Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»
– Ох, Иван, плачет по тебе биржа труда, Рахмановский милый переулок, – сквозь зубы сказал капитан.
– Арчибальд…
– Пантелея. Протокол. Милиционера, – ясно и точно распоря дился авралом пират, – таксомотор. В психиатрическую.
– Пантелей, выходит… – начал было швейцар, но пират не заин тересовался этим.
– Пантелея, – повторил он и размеренно пошел внутрь.
Минут через десять весь «Шалаш» был свидетелем, как окровав ленного человека, босого, в белье, поверх которого было накинуто пальто Пантелея, под руки вели к воротам. Страшные извозчики у решетки дрались кнутами за обладание Иванушкой, кричали:
– На резвой! Я возил в психическую!
Иванушка шел плача и пытался укусить за руку то правого Панте лея, то левого поэта Рюхина, и Рюхин скорбно шептал:
– Иван, Иван…
В тылу на веранде гудел народ, лакеи выметали и уносили оскол ки, повторялось слово «Берлиоз». В драную пролетку у ворот мости лось бледное лицо без очков, совершенно убитое незаслуженной плюхой, и дама убитая мостилась с ним рядом.
В глазах у Рюхина затем замелькали, как во сне, огни на Страст ной площади, потом бесконечные круглые огненные часы, затем толпы народа, затем каша из автомобильных фонарей, шляп…
Затем, светя и рыча и кашляя, таксомотор вкатил в какой-то вол шебный сад, затем Рюхин, милиционер и Пантелей ввели Иванушку в роскошный подъезд, причем Рюхин, ослепленный техникой, все более трезвел и жадно хотел пить. Затем все оказались в большой комнате, в которой стояли столик, клеенчатая новенькая кушетка, два кресла. Круглые часы подвешены были высоко и показывали 11 с четвертью.
Милиционер, Пантелей удалились. Рюхин огляделся и увидел се бя в компании двух мужчин и женщины. Все трое были в белых бала хонах, очень чистых, и женщина сидела за столиком.
Иванушка, очень тихий, странно широкоплечий в пантелеевском пальто, не плачущий, поместился под стеной и руки сложил на гру ди. Рюхин напился из графина с такой жадностью, что руки у него за дрожали.
Тут же дверь бесшумно открылась и в комнату вошел еще один че ловек, тоже в балахоне, из кармашка коего торчал черный конец трубочки. Человек этот был очень серьезен. Необыкновенно весь спокоен, но при крайне беспокойных глазах. И даже по бородке его было видно, что он величайший скептик. Пессимист.
Все подтянулись.
Рюхин сконфузился, поправил поясок на толстовке и произнес:
– Здравствуйте, доктор. Позвольте познакомиться. Поэт Рюхин.
Доктор вежливо поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на Рюхина, а на Иванушку.
– А это… – почему-то понизив голос, представил Рюхин, – знаме нитый поэт Иван Бездомный.
По доктору видно было, что имя это он слышит впервые в жизни, он вопросительно посмотрел на Рюхина. И тот, повернувшись к Иванушке спиной, зашептал:
– Мы опасаемся, не белая ли горячка…
– Пил очень сильно? – сквозь зубы спросил доктор.
– Нет, доктор…
– Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?
– Нет, – ответил Рюхин, – я его вчера видел. Он речь говорил!
– Почему в белье? С постели взяли?
– Нет, доктор, он в ресторан пришел в таком виде.
– Ага, – сказал доктор так, как будто ему очень понравилось, что Иванушка в белье пришел в ресторан. – А почему окровавлен? Дрался?
Рюхин замялся.
– Так.
Тут совещание шепотом кончилось, и все обратились к Ива нушке.
– Здравствуйте, – сказал доктор Иванушке.
– Здорово, вредитель! – ясным громким голосом ответил Ива нушка, и Рюхин от сраму захотел провалиться сквозь землю. Ему бы ло стыдно поднять глаза на вежливого доктора, от бороды которого пахло явно одеколоном.
Тот, однако, не обиделся, а снял привычным ловким жестом пенс не с носа и спрятал его, подняв полу балахона, в задний карман брюк.
– Сколько вам лет? – спросил доктор.
– Поди ты от меня к чертям, в самом деле, – хмуро ответил Ива нушка.
– Иван, Иван… – робко воскликнул Рюхин. А доктор сказал веж ливо и печально, щуря близорукие глаза:
– Зачем же вы сердитесь? Я решительно не понимаю…
– Двадцать пять лет мне, – сурово ответил Иванушка, – и я завт ра на вас на всех пожалуюсь. И на тебя, гнида! – отнесся он уже пер сонально к Рюхину.
– За что же вы хотите пожаловаться?
– За то, что меня силой схватили и притащили куда-то.
Рюхин глянул тут на Иванушку и похолодел. Глаза у Иванушки из перламутровых превратились в зеленые, ясные. «Батюшки, да он вполне свеж и нормален, – подумал Рюхин. – Зачем же такая чепу ха… зачем же мы малого в психическую поволокли. Нормален, толь ко рожа расцарапана».
