Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева
Перед рассветом знаменательного дня старики собрались на годекане.
Пришли все, даже те, которые уже почти не вставали с постели. Ни один камень не пустовал. Наоборот, их не хватало, и мужчины подкатывали все новые и новые.
Ахмади, хоть и был мал, тоже прибежал сюда. Разумеется, он не имел права на камень в годекане. И потому стоял, жадно ловя степенные речи старцев. На этот раз старики были встревожены и потому без конца крутили кальян.
— Говорят, если в небе тучи, а над землей туман, то стальная птица не может сесть на землю, — озабоченно сказал один.
— Иншааллах, туч не будет, а туман рассеется. Вот та звезда на востоке потускнела, значит, распогодится, — успокоил другой.
— А я боюсь, — признался третий, поглаживая морщинистой рукой свою белую как водопад бороду, — я боюсь, как бы эта птица не ударилась крылом о наши горы. Вон они какие высокие и острые!
И все старики испуганно посмотрели в сторону гор, наверное первый раз в жизни пожалев, что их вершины так остры и высоки.
— Не может быть, — вмешался четвертый. — Она же, говорят, летает рядом с солнцем.
Ахмади разволновался. Ему очень хотелось тоже вступить в разговор и уверить старцев, а заодно и себя, что Байдуков прилетит, обязательно прилетит, не может не прилететь, но по обычаям гор он не имел права сам заговаривать со старшими. Тогда он стал смотреть в небо, страстно умоляя кого-то, чтобы туман рассеялся, чтобы тучи разошлись, чтобы рассвет наступил скорее, а небо было чистым и ясным.
Он вспомнил, как его бабушка Парсихат, сидя на молитвенном коврике, просила о чем-нибудь аллаха, и зашептал: «Сделай так, чтобы туман поскорее распался на клочья, сделай так, чтобы вышло солнце, а Байдуков поскорее прилетел и самолет приземлился на поляне».
Пока он так шептал, действительно наступил рассвет, небо из темно-серого стало зеленым, из зеленого — белым, из белого — розовым. И, перебрав разные цвета спектра, над горами взошло утро.
Туман растаял, словно и не было, облака разорвались на тонкую пряжу и уже не могли заслонить восходящего солнца.
И тут-то Ахмади увидел самолет. Первый самолет в своей жизни. Он летел так высоко и казался таким маленьким, что Ахмади сначала принял его за орла. Но самолет приближался, и вот уже Ахмади увидел, что крылья у него неподвижны, что на каждом крыле горит красная звезда, и услышал в небе густой мощный рокот.
Ахмади вскрикнул и бросился к самолету.
И тут случилось чудо! Почему-то он, Ахмади, оказался не на земле, а в кабине самолета. А внизу бежали ребята и кричали: «Салам тебе, бесстрашный герой Ахмади!» А когда самолет пошел на посадку, Ахмади заметил, не мог не заметить, что в руках у ребят его портреты. А вот и Аймисей. Глаза у нее так и сияют, словно из них струями льется синева. От быстрого бега одна коса у нее расплелась, и светлые волосы рассыпались по плечу. Ахмади сдергивает с головы ушанку с пятиконечной звездой и бросает ей.
Но вот ее оттесняют конники. Впереди всех красные партизаны; на них кудрявые папахи и андийские бурки, свалянные лучшими рахатинскими мастерицами. На серебряных поясах позванивают кинжалы. За ними, тоже на конях, — лучшие комсомольцы аула. А следом ровным строем маршируют пионеры и громко поют песню, посвященную герою. Эта песня, написанная Гамзатом Цадаса, набрана красными буквами на всю страницу аварской газеты «Большевик гор».
В колонне пионеров Ахмади различает знакомые лица. Это его друзья: одноклассники, соседи… В небо летят цветы, папахи, платки… «Ура! Салам герою! Салам бесстрашному Байдукову, покорившему Северный полюс!» Все смешивается перед глазами Ахмади.
Почти касаясь крылами земли, самолет идет на посадку.
И вот уже Ахмади снова почему-то оказывается не в самолете, а в толпе встречающих. Словно какая-то невидимая сила взяла и переместила его с одного места на другое. Вот медленно, слишком медленно, открывается дверца самолета. Все замерли. Ахмади даже боится моргнуть, чтобы не пропустить того момента, когда герой покажется из двери самолета. Но что это? Неужели это Байдуков? Тот самый Байдуков, который покорил Северный полюс? Тот Байдуков, что своим бесстрашием прославился на весь мир? Тот Байдуков, чьи портреты печатали в каждой газете? Из самолета вышел человек невысокого роста, с обыкновенным, простым, обветренным лицом и, улыбаясь, поднял руку.
И все-таки Ахмади рванулся вперед. Но кто-то из ребят потянул его за локоть обратно:
— Ты что, сколько репетировали, а ты!..
Ахмади словно во сне слышал, как один за другим приветствовали героя знатные люди района. А он, Ахмади, должен был повязать Байдукову красный галстук почетного пионера.
— Ахмади, что же ты? — ущипнул его кто-то из ребят.
— Ахмади, тебя вызывают…
— Ахмади, ты оглох? Иди скорее!
Но что делать, если колени подгибаются и дрожат, а сердце прыгает так, будто вот-вот рыбкой выскользнет на траву.
Как будто не он, а кто-то другой сделал шаг вперед. Не он, а другой подтянулся и перекинул галстук через крепкую загорелую шею, дрожащими липкими пальцами завязал его в узел на груди героя. Не он, а кто-то другой заплетающимся языком пробормотал стихи Гамзата Цадаса.
Рядом с Байдуковым еще летчик, совсем молодой, голубоглазый.
Неожиданно он наклоняется к Ахмади и громко шепчет:
— Хочешь посмотреть самолет?
Ахмади, еще не понимая свалившегося на него счастья, громко заглатывает слюну.
Как тесно в кабине, какие здесь смешные окошечки, совсем круглые! И сколько разных винтов, кнопок и всяких непонятных вещей!
— Хочешь полетать? — склоняется к нему летчик.
Ахмади, совсем потеряв дар речи, только молча кивает. Голубоглазый летчик нажимает на какие-то рычаги. Самолет начинает сотрясаться всем своим могучим стальным телом и, взревев, наконец трогается с места. Сначала он бежит по земле, и Ахмади ощущает, как нервно и твердо стучат колеса о каменную землю. Но миг — незабываемый миг! — и колеса отрываются от земли. Он летит! Неужели это правда, что он летит?! Неужели он поднялся в небо, как Икар?! От волнения Ахмади закрывает глаза и тут лее слышит испуганный голос летчика:
— Тебе что, плохо? Ты боишься?
— Я не боюсь! — радостно кричит Ахмади. Что это там, внизу? Неужели эти серебряные извилистые ленточки — реки, эти зеленые крохотные лоскутья — пастбища, а горстка разбросанных саклей — их аул?
Ахмади пытается отыскать свой дом, но самолет, очертив небольшой круг, уже идет на посадку. И вот Ахмади гордо возвращается в свою колонну, и весь аул провожает его завистливыми взглядами.
С того дня к прозвищу «Икар» прибавилось новое —