Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Только тут Хурия заметила, что ноги ее промокли, платье заляпано грязью, а из-под сбившегося платка выбились растрепанные волосы.
Не успела она сообразить, как ей теперь поступить: то ли спросить, где дом тракториста Гамида, то ли повернуть обратно, как на первой же улице из самого крайнего двора выскочили две женщины и сразу же бросились к ней, словно именно ее поджидали у ворот.
— О, дорогая! — радостно затараторили они, тормоша Хурию. — Как тебе повезло! Пойдем скорей к невесте. Ты наденешь ее девичье платье.
И, не обращая никакого внимания на робкое сопротивление Хурии, они потащили ее за собой.
Они беспрерывно и радостно тараторили, и Хурия наконец поняла, что в этом ауле существовал обычай: когда шли за невестой и несли ей свадебный наряд, то первая встречная девушка должна была принять участие в празднестве и надеть девичье платье невесты.
И хотя Хурии было сейчас совсем не до свадьбы и не до веселья, тем не менее она, тяжко вздохнув, подчинилась обычаю. Ведь с детства знала — если ты пришла в чужой аул, уважай его законы.
Из дома невесты неслась такая громкая музыка, что его можно было найти с закрытыми глазами. Свадебное платье невесты, которое женщины всю дорогу несли на вытянутых руках, тут же во дворе было осыпано лепестками шиповника.
Сама невеста, потупившись, сидела в маленькой комнате, украшенной зелеными ветками. Две девушки колдовали над ее прической.
Увидев свой свадебный наряд, невеста закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
— Коротка наша девичья весна, — запричитали вокруг ее подруги. — Желаем тебе хорошего лета, в меру жаркого, в меру дождливого. Пусть цветы на деревьях превратятся в сочные плоды. Пусть зерно родит спелый колос и никакой град не побьет его. Пусть небеса твоего лета будут всегда чистыми, а осень — золотой и щедрой.
Но, несмотря на эти добрые пожелания, невеста рыдала все безутешнее. Ее тонкие руки, которыми она закрывала лицо, были так нежны и прозрачны, так красивы были ее длинные пальцы с тяжелыми кольцами, вспыхивающими яркими камнями, что Хурия невольно спрятала за спину свои руки — широкие, почерневшие от земли и травы.
«Наверное, она больная», — подумала Хурия и, мысленно представив невесту на тракторе, содрогнулась от страха за нее.
Наплакавшись, невеста отняла от лица руки и с удивлением взглянула на Хурию.
— Вот она наденет твое девичье платье, — сказала одна из девушек и, легонько подтолкнув Хурию к невесте, шепнула: — Поздравляй.
У Хурии душа ушла в пятки, но она тут же постаралась взять себя в руки и, вспомнив свадьбы в своем ауле, сказала с улыбкой:
Легко и сладко, так, как сладок мед,
Пускай тебе живется в доме том.
Но брезгуй легкой жизнью, без забот,
Учись трудиться так, как пчелы летом.
Как солнце смотрит в зеркало лучисто,
И ты во двор его войди с добром
И обогрей и освети тот дом
И молодым теплом, и светом чистым.
Девушки одобрительно закивали головами.
А невеста подвела ее к шкафу и, распахнув его, сказала ласково:
— Выбирай. Ты будешь носить мое девичье платье. Пусть оно принесет тебе счастье. Пусть в нем ты приглянешься самому смелому, самому сильному, самому красивому парню.
Хурия выбрала штапельное сиреневое платье. Может быть, потому, что оно было самым скромным. А быть может, оно напоминало ей те облака, что плыли над трактором в ее первую весну.
А еще Хурия получила платок невесты — ситцевый, с мелкими розовыми цветочками, раскиданными по белому полю.
Затем Хурию торжественно повели в другую комнату. Здесь было жарко от натопленной печи. А посредине на полу стоял большой медный саргас. В этом саргасе, где только что выкупали невесту, предстояло искупаться и Хурии. Этот обряд был для нее сейчас как нельзя более кстати. Отмытая после долгой и слякотной дороги, побрызганная какой-то ароматной жидкостью, разнаряженная, обласканная невестой и ее подругами, Хурия невольно прониклась симпатией к этому аулу и робкой надеждой на то, что для нее все кончится хорошо, даже, быть может, так же, как у этой доброй и ласковой невесты, которой Хурия от всей души желала счастья.
Приободрившись, она уже думала: разве в ауле, где живут такие простые, такие сердечные люди, разве здесь мог вырасти парень, способный нарушить горский намус, обмануть девушку?
Разве в ауле, где ее приняли так радушно, так приветливо, с ней может случиться что-нибудь плохое?
Разве эта невеста, нежная, как лепесток шиповника, застрявший в ее косе, не пожелала ей счастья?
Разве она сама, разве все ее подруги, такие внимательные к Хурии, разве они допустят, чтобы она ушла отсюда опозоренной, обесчещенной, с потухшими глазами, с черной обугленной головешкой вместо горячего живого сердца?
Нет, и тысячу раз нет. В этом красивом доме, в этом гостеприимном ауле нет места печали и беде.
— А теперь ступай за водой, — снова затормошили ее девушки, вручая ей большой медный кувшин. — Этой водой молодожены будут умываться в первое утро после брачной ночи. Только будь осторожна. Сейчас друзья жениха попытаются незаметно забросить что-нибудь в кувшин. И тогда… тогда тебе придется выкупать его у жениха.
Но не успела Хурия выйти за ворота, как услышала топот скачущего коня. Девушки, словно стая испуганных голубей, бросились врассыпную. А о дно кувшина звонко ударился какой-то предмет.
— Вабабай! — воскликнул кто-то из девушек. Хурия остановилась, чуть не плача от своей оплошности.
Но девушки со смехом объяснили ей, что теперь этот кувшин, наполнив его водой, она должна отнести жениху. А предмет, упавший на дно, — подарок невесте: серьги, браслет или кольцо. Когда невеста будет утром умываться, золотая безделушка упадет из кувшина ей прямо в руки.
У ворот жениха их встретила толпа парней и преградила ей дорогу. Двое из них выступили вперед. Один поднял над головой кинжал, а другой — букетик цветов.
— Красавица! — весело обратился к ней тот, который был с кинжалом. — Ты должна пробить себе дорогу.
— Какое оружие тебе любезней — кинжал… или цветы, — перебил второй юноша.
Хурия совсем растерялась и оглянулась на девушек. Но, обычно готовые прийти ей на помощь, на этот раз они почему-то молчали и смотрели на нее выжидающе. Хурия задумалась. И тут откуда-то из глубины памяти услужливо возникли слова, которые она слышала на свадьбах в своем ауле: «Нет такого сердца, которое нельзя было бы завоевать лаской. Если ласковое слово