– Куда это меня приволокли? – надменно спросил Иван.
Рюхину захотелось конспирации, но врач сейчас же открыл тайну.
– Вы находитесь в психиатрической лечебнице, оборудованной по последнему слову техники. Кстати, добавлю: где вам не причинят ни малейшего вреда и где вас никто не собирается задерживать си лой.
Иванушка недоверчиво покосился, потом пробурчал:
– Хвала Аллаху, кажется, нашелся один нормальный среди идио тов, из которых первый – величайшая бездарность и балбес Пашка.
– Кто этот Пашка-бездарность? – спросил врач.
– Вот он – Рюхин, – ответил Иванушка и указал на Рюхина.
– Простите, – сказал доктор.
Рюхин был красен, и глаза его засверкали. «Вот так так, – думал он, – и сколько раз я давал себе слово не ввязываться ни в какие ис тории. Вот и спасибо. Свинья какая-то, и притом нормален». И горь кое чувство шевельнулось в душе Рюхина.
– Типичный кулачок-подголосок, тщательно маскируется под пролетария, – продолжал Иванушка сурово обличать Рюхина, – «и развейтесь красные знамена», а посмотрели бы вы, что он думает, хе… – и Иванушка рассмеялся зловеще.
Доктор повернулся спиной к Иванушке и шепнул:
– У него нет белой горячки.
Затем повернулся к Ивану и заговорил:
– Почему, собственно, вас доставили к нам?
– Да черт их возьми, идиотов! Схватили, затолкали в такси и по волокли!
– Простите, вы пили сегодня, – осведомился доктор.
– Ничего я не пил, ни сегодня, ни вчера, – ответил Иван.
– Гм… – сказал врач, – но вы почему, собственно, в ресторан, вот как говорит гражданин Рюхин, пришли в одном белье?
– Вы Москву знаете? – спросил Иван.
– Да, более или менее… – протянул доктор.
– Как вы полагаете, – страстно спросил Иван, – мыслимо ли ду мать, чтобы вы в Москве оставили на берегу реки что-нибудь и что бы вещь не попятили? Купаться я стал, ну и украли, понятно, и шта ны, и толстовку, и туфли. А я спешил в «Шалаш».
– Свидание? – спросил врач.
– Нет, брат, не свидание, а я ловлю инженера!
– Какого инженера?
– Который сегодня на Патриарших, – раздельно продолжал Иван, – убил Антона Берлиоза. А поймать его требуется срочно, по тому что он натворит таких дел, что нам всем небо с овчинку пока жется.
Тут врач вопросительно отнесся к Рюхину. Переживающий еще жгучую обиду, Рюхин ответил мрачно:
– Председатель Вседруписа Берлиоз сегодня под трамвай попал.
– Он под трамвай попал, говорят?
– Его убил инженер.
– Толкнул, что ли, под трамвай?
– Да не толкнул! – Иван раздражился. – Почему такое детское понимание вещей. Убил – значит толкнул! Он пальцем не коснулся Антона. Такой вам толкнет!
– А кто-нибудь еще видел, кроме вас, этого инженера?
– Я один. То-то и беда.
Фамилию его знаете?
– На «Be» фамилия, – хмуро ответил Иван. И стал потирать лоб.
– Инженер Наве?
– Да не Наве, а на букву «Be» фамилия. Не прочитал я до конца на карточке фамилию. Да ну тебя тоже к черту. Что за допросчик такой нашелся! Убирайтесь вы от меня! Где выход?
– Помилуйте, – воскликнул доктор, – у меня и в мыслях не было допрашивать вас! Но ведь вы сообщаете такие важные вещи об убий стве, которого вы были свидетелем… Быть может, здесь можно чемнибудь помочь…
– Ну, вот именно, а эти негодяи волокут куда-то! – вскричал Иван.
– Ну вот! – вскричал и доктор. – Возможно, здесь недоразумение!.. Скажите же, какие меры вы приняли, чтобы поймать этого инженера?
– Слава тебе Господи, ты не вредитель, а молодец! – и Иван потя нулся поцеловать. – Меры я принял такие: первым делом с Москвыреки бросился в Кремль, но у Спасских ворот стремянные стрельцы не пустили! Иди, говорят, Божий человек, проспись.
– Скажите! – воскликнул врач и головой покачал, а Рюхин забыл про обиды и вытянул шею.
– Ну-те-с, ну-те-с, – говорил врач крайне заинтересованный, и женщина за столом развернула лист и стала записывать. Санитары стояли тихо и руки держали по швам, не сводили с Ивана Безродно го глаз. Часы стучали.
– Вооруженные были стрельцы?
– Пищали в руках, как полагается, – продолжал Иван, – тут я, по нимаешь ли, вижу, ничего не поделаешь, и брызнул за ним на теле граф, а он проклятый вышел на Остоженку, я за ним в квартиру, а там голая гражданка в мыле и в ванне, я тут подобрал иконку и пришпи лил ее к груди, потому что без иконки его не поймать… Ну… – тут Иван поднял голову, глянул на часы и ахнул.
