Скорость - Анатолий Гаврилович Рыбин
С Наташей и Володей Елена Гавриловна подружилась сразу же, как только отец привез их в этот город. Случилось так, что Алтунин, не успев распечатать вещи, уехал по вызову в управление дороги и пробыл там почти двое суток. Все это время дети находились у Елены Гавриловны. Спали они на ее кровати. Ей очень непривычно было слышать по ночам их тихое безмятежное посапывание. Она часто поднималась с дивана, зажигала ночник и подолгу смотрела на своих гостей, сперва с любопытством, потом с какой-то теплотой, которой не испытывала никогда в жизни.
С тех пор Наташа и Володя стали прибегать к Елене Гавриловне смело, как домой. Она тоже навещала их частенько, приносила им конфеты, пряники. Правда, месяца три назад эти хорошие отношения между ними чуть было не испортил сам же Алтунин.
В тот день в депо совершенно неожиданно приехала строительная комиссия. Зная, что Прохору Никитичу быстро от нее не отделаться и что Наташа учится во вторую смену, Елена Гавриловна поторопилась в детский сад за Вовиком. Она одела его, повязала ему на шею свой бордовый шарф и увела в Дом техники на вечер художественной самодеятельности.
Туда же часа через два пришел Алтунин. Может, он был расстроен придирками комиссии, а может, его разозлило то, что Чибис с Вовиком сидели на виду у рабочих и машинистов, только он сразу же взял сына за руку и повел из зала. Елена Гавриловна тоже встала и пошла следом. В вестибюле он остановил ее и сказал сухим категорическим тоном, что в семейной опеке со стороны партийного руководителя не нуждается и что советует больше подобных экспериментов не устраивать.
В ту ночь Елена Гавриловна долго не могла уснуть. Она сидела на диване и плакала. Ей вспомнилось, как в сорок четвертом пришло извещение, что муж ее, Николай Зеленцов, старшина первой статьи, кавалер ордена Славы, погиб. Она так же вот плакала по ночам. Потом целых восемь лет не могла заставить себя поверить, что Николая уже нет в живых. Ей все время казалось, что он где-то в пучине бушующих вод уцепился за обломок корабельной мачты, полуживой доплыл до чужого берега и там, закованный врагами в цепи, ждет удобного момента для побега. Сколько раз во сне она разыскивала его по глубоким мрачным ущельям. Неистово била кулаками в железные двери, но они не открывались.
Однажды, когда пассажирский поезд, на котором Елена Гавриловна работала проводницей, стоял на двадцать третьем разъезде, ей вдруг показалось, что она увидела Николая. Желтый флажок мгновенно выпал у нее из рук. Но в ту же минуту стало ясно, что перед ней чужой человек, дежурный по разъезду. И все же она волновалась, не могла отвести от него взгляда. Он тоже стоял у вагона, чего-то ожидая. Потом, когда скрипнули колеса, этот незнакомый человек сказал тихо: «Приезжайте снова, я буду ждать вас». И долго махал рукой уходящему поезду.
Дежурного звали Бронников. В записках, которые она стала получать от него, он так же подписывался «Бронников». И то ли потому, что действительно было в нем что-то от Николая, то ли просто ей очень хотелось этого, только полюбила она его со всей неистраченной женской пылкостью. И все было бы, наверное, хорошо, но… За пять дней до свадьбы он вдруг не вышел к поезду. Встревоженная Елена Гавриловна, оставив вагон, побежала к дому с приметными резными наличниками, куда уже не раз приводил ее сам Бронников. Возле дома толпились люди, чего-то ожидая. А между наличниками, под развесистыми карагачами, стояла крышка гроба.
До сих пор остались в памяти у Елены Гавриловны слова матери Бронникова: «Терпи, дочка. Паровоз, он бездушный».
До самого вечера пролежала она в тот день на полынном степном кургане, забыв от горя обо всем на свете. То были вторые слезы и, казалось, последние, потому что всему бывает предел.
И вдруг опять пришлось плакать. Конечно, слова Алтунина не шли ни в какое сравнение с тем, что довелось ей уже пережить. И все же…
На другой день к детям Алтунина она не пошла. Не пошла и на третий, и на четвертый. Они же появлялись у нее в комнате почти каждый вечер. И когда Прохор Никитич попросил извинения, она даже пожалела, что приняла близко к сердцу его необдуманные упреки.
Сейчас, поглядывая на засыпающего мальчика, Елена Гавриловна была занята той же мыслью: «Что бы там ни произошло, а у меня есть сердце…»
Поправив на Вовике одеяло, она повернулась к Наташе.
— Ложись-ка и ты, моя хорошая, спать. Отец наверно задержится. Слышишь, что на улице творится?
Они подошли к окну, приоткрыли штору. В густой снежной сумятице ничего не было видно. Широкая улица с рядами столбов и деревьев словно исчезла куда-то.
— Ложись, — повторила Елена Гавриловна, ласково обняв девочку. — А я посижу еще немножко.
12
В комнате дежурного было оживленно. Срочно вызванные бригады готовились к схватке с бураном, оформляли документы, знакомились с новыми приказами. Сам дежурный, прижимая к уху телефонную трубку, говорил старшему диспетчеру отделения:
— Да, да, знаю, уже выходит. А для второго сейчас проясним.
Он повернулся к сидящему рядом Алтунину, спросил:
— Как же быть, Прохор Никитич? Придется снимать паровоз с шестой канавы. Его еще не потушили.
Алтунин посмотрел на прикрепленную к стене карту путей, задумчиво пощупал упругий подбородок. «Вторым» именовалось северо-восточное плечо, проходящее по самой пустынной местности. Там даже при небольших буранах создавалась угроза движению. И сейчас надо было срочно послать туда снегоочиститель.
— Что ж, снимайте, — согласился Алтунин. — Ремонт на сутки оттянем.
— А с заявками на другие участки что будем делать? — продолжал беспокоиться дежурный. — Может, Кирюхин не верит, что в депо нет больше паровозов?
— Он, видно, уверен, что у нас есть волшебная палочка, — скривил губы Алтунин, и пальцы его медленно забарабанили по столу.
С того момента, как он вернулся с линии, не прошло и двадцати минут, а Кирюхин звонил уже дважды. Он грозил принять самые суровые меры, если его требования на локомотивы не будут выполняться точно, без объяснений и проволочек. Этот гнев был вызван предложением Алтунина снять со станций Кинешма и Степная три паровоза, находящиеся там без действия, и пустить их под снегоочистители.
— Вы меня предложениями не кормите, — возмущался Кирюхин. — Я слушать не хочу. Извольте организовать дело так, чтобы снегоочистители работали на всех линиях.
Но положение с локомотивами от этого не менялось. Удовлетворить заявку диспетчера четвертого участка Алтунин мог, по самым строгим расчетам,
