Виталий Закруткин - Сотворение мира
30 января 1933 года президент Германии престарелый фельдмаршал Гинденбург после секретных, длившихся месяцами переговоров с фактическими хозяевами страны монополистами-миллионерами подписал указ о том, что канцлером республики назначается вождь германской национал-социалистской рабочей партии Адольф Гитлер.
Тот извилистый, опасный, полный лжи и тайных махинаций путь, до которому вели страну верные слуги всесильного капитала и жаждавшей реванша за поражение в мировой войне военщины Генрих Брюнинг, Курт Шлейхер и Франц Папен, привел наконец к власти того, кто должен был начать «новую эру» и привести Германию к господству над всем миром, — «богемского ефрейтора» Адольфа Гитлера.
Во главе семидесятимиллионного народа, давшего миру столько великих людей — замечательных ученых, философов, композиторов, поэтов, инженеров, — народа честного, трудолюбивого, мужественного, стал человек, которому в истории дано было сыграть самую мрачную, самую кровавую и самую подлую роль.
Рано утром в дом доктора Курбаха, где уже больше года жил женившийся на Ингеборг Юрген Раух, прибежал его двоюродный брат Конрад Риге и еще с порога закричал:
— Собирайтесь, друзья! Приказано всем ехать в Берлин, чтобы приветствовать фюрера Гитлера. Наконец-то мы добились своего. Теперь нас никто не остановит.
— О, как долго мы все ждали этого дня! — взволнованно сказала Ингеборг. — Я уверена, что фюрера будет приветствовать каждый честный немец. Не сомневаюсь в том, что Берлин увидит незабываемое, грандиозное зрелище…
Зрелище действительно получилось грандиозным. Вечером 30 января все примыкающие к Вильгельмштрассе берлинские улицы были запружены манифестантами, а мимо президентского дворца с пылающими факелами в руках непрерывным потоком двигались стройные, четко отбивающие шаг колонны штурмовиков, эсэсовцев, нацистских организаций столицы. Над колоннами, озаренные пламенем бесчисленных факелов, реяли багряные знамена с большим белым кругом и черной свастикой — равноконечным крестом с загнутыми концами, таинственный герб нацизма, символ «чистоты расы» и «грядущего господства германцев»…
Наверху, у распахнутого настежь дворцового окна, стояли двое: согбенный от старости президент Гинденбург и новый правитель Германии рейхсканцлер Адольф Гитлер. Дряхлый президент равнодушно смотрел на людские толпы внизу, изредка кивал трясущейся головой, а торжествующий фюрер — ему не так давно пошел сорок первый год — зорко следил за своими верными преторианцами и, приветствуя их, резко вскидывал руку.
В одной из колонн, представляющих на торжестве Мюнхен, город, с которым была неразрывно связана молодость нового рейхсканцлера, где он двенадцать лет назад заложил основы национал-социалистской партии, шагали Юрген Раух, Ингеборг и Конрад Риге.
Заметив среди колеблемых ветром знамен флаг с гербом Мюнхена, Гитлер оживился и, высунувшись из окна, стиснул руки и замахал ими, подчеркивая свою близость к этому милому его сердцу городу.
А колонна внизу бесновалась, ревела, вздымала вверх факелы, и над улицами громовыми перекатами несся тысячеголосый крик:
— Слава великой Германии!
— Гитлеру сла-а-ава!
— Хайль Гитлер!
— Хайль фюрер!
После возвращения в Мюнхен у Юргена Рауха было отличное настроение. Все шло хорошо. Он с наслаждением покинул скучную аптеку дяди Готлиба, чтобы никогда в нее не возвращаться. Своему угрюмому молодому помощнику Гансу Мауру Юрген на прощание сказал:
— На этом, Ганс, моя карьера фармацевта заканчивается. Ну ее к черту! Хватит. Теперь, когда мы взяли власть, надо думать о другом.
— О чем же, герр Юрген? — спросил Ганс, не поднимая головы от фаянсовой чашечки, в которой он помешивал какое-то снадобье.
— О многом. Фюрер поставил перед нами великие задачи, — сказал Юрген. — Надо очистить Германию от коммунистической заразы, от еврейского засилья, от социал-демократической слякоти, от всего, что путается у нас в ногах и мешает нам занять достойное место в мире.
— Да, вас, герр Юрген, ждет большая работа, — странно усмехаясь, сказал Ганс Маур, — на такой работе можно, пожалуй, надорваться…
Не заметив издевательского тона Маура, Юрген похлопал его по плечу:
— Поверьте, Ганс, Германия сейчас накануне великих событий…
«Великие события» не преминули развернуться в самое ближайшее время.
