Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
И сама Парзилат — Синее утро похожа на эти осенние яблочки. Она уже не занимается зарядкой, не звучит по утрам в ауле ее молодой голос, скликающий свое звено. Парзилат теперь как колобок: «И в ширину длиннее, чем в длину», — шутят при встрече женщины. Парзилат — Синее утро ничего не отвечает им: она краснеет и улыбается.
Уже месяц она не выходит из дому и все прислушивается к каждому шороху внутри: он доносится до нее словно с другой планеты.
Парзилат — Синее утро полна тихого счастья. Она очень похорошела. И никто теперь не скажет, что веснушки и пшеничные волосы, к которым не привыкли в горах, — ей не к лицу. Светловолосая и голубоглазая, притихшая, похожа сейчас на синее утро. И потому как нельзя больше теперь ей подходит ее имя Парзилат.
И кто бы мог подумать, что именно в это время, когда, кажется, ничто не могло помешать их счастью, нежданно-негаданно к дому Хапиза подкралась беда. И принесла ее не сорока на своем хвосте, не ворона на черном крыле, не глазливый человек, позавидовавший чужому счастью, а сам Мирза. И Парзилат своей собственной рукой направила его в ту сторону, откуда потом пришла беда. Вот уж поистине слеп человек. Начало всему положили деревья, да, да, те самые саженцы, за которыми и послала мужа Парзилат в соседний аул Амух. Там-то и встретил он красавицу Муслимат, чей обжигающий взгляд испепелил его незащищенное сердце и чья родинка на щеке была чернее ночи.
Парзилат — Синее утро давно заметила, что он зачастил в аул Амух, но могла ли она, ожидающая ребенка, предположить, что ее Мирза ходит в аул не ради саженцев и не за тем, чтобы починить провода, которые стали там молниеносно рваться, а совсем по другой причине.
В ту ночь, когда «скорая помощь» увезла ее в аульский роддом, где она в муках родила близнецов… троих сыновей, ее муж Мирза вовсе не пришел домой.
Весь аул праздновал рождение ее сыновей: еще бы, за последние полвека это были первые близнецы-тройняшки.
Под окном палаты, где лежала Парзилат, все время толпился народ. Главным образом женщины. Но приходили и мужчины, которых тоже взволновало это событие. Не было среди них только одного мужчины — Мирзы. Но Парзилат и тут ничего не заподозрила. Она была так поглощена сыновьями. А Хапиз, все время вышагивающий возле роддома, скрыл от нее правду и сказал, что Мирза в командировке.
Удивляло ее только то, что мать ее Майсарат бледнела, серела и отворачивалась, увидев Хапиза, и, не здороваясь, гордо проходила мимо. Но, зная нрав своей матери, Парзилат относила все это за счет ее чрезмерной гордыни.
Майсарат, глубоко оскорбленная тем, что Мирза бросил жену, да еще в такой момент, решила непременно забрать дочь из родильного дома к себе. Пусть все знают, что она, Майсарат, не проглотит обиды. Но Хапиз, недаром он слыл самым сообразительным человеком в ауле, разгадал этот замысел и перехитрил ее: он подкатил к роддому на колхозной «Волге» не после обеда, как это было принято, а сразу же после завтрака; наверное, это был единственный случай в ауле, когда мужчина перехитрил женщину.
И когда Майсарат пришла за дочерью, синяя «Волга», сделавшая почетный круг по аулу, уже стояла во дворе Хапиза. Терпение Майсарат лопнуло. Она, как разъяренная кошка, ворвалась к ним в дом и, уперев руки в бока, встала посреди комнаты:
— Хватит вам издеваться над моей дочерью! — закричала она. — Правильно говорят, что ни одно доброе дело не остается незамеченным. Но, слава аллаху, она не какая-нибудь беспризорная. У моей дочери есть дом, где всегда найдется место для нее и для моих внуков. А в вашем доме она останется только через мой труп… Променял жену и детей на черные глаза да белое лицо. Агрономша, видите ли…
— Что ты говоришь, мать! — закричала и Парзилат.
— Ты, видно, не среди людей выросла, а на дереве в лесу, — набросилась на дочь Майсарат. — Он тебе еще принесет. Корми их, обмывай. А то в этом доме мало детей!
И Майсарат хотела взять внуков на руки, но ей никак не удавалось захватить сразу всех троих. Этой заминкой воспользовался Хапиз.
— Парзилат, дочь моя, — проговорил он. — Я уже старый человек, отец семерых сыновей и дедушка троих внуков. И я мужчина. А у нас в горах принято считаться со словом мужчины. Прошу тебя, не спеши отрезать то, что еще можно склеить. Недаром говорят, что если даже порвется ниточка любви, завяжи ее в узелок, потому что всякий узел лучше, чем совсем порванная нить.
— Слыхали! — взвизгнула Майсарат. — Он еще хочет, чтобы моя дочь служила у них в работницах и ждала, пока его разгульный сын соизволит вернуться обратно.
— Не торопись, — возражал Хапиз. — Здесь решается судьба детей.
— Пошли, Парзилат. Если ему так нужны сыновья, можешь оставить их здесь. У тебя через неделю будет новый муж, да такой, что и мизинца его не отдашь за этого гуляку!
— Что ты, мама, разве я оставлю своих детей, — заплакала Парзилат. Только теперь до нее дошел весь истинный смысл случившегося. И Хапиз первый раз в жизни увидел, как может мужчина без кинжала и пули, одним своим легкомысленным поступком убить женщину. Парзилат стала белее бумаги. Подбородок ее дрожал. А глаза беспомощно перебегали с матери на Хапиза, с Хапиза на его сыновей, словно у всех них она просила сейчас помощи. И Хапиз, не выдержав, опустил свою седую голову. Но это продолжалось недолго. Парзилат — Синее утро очнулась. И Хапиз, подняв глаза, увидел другую, неприступную женщину. Гордыня матери проснулась в ней.
— Ну
