добавил он в сердцах.
— Нет, — возразил Саша, помедлив, — дело не только в немцах.
Юнус удивленно взглянул на Сашу. Тот вышел из-за стола и вытащил из-под коврика, висевшего на стене, сложенный вчетверо листок.
— «Не ищите врагов в чужих странах: враг народа — это царское правительство, — прочел, понизив голос, Саша. — Если вы хотите, чтобы не было войн, чтоб вас не отрывали от семей и родного очага, если вы находите счастье народа в мирной свободной жизни, то поднимитесь против царского правительства! Вас вооружили — обратите оружие против врагов народа. Превратите войну в борьбу за освобождение народа!..»
Это было воззвание Кавказского комитета Российской социал-демократической рабочей партии к рабочим Баку и трудящимся Азербайджана.
— Степан Георгиевич говорил, что так оно и будет, — завершил Саша.
Слишком было необычным то, что прочитал Саша; Юнус многого не понял, но он постеснялся в этом признаться и, невольно протянув к листку руку, произнес только:
— Дай мне эту бумагу, я еще раз почитаю сам.
— Смотри, не показывай ее дурным людям, — предупредил Саша.
Едва проступил утренний свет, Юнус простился с тетей Марией и, задержав свой взгляд на спящей Баджи, попросил отпустить ее к дяде Шамси, когда тот за нею приедет.
Затем Юнус простился с Сашей. У ворог они долго стояли, взявшись за руки, и никак не могли расстаться.
Так на заре ушел Юнус на нефтяные промысла, что лежат между селениями на северном берегу Апшерона и большим шумным городом — на южном.
Юнус уже вышел в степь, а Баджи все еще не размыкала глаз — очень вкусно ела вчера Баджи, очень долго думала она перед сном о гостях, очень мягко было ей спать на кушетке.
Ах, гости! Кого только не было!
Был дядя Шамси, был русский большой начальник, был важный мулла. Были рабочие, жены их, дети. Много, много гостей пришло вчера в дом Дадаша и Сары.
Только самих хозяев не было дома…
Прощай, черный город!
Утром снова приехал Шамси на фаэтоне, и вслед за ним — Таги на арбе.
Шамси ходил по комнате и тыкал палкой:
— Поднос… Палас… Бурка…
И Таги выносил вещи своего бывшего квартирохозяина и друга: поднос, за которым он и Дадаш пили чай; палас, на котором они сидели друг против друга и беседовали; бурку, которой Дадаш разрешил ему укрываться в холодные дни…
Быстро уложен был скарб на арбу, хоть не позабыл Шамси даже мелочи.
— Полезай и ты! — сказал дядя племяннице.
С высоты арбы смотрела Баджи на обитателей дома, пришедших к воротам проводить дочку сторожа. Вот тетя Мария в синем переднике, вот новый сторож из Теймуровской шайки, вот Саша… Женщины с детьми на руках поглядывали на Баджи и перешептывались. Мальчишки сновали возле арбы и фаэтона в надежде прокатиться на запятках. Теперь Баджи не боялась их. Она хотела, чтоб все ее видели. Она хотела, чтоб ее видел Саша, искала его глазами, но он куда-то исчез.
«Он стыдится быть здесь ради меня, потому что я девчонка», — решила Баджи.
Шамси не намерен был затягивать проводы: он тронул палкой плечо фаэтошцика, и фаэтон покатил. Аробщик поднял свой кнут, арба тронулась вслед за фаэтоном. Тетя Мария поднесла к глазам синий передник.
«Чего она плачет?» — удивилась Баджи. Но вдруг ей самой захотелось плакать.
В этот миг из ворот вышел Саша, побежал за арбой.
«Что ему нужно?» — заволновалась Баджи.
Лошадь шла шагом. Саша легко нагнал арбу. Взявшись одной рукой за кузов, Саша другой рукой протянул Баджи маленький сверток:
— Это тебе на память, Баджишка, — не забывай!
Баджи схватила сверток, прижала к груди. Саша остался стоять посреди дороги, махая рукой.
Все меньше становились люди, и крайнее окно возле заводских ворот, и дом, большой фирменный дом.
Баджи проехала мимо номеров, где жили дурные женщины, мимо мазутников, гнущих спину над лужами. Мазутники узнавали Таги и приветствовали его, поднимая высоко в воздух свои тряпки. На углу стоял халвачи и резал халву. Баджи окинула его надменным взглядом: халвы и сладостей у нее будет теперь сколько душе угодно.
Вдруг она вспомнила о подарке Саши. Присев на корточки, она бережно развернула сверток. Книжка, книжка!
Лошадь лениво трусила. Баджи раскрыла книжку и сразу узнала: та самая! Вот солдата ведут в цепях; вот солдат обнимает женщину; вот солдат бросается в воду, а женщина, подняв руки, плачет на берегу. Почему солдат в цепях? Кто ему эта женщина? О чем, подняв руки, плачет она на берегу?
Позади оставались черные, желтые, красные резервуары, желтые, черные, красные трубы заводов, серый закопченный камень домов и оград. Впереди нависал железнодорожный мост — граница заводского района.
Прощай, Черный город!
Большие колеса арбы, громыхая, катились по мостовой. Темя лошади было украшено бахромой из бусин. И на арбе сидела она, Баджи, и никто не прогонял ее, как прогоняли обычно, когда она цеплялась за кузов арбы водовоза, въезжавшей в заводские ворота.
Мечты и сны сбывались.
Приехал в гости дядя Шамси, и толстый важный мулла читал молитвы, и сладкой халвы было сколько душе угодно. И брат держал сестру за руку, и вот она едет с книжкой в руках, как школьница, в большой город, в красивый собственный дом дяди Шамси.
Далеко впереди пылил фаэтон дяди.
Прощай, прощай, Черный город!
Часть вторая
Крепость
Отец сказал правду
Баджи сидит на мягком ковре, ест из миски бараний суп.
Справа от Баджи — Ана-ханум, старшая жена Шамси, со своей дочкой Фатьмой, девочкой на год старше Баджи. Слева — Ругя, младшая жена, со своим трехлетним сынишкой Балой. Жены и дети наблюдают, как гостья ест. Так наблюдают обычно за появившимся в доме новым животным — собакой, кошкой.
Поев, Баджи вытирает мякишем хлеба стенки и дно миски. Хорошо накормила ее Ана-ханум, вот бы так каждый день!
— Вымой посуду! — говорит старшая жена, едва Баджи успевает проглотить сочный мякиш.
Из окон стеклянной галереи, нависающей над крохотным квадратным двориком, домочадцы наблюдают, как подле сточной ямы гостья моет посуду.
— Всегда будешь мыть! — объявляет Ана-ханум.
Слышится стук.
Входная дверь в домах Крепости ведет обычно во дворик, через который проходят в дом. Стучат в дверь дверным молотком,