В ночь на 28 февраля никем не замеченная небольшая группа людей собралась в берлинском доме, который занимал председатель рейхстага Герман Геринг. Из этого дома в здание рейхстага вел подземный ход служебного назначения. Дождавшись часа, когда ночной Берлин притихает, группа людей с банками бензина и клочьями ветоши в руках опустилась в подземный ход и оказалась в огромном подвале под рейхстагом. Группу вел депутат рейхстага обер-лейтенант Гейнес, доверенный человек Геринга…
После полуночи рейхстаг запылал. Горели стены огромного здания, горел зал заседаний, пламя и клубы черно-багрового дыма пробивались сквозь высокий круглый купол. К горящему рейхстагу со всех сторон помчались полицейские и пожарные машины. Стали сбегаться перепуганные полуодетые люди. В одном из залов рейхстага полиция обнаружила единственного, спрятавшегося от огня молодого человека с дегенеративным лицом, подслеповатыми глазами и отвисшим от страха подбородком. Когда полицейские надели на него наручники и стали здесь же, в горящем здании, поспешно допрашивать, он назвал себя Маринусом ван дер Люббе, членом Коммунистической партии, и, дрожа всем телом и запинаясь, заявил, что поджег рейхстаг по приказу своих партийных руководителей.
Прибывший на место пожара рейхсканцлер Гитлер громко заявил:
— Это — перст божий. Теперь никто не помешает нам железным кулаком уничтожить коммунистов…
Уже к утру все нацистские газеты вышли с сенсационным сообщением «Коммунисты подожгли рейхстаг!» и с призывом «покончить с поджигателями-коммунистами…». В этот же день чрезвычайным декретом президента Гинденбурга были отменены все права немецких граждан, предоставленные Веймарской конституцией, ликвидированы неприкосновенность личности, свобода слова и собраний. Все коммунистические и социал-демократические газеты были немедленно закрыты.
Начались повальные аресты. Днем и ночью по улицам городов носились автомобили с одетыми в штатское агентами тайной полиции и вооруженными эсэсовцами. Через три дня после пожара в рейхстаге был арестован и брошен в одиночную камеру тюрьмы вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман. Был схвачен бывший в Берлине проездом болгарский коммунист Георгий Димитров, которому предъявили обвинение в поджоге рейхстага. В течение нескольких дней под тюремным замком оказалось свыше десяти тысяч человек, но волна арестов не спадала. Хватали и увозили всех: коммунистов, социал-демократов, католиков, бывших министров и депутатов рейхстага, рабочих, адвокатов, ученых.
Нацистские руководители стали готовить грандиозный судебный процесс. Однако мировая общественность насторожилась в связи с появлением данных, непосредственно связанных с поджогом рейхстага: стало известно, что дом Геринга и рейхстаг, куда извне не могли проникнуть никакие поджигатели, соединялись подземным ходом; главный обвиняемый ван дер Люббе утверждал на следствии, что он поджигал рейхстаг один, а полиция успела сообщить, что в подвале ею было обнаружено большое количество зажигательных материалов и что пожар вспыхнул в нескольких местах одновременно; Коммунистическая партия Германии опубликовала специальное заявление, в котором прямо говорилось, что против террора — убийств, поджогов и т. п. — всегда выступали все коммунисты мира.
Важные сведения начали поступать от отдельных людей, которым штурмовики тотчас же заткнули рот. Берлинский врач Белл, который, как стало известно позже, свел ван дер Любое с нацистами, сказал приятелям в одном из клубов, что он знает точно, кто поджег рейхстаг. Вскоре доктор Белл был убит штурмовиками. Некий «прорицатель» Гануссен, связанный дружбой с руководителем берлинских штурмовиков графом Гельдорфом, стал «предсказывать» пожар в рейхстаге значительно раньше, чем это произошло. Через несколько недель труп Гануссена был найден в сосновом бору близ Берлина.
Наконец, один из влиятельных нацистов доктор Оберфорн, выступавший против подобных средств борьбы, даже написал «меморандум», копию которого удалось перехватить одному из европейских корреспондентов.
«Агенты господина Геринга, — писал Оберфорн, — под предводительством депутата рейхстага Гейнеса, главы силезских штурмовиков, прошли через подземные коридоры центрального отопления и через подземный ход из дворца Геринга в здание рейхстага. Каждому штурмовику было точно указано место его работы. Накануне была устроена генеральная репетиция. Ван дер Люббе шел пятым или шестым. Дело было сделано в несколько минут. Тем же путем, которым они пришли, поджигатели вернулись назад. В здании рейхстага остался один только ван дер Люббе…»
