Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Слабоумов переступил порог в отдел «Вологодской ссылки». Остановился, словно вкопанный, обвёл глазами фотопортреты революционеров-большевиков, имена которых стали общеизвестны. И ему показалось, что многие знакомые ему лица будто ожили в чёрных лакированных рамках и уставились на него насквозь пронизывающими глазами. Слабоумов слегка покачнулся, схватился рукой за голову. Холодный пот выступил у него на лице. Но, видя, что в комнате никого нет, он шагнул дальше к стеклянным витринам, стоявшим вдоль стен. Под стеклом, в образцовом порядке лежали революционные листовки, формулярные списки охранки, фотографии революционеров, снятых в арестантских халатах. Тут же раскрытые следственные и прочие дела на политических ссыльных, доносы филёров и провокаторов. Среди этих архивных документов Слабоумов узнал свои, его рукой написанные доносы… Узнал — и колени его подогнулись…
— Что, гражданин Слабоумов, интересные показаны документики?! — послышался почти рядом язвительный и уничтожающий вопрос Терентия.
Слабоумов не оглянулся. Он упал в обмороке на широкий подоконник.
— Да, сердце у него, как и душа, видимо, не в порядке, — вслух подумал Терентий и крикнул:
— Товарищ Додонов, сюда на минуточку!..
В канцелярии музея в воскресный день работала одна кассирша, продававшая посетителям билеты. Ей понадобилось два графина холодной воды, чтобы привести в чувство припадочного посетителя.
Между тем Терентий и Афанасий совещались за закрытой дверью в директорском кабинете:
Д о д о н о в. Что с ним такое произошло?
Ч е б о т а р ё в. Сердечный припадок. Да на его месте сдохнуть, провалиться сквозь землю мало.
Д о д о н о в. В чём дело?
Ч е б о т а р ё в. Он обнаружил выставленные в витринах документы охранки, документы слежки за политическими ссыльными, написанные и подписанные им лично…
Д о д о н о в. Стало быть он — бывший шпик, провокатор?..
Ч е б о т а р ё в. Самый настоящий.
Д о д о н о в. Ничего себе экскурсант!
Ч е б о т а р ё в. Живой экспонат, только не в музее ему место.
Д о д о н о в. Надо позвонить на Лассаля, дом семнадцать.
Ч е б о т а р ё в. В ГПУ?
Д о д о н о в. Куда же больше… Ступай, погляди за ним. Я вызову сюда дежурного из губернского управления… Это точно ты знаешь?
Ч е б о т а р ё в. Да. До сего дня я его подозревал. Сейчас убедился окончательно. Документы налицо. Звони!.. Вызывай!..
Вечером усть-кубинские экскурсанты возвращались, домой на пароходе, но Слабоумова с ними не было…
XXXVI
Бурьяном вырастали, кулаки, скупщики, торговцы. С бешеной быстротой обогащалось так называемое нэповское купечество. Вологда захлебнулась частниками. Кулацкие ставленники проникали в советские учреждения, и даже в партию и всячески способствовали росту мелких и крупных предпринимателей. В центре завелось контрреволюционное гнездо Кондратьева и Чаянова. Оно руководило низами. Их незримые нити тянулись к Вологде. Губернское земельное управление успело в одном только Вологодском уезде насадить сотни хуторов. А сельскохозяйственные коммуны и совхозы, организованные на бывших помещичьих землях, последователи Кондратьева и Чаянова считали нерентабельными. Кулаки росли, как поганки после дождя в тёплую погоду.
В Шуйской волости, в Междуречье, кулаки Пальниковы обзавелись крупным кожевенным заводом. Несколько десятков батраков работало на Пальниковых по шестнадцати часов в сутки. Волостные, уездные, губернские работники часто навещали Пальниковых. Одни из них угощались дорогами винами, а другие негодовали, возмущались и никак не могли добиться даже повышения налога на кулацкие хозяйства. В Кубеноозерье господствовал кулак-мельник Ромушка Комиссаров. Этот был поплотнее Пальниковых. Турбинная мельница у Ромушки на живописном берегу реки Вологды не имела себе равной во всём Северном крае. Ромушка своим мукомольным предприятием вытеснил сотни ветряных мельниц. Завладел пахотными землями, сенокосными угодьями и жил как помещик. Он был настолько предусмотрителен, что в Вологде через ловких мошенников, работавших в коллегии защитников, сумел на всякий случай отпечатать типографским способом контрреволюционное обращение к крестьянам Кубеноозерья с призывом любыми средствами защищать его кулацкую собственность от… большевиков.
В Устье-Кубинской волости кулаки — Паршин, Шенников, Красавин, Параничев — перебрались на службу в артель кустарей-роговщиков и запутали артельные дела. А потом подозрительно возникший пожар уничтожил контору и предприятие. Артель возродилась с большим трудом, несмотря на диверсионные происки кулаков.
В этот период вокруг вологодской газеты «Красный Север» выросла армия селькоров-разоблачителей. Они раскрывали контрреволюционные действия и намерения кулачества и в печати, и на собраниях, всюду решительно отстаивая интересы партии и советской власти…
Ни один день учёбы в Совпартшколе не проходил даром. Упорно изучаемые труды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина оставляли глубокий след в сознании деревенских парней. Многие курсанты были прикреплены к городским предприятиям и учреждениям как агитаторы и пропагандисты; учась сами, они просвещали других, готовясь всерьёз после окончания учёбы стать проводниками партийной линии в деревне и городе.
Второкурсник Терентий Чеботарёв имел партийное поручение — руководить политкружком в красном уголке-железнодорожных мастерских. Два раза в неделю он приходил сюда к рабочим-железнодорожникам. Уставшие на работе, иногда не успев сходить домой переодеться, рабочие в промасленных пиджаках и фуфайках садились вокруг длинного, покрытого кумачом стола и коллективно с помощью руководителя разбирали сложные вопросы текущей политики тех дней. Иногда приходили на кружок случайные посетители из проезжих железнодорожных бригад и пытались заговорить голосом враждебной оппозиции. Но Терентий Чеботарёв и его политкружковцы в своих спорах против таких субъектов опирались на твердые установки Сталинских выступлений. И незыблемая правда была на их стороне…
Весной, вскоре после большого наводнения на Леонтьевской улице, на Краснофлотской и во Фрязинове, губернская Совпартшкола выпускала курсантов-второкурсников. Был конец мая. Город зеленел садами. Река от Горбачевского кладбища до Соборного моста покрылась плотами и молевой древесиной. За Красным мостом буксирные и пассажирские пароходы беспрерывно перекликались с паровозами сибирских и архангельских поездов. По городским задворьям, мимо базарной барахолки оживлённо бурлила речонка Золотуха.
Рядом с пожарной каланчой воздвигался на лето временный цирк. Извозчики-ломовики везли от вокзала клетки с медведями и обезьянами. Горожане, читая разноцветные афиши, ждали цирковых развлечений.
На очередном выпуске курсантов Совпартшколы присутствовал секретарь губкома партии. Он беседовал с курсантами-выпускниками, прощупывал их, кто куда, на какую работу пригоден. Деревня нуждалась в работниках. Требовались избачи, пропагандисты, секретари волкомов. Когда очередь дошла до Терентия Чеботарёва, секретарь спросил его:
— А вы, товарищ, куда бы желали идти работать?
