Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 2)
— Записывай нас в свой колхоз!
Меджид едва поверил своим ушам, сказал:
— Сами напишите заявления, товарищи, сами запишитесь, Добровольно! Колхоз — дело добровольное.
Дядя Аллахъяр обернулся к Тарыверди, сказал сердито:
— Эй, Тарыверди, записывай! Кто-то съязвил:
— Да разве он грамотный, умеет писать?! Хи-хи-хи!..
— Сами выбрали такого секретаря! — добавил другой.
Дядя Аллахъяр продолжал настаивать:
— Ничего, Тарыверди, запиши как-нибудь… Ничего, если труба кривая, лишь бы дым прямо шел. Записывай!
Меджид, не помня себя от радости, сжал плечо Лятифа. Тот занес имена обоих в список.
Ребятишки во дворе на деревьях будто проснулись, зашумели:
— Два — есть!..
Остальные сельчане безмолвствовали, потупив головы. Одна из женщин, сидевшая возле Новрасты, подала голос:
— А как коровы?.. Мы не отдадим коров!.. Как можно оставить без молока наших детей?!
Меджид уже начал побаиваться, что дело сорвется. Воскликнул:
. — Ай, тетушка!.. Милая!.. О ферме пока речь не идет! Ферма — дело будущего!..
Женщины заговорили все разом. Сделалось шумно.
— Не хотим!
— А мы хотим! Не позорьте нас перед властями!
— Довольно! Накочевались! Мальчишки на деревьях кричали:
— Школу! Хотим школу!
Громче всех кричал Намазгулу-киши:
— Успокойтесь!.. Успокойтесь!.. Дети!.. Взрослые!.. Женщины!.. Милые, не бузите!.. Не воюйте!..
Меджид, не выдержав, подскочил к старику, схватил его за шиворот, выкрикнул:
— Нет, это я виноват, что ты еще жив!
Новраста бросилась к ним:
— Эй, братец Меджид, скажи, что тебе все-таки надо от этого бедного старика?!
— Разве ты сама не видишь, ай, гыз?! Или ты слепая?! Он хочет сорвать мне собрание!
— Да что ты, братец Меджид!.. — ворковала Новраста. — Пошли его на смерть — он пойдет. Он старый, пожалей его…
— Ради меня он и шагу не сделает! Как говорится, горбатого могила исправит!..
В этот момент со стороны леса, издалека, донеслись выстрелы. Ближе, ближе. В горах начался бой.
Все, кто были на веранде, повскакивали с мест:
— В чем дело?..
— Что там происходит?..
— Отряд Зюльмата!..
— Наверное, сражается с милицией!..
— Очевидно, их подстерегли в засаде!..
— Окружают!..
Намазгулу-киши, вырвавшись из рук Меджида, бросился вон с веранды, замер у изгороди. Он пристально вглядывался во тьму, сердце его взволнованно билось.
Рано утром Намазгулу-киши отправил в отряд Зюльмата осла, груженного чуреками. Осла сопровождал его девятилетний сын Оруджгулу. Мальчик должен был давно вернуться домой. Вот уже ночь, а его все нет. Оттого, возможно, Намазгулу-киши и вел себя на собрании не так, как надо, слишком горячился. Сейчас он был не на шутку встревожен и растерян. Намазгулу-киши боялся, что его сын попал в руки милиционеров. Тогда все раскроется! Раскроется его связь с бандитами. Если Оруджгулу схвачен, ему остается только одно — бежать из деревни, примкнуть к шайке Зюльмата.
Тарыверди тоже был перепуган не на шутку. Он знал, куда в утренних сумерках погнал осла сын тестя.
"Что делать?.. Что теперь делать?! — терзаясь, думал Намазгулу-киши. Неужели Оруджгулу попался?.. Тогда погиб мой дом! Проклятье всем! Будь проклят и Зюльмат, и этот райкомовский инструктор!.."
А перестрелка в горах разгоралась. Эхо усиливало звуки выстрелов. Казалось, вокруг деревни сражаются две многочисленные армии.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Было далеко за полночь. В фельдшерском пункте, где в глубоком забытьи лежал Заманов, остался только старый фельдшер.
Гашем Субханвердизаде и Дагбашев находились в соседней, смежной комнате, выходящей единственным окном в сад. Это была комната для гостей.
Субханвердизаде сидел, облокотясь на стол, подперев подбородок ладонями. Глаза его были закрыты. Он дремал. На столе, сбоку, горела лампа.
Дагбашев лежал в углу на красном шерстяном одеяле. Он даже не потрудился снять сапоги. Веки его тоже были смежены, но он не спал. Им владели дурные предчувствия.
Неожиданно кто-то тихо постучал снаружи в окно. Субханвердизаде открыл глаза, покосился на окошко. Никого. За окном была только тьма.
"Мерещится", — подумал он. Перевел взгляд на Дагбашева, желая узнать, спит ли тот.
