Михаил Колесников - Алтунин принимает решение
Скатерщиков не мог взять в толк, что же все-таки интересует его бывшего наставника, а потому испытывал смутное беспокойство. Сергей это знал и делал еще более таинственный вид. Хмыкал, причмокивал губами, почесывал в затылке.
Когда вернулись в кабинет, Скатерщиков спросил:
- Ну и как? — На лице было выражение тревоги.
- Лихо. На таких гробах перевыполнять план! Хвала героям!.. Все-таки устаревших машин у вас больше, чем я предполагал. В утиль просятся.
- Что правда, то правда, — согласился Скатерщиков. — Со временем произведем замену, обновим парк. Но не с этого же начинать!
- А почему бы и нет?
- Чудак человек, новое оборудование - большие капиталовложения. Ну, представь себе: размахнусь я на миллионные затраты, а мне кукиш покажут. Средств у нас маловато... Я за реконструкцию с минимальными капитальными затратами. Мы ведь средний завод, не то что вы, богатыри.
- А поломки бывают?
- Не без того. Но к ним привыкли: все знают - оборудование старое. Выкручиваемся, и, как видишь, неплохо. С перевыполнением.
- Все ведь до поры до времени. А вдруг крупная авария? Отвечать придется. По закону... Свернут башку против часовой стрелки.
- Будем надеяться на теорию вероятностей: бог не выдаст - свинья не съест.
- Ну что ж, надейся, — согласился Сергей. — Надежды юношей питают... Только зачем надеяться на ненадежное? И до каких пор?
По-видимому, беспокойство еще больше завладело Скатерщиковым, он стал ерзать на стуле, судорожно пил минеральную воду стакан за стаканом. Откашлялся, вытер губы красным платочком.
- Вы с Кирой хотя бы к нам в гости зашли, на мальца поглядели. Очень забавный. Вырастет - директором будет. Кто бы мог предполагать: Скатерщиков - папаша!.. В субботу ждем дорогих гостей.
- Спасибо. В субботу никак нельзя.
- Что так?
- Иду в гости к теще на блины. Нужно проведать старуху. Тесть-то на кардиологическом обследовании...
По всему было заметно, что Скатерщиков не очень огорчен отказом Сергея: их пути расходились.
Да, было время, когда они считались закадычными друзьями. Вместе служили в армии. Потом Алтунин привел Скатерщикова на свой завод, в свой цех, сделал из него первоклассного кузнеца. Всякое случалось тогда в их жизни: удачи, успехи, бывали и ссоры, даже крупные. Но дружба не обрывалась. Только за последнее время ниточка этой дружбы сделалась очень уж тонкой, не толще волоса.
Скатерщиков давно уже не желал чувствовать себя подопечным Алтунина. А после того, как стал начальником цеха, и вовсе стремился как-то отгородиться от бывшего своего наставника.
Зачем же пришел Алтунин? С подвохом или без подвоха?
Повороты алтунинской мысли всегда были неожиданны, и они пугали Скатерщикова. Алтунин неизменно вовлекал его в какие-то свои дела, а в тех редких случаях, когда удавалось уклониться от этого, Скатерщиков только проигрывал. Однако быть постоянно неким производным от Алтунина он не соглашался. Тем более что с некоторых пор окончательно разучился понимать его.
"Почему мы принуждены всю нашу жизнь вращаться в строго определенном кругу одних и тех же лиц? — возмущался Скатерщиков. — Почему приходится вступать с ними в те или иные отношения, хотя и пытаешься избегать этого? Какой-нибудь Иван Иванович сидит, скажем, в главке или в министерстве, тебя он, может быть, даже не видал никогда, но все равно имеет влияние на твою судьбу, на твое продвижение. От его небрежно брошенного слова может зависеть твое будущее".
Воображаемый Иван Иванович больше всего злил Скатерщикова.
"Я работаю и работаю добросовестно, — продолжал он свои рассуждения. — За мой труд мне положено то-то и то-то. То, что положено, хочу получить, не кланяясь никому в ножки, не расточая благодарности".
Скатерщикову хотелось, чтоб завод был строго технической организацией и чтоб люди выступали здесь как некий элемент технологического процесса - не больше! Он не признавал полезности многообразия в отношениях между людьми на производстве. Каждый должен выполнять свои обязанности, и этого достаточно. Ему импонировал образ не любимого студентами профессора, который читал свои лекции в пустом зале, раз навсегда решив: вы не хотите меня слушать - ваше дело, этим вы только наказываете себя, лишаясь знаний, а я пунктуально буду выполнять свои обязанности - за них мне платят деньги.
Когда еще в институте между Скатерщиковым и Алтуниным заходил разговор о социологических аспектах управления, дело непременно кончалось ссорой. И оба не стеснялись в выражениях. У них вообще установился такой стиль спора: разговаривать грубо, обнаженно, злить друг друга, отстаивая свою точку зрения.
- В общем, ты за крайнюю формализацию отношений и против всякого незапрограммированного взаимодействия людей на производстве? Откуда ты набрался такого паршивого тэйлоризма?! — возмущался Алтунин. — Даже американец Элтон Мейо прогрессивнее тебя: он признавал роль человеческих отношений на производстве. А ты готов считать всех людей кибернетическими нуликами. Не хотел бы я оказаться в подчинении у такого фрукта, как ты.
- А я - у такого, как ты, — парировал Скатерщиков, — Можешь упрощать мои мысли сколько угодно, они оттого не станут хуже. Я против всякой расхлябанности и распущенности, против так называемой свободы поведения "от и до". Производительная сила обязана выступать только как таковая, поведение работника должно быть максимально предопределено технологическими факторами.
- А тебе, Петенька, грамота явно во вред пошла, — заключил Алтунин.
Оскомина от былых перепалок осталась до сих пор. И она раздражала Скатерщикова, хоть сейчас он чувствовал себя огражденным от Алтунина железобетонной стеной своей высокой должности. Вспомнил все, и словно бы вернулись давние обиды. Он задохнулся от гнева:
- А теперь признавайся, зачем пришел? Может, соскучился по мне?
- Нет, разумеется. Меня больше беспокоит низкий уровень концентрации кузнечного производства. Потому и пришел: посмотреть, нельзя ли вас к делу приспособить.
- Не пойму, куда клонишь?
Скатерщиков явно трусил.
- Хочешь знать, куда я клоню? Решил опять забрать тебя под свою эгиду. Вместе с твоим цехом. Только без металлолома.
- Каким же это образом?
- Именем закона научно-технической революции!
- А ты шутник, Сергей Павлович, — кисло улыбнулся Скатерщиков. — Да не обидчив я. И запугиваешь меня зря. Грозилась синица море зажечь... Не от хорошей жизни все это у тебя.
- Не от хорошей, — спокойно согласился Алтунин. — Хорошую жизнь общими усилиями делать будем. Да ты не робь, не робь, внакладе не останешься. Выслушай спокойно, без истерики, как и положено человеку, который учился на одни пятерки.
- Что-то больно уж длинная преамбула, — оборвал его Скатерщиков. — Ты, как тот самый меч, всегда висишь у меня над головой, я тебя бояться стал.
- Все равно. Пришел я с миром, а не с войной. Власть делить будем потом. Даже больше того: если у нас выгорит, готов пойти к тебе начальником участка, а то и мастером.
Скатерщиков снова осушил стакан с минеральной водой.
- Ты меня до инфаркта доведешь. Говори!
Порывшись в портфеле, Алтунин вынул исписанные листки, положил их на стол.
- Недавно в разговоре со мной, — начал он, — Карзанов высказался в том духе, что назрела пора производство поковок выделить в самостоятельную отрасль.
- Карзанов всегда мыслит широко. Но это пока неосуществимо. Во всяком случае, в обозримом будущем.
- Почему неосуществимо?
- Как будто не знаешь? А куда ты свой цех денешь с его уникальным гидропрессом? Это же миллионные убытки!
- А твой цех?
- Что мой?
- Сколько он стоит?
- Я его продавать не собираюсь.
- Твой цех, если хочешь знать, я и задаром не взял бы, но придется взять. Давай объединимся, и наш единый кузнечный цех будет обслуживать оба завода.
Скатерщиков протер красным платочком лоб.
- Да ты что, рехнулся? — спросил он, опасливо отодвигаясь от Сергея. — Как то есть объединимся? Кто нам позволит?
Алтунин развел руками.
- Ну вот, видишь, разволновался. Испей холодной водицы, успокойся.
Но Скатерщиков и не собирался успокаиваться.
- Я и слышать о таком не хочу! — кричал он, раздосадованный и красный. — Тут и обсуждать нечего. Все простаков ищешь, Алтунин?! Черт тебе союзник, а не я...
Он вел себя так, словно Алтунин уже отнимает у него цех, хочет лишить власти, до которой он с таким трудом дорвался. Его ноздри широко раздувались.
- Испей, испей, — уговаривал его Алтунин. — Эк тебя корчит, сердешный. Я же с миром, с миром... Промеж себя поговорим, и все. Перекуем те самые мечи, чтоб они не висели над головами...
Он откровенно развлекался, хохотал до слез. Потом отер глаза тыльной стороной ладони, сказал уже серьезно:
- Ну, хватит истерики! Выслушай и поступай как знаешь. Не бойсь, должности лишать тебя не собираюсь: будешь первым замом у Самарина, это намного почетнее, чем командовать таким клоповником, как твой цех.
