Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
— Я ввек ничего не крала.
— А кто хотел у Жени дите сманить? Кто материнское сердце у ребенка украл? Кто мужа обманывал? Кто на доме и добре Симсона нажился?
Алиса повернулась и ушла. От услышанного звенело в голове, перед глазами все снова и снова мелькало серое лицо Паулины, неживые, большие глаза, острый, длинный нос и шрам. Алиса боролась с каким-то жутким смущающим чувством, которое она старалась отогнать как можно дальше, и все опять думала про больную душу Паулины, про страшное ее одиночество.
Недели через три как-то утром в «Виксны» явились Анныня и Бирута и сообщили, что Паулина умерла. Они звали Алису помочь обрядить покойную, и Алиса пошла.
Когда перебирали имущество усопшей, под кроватью, в изгрызенном мышами узелке, нашли перевязанную пачку поздравительных открыток, которые в дни рождения или именин Паулины Алиса прилагала к цветам или подаркам.
Теперь Алиса часто посещала кладбище, почти каждую неделю, и обычно ходила туда, когда из лавки возвращалась домой пешком.
Как ни странно, Алисе недоставало Петериса. Теперь, когда его уже не было, казалось, что не хватало лишь самой малости, чтобы они поняли друг друга, чтобы их жизнь пошла совсем по-другому. Казалось даже, что она обидела Петериса, и оттого, когда она смотрела на его могилу, становилось невыразимо тоскливо из-за несостоявшейся любви.
За сорок лет кладбище в Осоковой низине разрослось, его уже нельзя было считать новым, как когда хоронили Лизету и когда тут были лишь четыре могилы. Каждый год в округе умирал кто-нибудь, и теперь тут покоилось более полусотни.
Крестов на кладбище осталось мало. Люди обозначали могилы своих близких цементными или каменными плитами с именем, фамилией, с датой рождения и смерти. Иные привозили более или менее массивные надгробия, на которых были высечены те же даты и пальмовая или дубовая ветка, прикреплена фотография покойного, и это гордо именовали памятником.
Свекрови и Петерису Алиса заказала цементные оградки, чтобы, когда ее уже не будет, могилы казались более ухоженными. Вокруг Алиса посадила кизильник. И купила большие ножницы — когда живая изгородь разрастется, Алиса будет подстригать ее. Место, оставленное для нее самой, выглядело неприятно пустынным, и она решила поставить там красивую скамеечку, но не могла никого найти, кто бы это сделал. Ильмар, правда, обещал, что сколотит в следующее лето, но Алисе не хотелось ни утруждать сына, ни ждать так долго. Неподалеку она нашла яму с очень чистым, белым песком и иногда носила оттуда по ведру, посыпала рыжую кладбищенскую землю. Однажды, когда Алиса прибирала могилу, подошла незнакомая женщина и поинтересовалась:
— Кто у вас тут лежит? Сын или дочь?
— Нет. Муж и свекровь.
— Тогда ведь, наверно… Хорошо, когда так сильно любишь и после смерти.
Женщина была видная, с приятным грудным голосом и задумчивым взглядом. Лет пятидесяти. Разговорились, и Алиса узнала, что та — новая колхозная пасечница. Дронис от колхозных пчел недавно отказался и теперь лишь топил баню. Но и это занятие он собирался передать кому-нибудь. Новая пасечница с планом в руке ходила по лесу и искала вересковые заросли.
— Вереск тут есть, только подальше, за большими соснами, где вырубка, — объяснила Алиса.
Новая знакомая спросила, где Алиса живет, и сказала:
— Значит, вы та самая Алиса?
— Да.
— Мне говорили, что у вас свободная комната.
— Вы ищете, где жить?
— Могли бы вы меня, совсем чужую, пустить к себе?
Алисе чем-то понравилась эта женщина, и она ответила:
— Раз вам больше негде…
Женщина сказала:
— Я ушла от мужа, и мне негде жить.
С того дня Алиса с Зентой жили в «Викснах» вдвоем.
Во вторую субботу сентября Ильмар с Валдой приехали на копку картофеля. Не на мотоцикле, как обычно, а на собственных новеньких «Жигулях». Сын о новой машине матери не написал, хотел сделать сюрприз, и Алиса, увидев вплывающую во двор сверкающую темно-синюю машину, решила, что приехали к Зенте.
— Ну, мама, как тебе нравится?
— Красивая, ничего не скажешь.
Ильмар казался слегка задумчивым, Валда счастливо улыбалась.
Картошку выкопали в тот же день, Алиса заранее договорилась насчет лошади, помогла и Зента.
— Как она тебе? — тихо спросила Алиса Ильмара.
Он пожал плечами.
— Потом дома я тебе скажу что-то.
— Что, завела новую подружку?
— Какая она мне подружка? Мы просто хорошо ладим.
Вечером Алиса вошла в комнату Петериса, где Ильмар смотрел телевизор, и сказала:
— Мне с тобой, сын, надо посоветоваться. Она хочет купить наш дом.
Ильмар по-прежнему смотрел на экран.
— После развода она получила деньги и предлагает две тысячи. Ведь ты уже никогда не вернешься сюда. Она согласна оставить меня тут.
Какое-то время слышен был лишь голос диктора.
— Так я могу продать?
— В принципе, почему бы и нет? Только мне кажется, что нечего спешить.
— А если я вдруг помру, так вам ничего не достанется.
Диктор кончил говорить. Начался документальный фильм о горах. Живописные пейзажи сопровождались музыкой.
— Деньги я поделила бы на четыре части. Тебе, Валде, Гундару и себе самой. Каждому по пятьсот.
— Ты чувствовала бы себя куда надежней, если бы дом не продавала.
— Но тогда вы не получили бы денег.
— Нам они не нужны.
— Это, конечно, не бог весть сколько, но на эти деньги можно кое-что купить.
Ильмар усмехнулся.
— Гундар заведет себе какую-нибудь тарахтелку, то есть проигрыватель или магнитофон. Валда приобретет лишний ковер, а я съезжу за границу. «Виксны» исчезнут, словно их и не бывало.
— Для того деньги и