В этот момент опять раздался стук в окно, тихо, едва слышно. Субханвердизаде обернулся и увидел прильнувшее к стеклу заросшее лицо Зюльмата. Субханвердизаде встал из-за стола, посмотрел на дверь, удостоверился, что она на запоре. Стук в окно повторился, но теперь звук прозвучал совсем иначе — резко, четко, хотя и не очень громко. Субханвердизаде взглянул. Зюльмат маузером делал ему знак: подойди! Взгляд Зюльмата пристальный, наглый, настороженный.
Субханвердизаде приблизился и услышал:
— Открой!
Он быстро распахнул окно. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза, затем Зюльмат произнес сиплым шепотом:
— Гашем, надо спешить, у нас мало времени… Я пришел поговорить с тобой… Догадываешься, о чем?..
Субханвердизаде молча сделал Зюльмату знак рукой отойти в сторону. Тот продолжал стоять. Субханвердизаде прошел в угол, склонился над Дагбашевым, сказал тихо:
— Выйди, покарауль… Смотри, чтобы никто не подошел к двери комнаты. Живо!
Дагбашев быстро поднялся и, опасливо косясь на окно, за которым, подняв маузер, держа его у груди, стоял бандит, гроза района, вышел.
Зюльмат направил дуло маузера в сторону двери, недобро ухмыльнулся:
— Имей в виду, Гашем, дом окружен моими людьми. Если что… — Он выразительно помахал маузером. Субханвердизаде положил руку на грудь:
— Не думай так… О чем ты говоришь?.. Я — это я… Откуда у тебя эти необоснованные подозрения?..
Зюльмат не дал ему договорить:
— Короче говоря, Гашем, я выполнил твое задание. Все, о чем просишь меня ты, я выполняю…
Субханвердизаде сердито засопел:
— Он еще не перестал дышать… Кто может поручиться, что он не оживет?..
Брови Зюльмата взлетели вверх:
— Вот как?! Я думал, уже не дышит…
— Дышит. Но, кроме Заманова, должны перестать дышать еще несколько человек… Это еще не все!.
Воцарилось молчание.
— Мы голодаем, Гашем, — сказал наконец Зюльмат. — Мы давно подохли бы с голоду, если бы не Намазгулу-киши из Эзгилли, тесть батрака Тарыверди. Выручает нас.
— Разве другие деревни не в твоих руках? Я думал, у тебя везде есть люди.
Зюльмат покачал головой:
— У нас мало друзей. Нам трудно, Гашем. Говорю, мы голодаем. Пора убираться за Аракс, в Иран…
Субханвердизаде твердо сказал — как приказал:
— Нет, еще рано. Рано! Ясно?
— Нам нужны желтенькие… Там, за Араксом, у кого нет желтеньких — тот от голода блюет кровью. Мне нужно золото. Ты это знаешь, Гашем…
— Разве твои господа на той стороне не дают тебе золота? Зачем тебе столько?
Синие, как у мертвеца, губы Зюльмата искривились горькой улыбкой, шевельнулись кончики рыжих отвислых усов:
— Может, ты сам ждешь от нас золотишка? А, Гашем?.. Скажи честно. Ждешь?
Субханвердизаде, раздвинув губы, показал бандиту свои испорченные, почерневшие зубы:
— Вот видишь?.. Крошатся, падают… Думал, с вашей помощью вставлю себе другие.
— Пустые мечты, пустые мечты. Если не найдешь нам золото, уйдем за Араке, имей это в виду. Из-за тебя, Гашем, мы лишились покоя. Нам уже негде укрываться. Ты натравил на нас ГПУ. Нам не дают опомниться, преследуют по пятам. Нам надо уматывать отсюда на ту сторону! Они не простят нам пулю, пущенную в Заманова.
— Не бойся. Мы придали делу иной оборот, все свалили на Ярмамеда. Не бойся.
— Видел, он под стражей. Понял. Но нам от этого не легче. Надо сматываться. Кроме того, я ничего не знаю о другом моем отряде. Он был в районе деревни Эзгилли. Ребята должны были получить хлеб от старика. Нас выслеживают. Татарин Гиясэд-динов пустил, по нашему следу своих ищеек. Мы должны уходить отсюда, уходить как можно скорее.
Субханвердизаде достал из карманов галифе и протянул Зюльмату три толстые пачки денег:
— Вот это вам на повседневные расходы. Старайтесь поменьше грабить. Это не в ваших интересах. Не озлобляйте крестьян. Напротив, вы должны опираться на них. А уж если что делаете, делайте скрытно, тайком. Ясно? Повторяю, Заманов еще дышит, но тут дело такое: будто из-за женщины. Ты понял?.. Однако бдительности не теряйте.
Зюльмат, пряча деньги за пазуху, проворчал:
— Из этого, как говорится, и юбки для голубки не сошьешь… Ты должен достать нам желтенькие, Гашем!..
Субханвердизаде задумался, наконец сказал:
— Хорошо. Получишь желтенькие. Но… ты должен сделать еще несколько дел.
— Ничего больше не стану делать.
Субханвердизаде пристально посмотрел на Зюльмата, сказал твердо:
