Иосиф Герасимов - Скачка
Они остановились возле заводоуправления. Светлана поднялась на второй этаж. Едва зашла в приемную, как от распахнутых дверей кабинета зашагал, раскинув руки, Александр Серафимович. В его осанке, улыбке, во всей его могучей фигуре ощущалось хозяйское, хотя одет он был не в строгий костюм, а в широкую синюю куртку, без галстука, в клетчатой рубашке — эдакий вольный вид, но он еще более подчеркивал свободу этого человека, который мог так вот одетый явиться по вызову в райком, или срочно поехать в область, или встретить неожиданно нагрянувшего гостя, хоть из самой столицы.
— Ну, Светлана Петровна,— заговорил он, чуть ли не лучась от радости,— в какую же вы, однако, даму вырубились. Недаром говорят: третьяковские женщины — лучшие невесты в округе. Год не видел, а поди ж ты... Столицы наших не портят. Рад видеть вас. Добро пожаловать.
Ее рука утонула в его больших ладонях, он сразу ее отпустил, повел к кабинету.
— Чайку? — спросил он, едва вошли они в эту просторную комнату, светлую, широкую, с длинным, как водится, столом, укрытым зеленым сукном, и письменным большим, вокруг которого стояло множество приборов.
— Спасибо, Александр Серафимович,— сказала она.— Дома отчаевничала.
Она села к длинному столу, и Александр Серафимович сразу же опустился напротив нее, как на дипломатических переговорах.
Это показалось Светлане смешным, и она рассмеялась, ведь она помнила, как отец, когда Светлана была еще совсем девчонкой, натаскивал длинного, худого, сопевшего от старательности Александра по математике, когда тот собрался поступать в политехнический институт, а потом, приезжая на каникулы, он наведывался к ним в дом и всегда робел перед Петром Петровичем, словно был его вечный ученик. Потому сразу перешла на «ты».
— Ну, что, Саша, воюешь? — сказала она простецки.— Говорят, московского начальника отсюда шуганул.
Потеряев взлохматил русые волосы, рассмеялся:
— Селиванов?.. Ну, ничего. Лишнего не проболтает. Только тебе вот. Да, наверное, с прицелом.
— Это почему же с прицелом? — удивилась Светлана.
— Считает, может, ты в Москве на кого даванешь. Здешние Москву как большой поселок воспринимают... Но, думаю, сами отобьемся.
— А что за история?
— Да давняя, Светочка, давняя... Мы еще лет пять назад прикинули: на кого бы нам поработать? Вообще в нашем деле об этом не размышляют. Работают на свою отрасль, и баста. Ну, а нам пришла идея. Нужна сталь для электронной промышленности. Будущее-то за ней. А кто такую сталь дает? Раз-два и обчелся. Прикинули. И решили: сначала прокатный цех. Черт с ней, будем варить сталь в старых мартенах, а новую продукцию дадим. Вот тогда вокруг нас заводишки, выпускающие электронику, и закопошатся. Действовать через Госплан? Через наше министерство? Дело дохлое. Годы уйдут. А вот строительства прокатного цеха я добился. У нас, если по коридорам хорошо походишь, многого можно добиться. Дали нам прокатный, хотя и сами не знали для чего.
Потеряев откинулся на спинку стула и захохотал. И Светлана заулыбалась. Она представляла, как все это трудно было Потеряеву, ведь надо было обойти столько чиновников.
— Иногда наши бюрократы чем хороши? — продолжал он.— Они сами себя секут. Попадет в одну из бумаг такой-то цех, а дальше он уж, глядишь, и в других бумагах значится, а как он попал — никому выяснять нет охоты, да и нужды... Вот в чем фокус! Если на чиновника пойдешь войной, в лобовую атаку — проиграешь. Одному с такой силищей не совладать. А вот если чиновника облапошить так, чтобы он твою идею за свою выдал,— выиграешь, ну, непременно выиграешь. Отсюда вывод: с бюрократами не боремся, а ставим их себе на службу.
— Да ты пройдоха, Саша! — воскликнула Светлана.— Ишь, какой у тебя замысел был. А скрывал.
— Хо,— засмеялся Александр Серафимович,— да я и от себя его скрывал. Только кое-кто из вашего института да в Свердловске знали... Ну, а как начали прокатывать лист, я на один завод, на другой. Там директора — люди знающие. Такой лист для них — полный дефицит. Они — в Госплан. А наше министерство отвечает: мы такого не выпускаем. А им в нос суют — вот же, Третьяковский завод делает. Ну, скажи, Света, что бы настоящий хозяин сотворил? А настоящий бы хозяин вызвал Александра Серафимовича Потеряева и сказал: спасибо тебе, дорогой. Заводик у тебя небо коптил, в убыточных значился, а сейчас становится высокодоходным предприятием. И чтобы ты побольше нужной стали выпускал, мы тебе еще денег дадим. Так? А мне по шеям. Да крепко-накрепко. Я их подальше послал. Тогда замминистра прискочил. Посмотреть: что это за такой нахал в Третьякове проживает? Накинулся на меня: мол, к черту вашу электронику, вы о своей отрасли думайте! Вы металлург, а не электронщик. Тогда я ему и объяснил, что человек, эдак мыслящий, должен с руководящего поста лететь кверху тормашками, потому как задач промышленности не понимает. И чтобы он не очень-то зарывался, показал ему письмецо, которое я собственноручно на самый-самый верх написал. Вот он от меня, как ошпаренный, и рванул. Недавно звонок был, мол, меня на коллегию вызвать должны и за самовольство турнуть.
— Так что же веселишься?
— Да я же тебе сказал: на них в прямую атаку идти нельзя. Продуешься. Потому я давно обходный маневр предпринял и электронщиков известил обо всем. Сказал: не заступитесь — фигу с перцем получите, а не сталь. С ними нынче очень считаются. Они тоже от себя бумаги написали. И есть сведения, что вроде бы удар рассчитал правильно. А что это значит? А то! Мы Третьяковский завод не только спасем, но и на новый круг выведем. И, пожалуй, что скоро. Вот так.
— Занятно,— сказала Светлана.— На игру похоже. На дурную игру.
— Похоже,— сразу же согласился Потеряев, опять взлохматил русые волосы, и скулы его словно бы отяжелели, взгляд стал жестче.— И поимей в виду, Светлана Петровна, тут во многие игры приходится играть, да все потому, что не чиновники нынче для нас, а мы для них. Все мы по рукам, ногам опутаны и решить ничего не можем. А нужно... Очень нужно. Вот и играем.— Он метнул взгляд на Светлану, сказал еще строже: — Ну, я полагаю, ты не мои байки приехала слушать. А скорее всего про Антона... Ну, так я тебе скажу — это все один клубок... Все один. Я Антона взял, потому что Синельник нам нужен был. Очень. Людей надо хорошо кормить. У нас в горячих цехах столовые круглосуточные, а у меня до Синельника руки не доходили. Антон его поставил. Крепко взялся. И столовые у нас отличные. И мясом стали рабочих снабжать. А ведь не только в районе, но и в области туго с ним. Вот, как видишь, завод у нас вроде бы свою самостоятельность стал обретать, хотя это тому же исполкому почему-то не нравилось. Им бы радоваться, что из Поселка люди перестали бежать, почувствовали — и тут жить и работать можно, а они, видишь ли, нахмурились. Мол, слишком независимы. А зачем нам, или, скажем, любому предприятию, или даже колхозу от кого-то зависимым надо быть? — И засмеялся, пропел: — Где нет свободы, там нет любви. Ну, ладно. Меня исполком не очень-то и волновал. Но тут они сами нам предложение сделали. Даже не они, а из области. Дело вроде бы простое. Мы не один год, как и другие, деньги в область даем на строительство дорог. Так водится, говорят: или сами стройте, или деньги давайте. А на Синельник дорога — дрянь. Она и дальше, в глубину района,— сквернее не придумаешь. Тогда и решили: давайте проложим новую. Кто откажется? В облдорстрое говорят: есть бригады. Из Молдавии. Там у них избыток рабочей силы. Заключайте договор, а деньги перечислим. За годы накопились. А эта бригада Урсула взялась за лето дорогу в Синельник проложить. Я дело Антону доверил. Он и заключил договор. Все законно. Ну, вот, заработала эта бригада за лето двести тысяч... Вроде бы черт знает сколько! Ну, а если бы мы сами эту дорогу вели — значительно больше бы заплатили, да и за лето никто ее не проложит. А эти молдаване — мастера. Конечно, от таких денег — а в бригаде двенадцать душ всего — весь Третьяков ахнул. Даже не слыхали, чтобы столько можно было заработать. Опять же, говорю, все законно. Так бы и уехала бригада Урсула с миром, но тут в прокуратуру анонимка. Мол, Антон с бригады двадцать тысяч взял, потому и договор такой. Ну, а чем кончилось — знаешь. Я, Светлана, пороги все обил, Антона защищая, но защитить не смог. Денег-то у него этих не нашли... На книжке три тысячи было, но, говорят, он их из своих плаваний привез. Даже суд это подтвердил. Вот вся история. А что от меня знать хочешь — спрашивай.
Он встал, прошелся вдоль длинного стола, словно разминаясь. Светлана наблюдала за ним и думала: конечно же, Потеряев не так прост, как может с первого взгляда показаться, это он перед ней сейчас такой открытый — душа нараспашку, но для того, чтобы проделать все то, о чем он рассказал, и впрямь нужна далеко не ординарная изворотливость. А может быть, не один он сейчас такой, может быть, вообще ныне директора заводов, если хотят чего-то добиться, ищут свои изощренные пути, как ищут их в той же науке,— ей ли это не знать... Но она приехала сюда ради Антона, и надо спрашивать о нем, она и спросила:
