Савелий Леонов - Молодость
Но Боуллт недоумевал, каким образом этот красный очутился в деникинской армии? Можно ли надеяться на такую охрану?
Солдаты опять заговорили.
— Ты, Жамкин, из Твери? Как же к белым-то попал? — спрашивал Илья Потапыч напарника.
— Из «Легиона чести»…
— Ась?
— Да, видишь, при царе мы были посланы во Францию и воевали там с немцами до революции. Гляжу, начали из экспедиционного корпуса людей набирать «для отправки на родину». Записался. А пока суть да дело — нас, голубчиков, обмундировали и вооружили. «Вы, — объясняют нам, — должны навести порядок на своей земле…» Привезли, значит, в Новороссийск—и на фронт. Возле реки Маныч ребята из «Легиона чести» давай к большевикам перебегать… Генерал Покровский с кубанскими казаками залучил остатки братавшихся легионеров, загнал в клуни и сжег живыми.
— А как же ты, Жамкин, уцелел?
— Картечью был ранен в начале боя. Может, у красных бы давно служил, а может, испепелился…
Боуллт придвинулся к самой двери, чтобы лучше слышать. Но солдаты заметили его и умолкли. В эту минуту дотошный американец ощутил на себе их ненавидящие взгляды.
«Дикари!» — Боуллт злобно хлопнул дверью.
Он вернулся в салон-вагон, но мысли о подслушанном разговоре не оставляли его.
— Далеко еще до Орла? — спросил Хольман, посасывая мундштук трубки.
— Часов семь пути, ваше превосходительство, — ответил Романовский.
Поезд, замедлив ход, двигался по, гулкому мосту. Белогвардейский журналист Виллиам сказал:
— Господа! В этих местах Орловщины летом прошлого года эсер Клепиков поднимал восстание против Советов. Мне подробно рассказывала об этом Софья Нарциссовна Гагарина, муж которой руководил операциями повстанцев. И представьте: в отместку за это беднота заняла гагаринское имение под коммуну.
Хольман оторвал от мундштука трубки сморщенные губы.
— Коммуна? Большевистский эксперимент, не так ли?
— Так точно, ваше превосходительство, — согласился Романовский и, подрагивая бровью, добавил: — Но в настоящий момент, когда здесь прошли наши доблестные марковцы, от коммунистов остались разве только веревки—для счастья…
Все поняли генерала и засмеялись.
В этот момент салон-вагон, плавно катившийся по рельсам, со страшной силой дернуло назад, затем вперед…. Попадали на пол люди, загремела посуда. Погас свет. Оглушительно треснули сцепления разорванного на части состава, и запоздалым эхом донесся тяжелый грохот хвостовых пульманов.
Офицеры и журналисты панически метались в темноте накренившегося над пропастью салон-вагона; сбивая друг друга, искали выход. Боуллтвспомнил, наконец, о своем карманном электрическом фонаре, включил его и выбежал в тамбур. Осветив мост, он увидел сломанный парапет и бесформенные груды раскиданного товарника.
Откуда-то сбоку долетела с ветром русская речь, ударил дружный залп, и пулемет размеренно-четкой очередью прошил стены классных вагонов.
— Охрана! — захрипел в негодовании Боуллт. — Где охрана, черт возьми? Там бандиты…
И луч фонаря выхватил из непроглядного мрака фигуры двух солдат. Это были те самые охранники, разговор которых янки недавно подслушал. Они стояли возле уткнувшейся в шпалы товарной платформы, хмуро и враждебно косясь на желтый кружок света в тамбуре.
— Там бандиты! Стреляйте! — приказал Боуллт и, чувствуя полное бессилие перед этими чуждыми и опасными людьми, выпалил в них из пистолета.
Молодой солдат охнул, повалился грудью на площадку. А бородач вскинул винтовку и дал ответный выстрел.
— Вот тебе… собака!
Глава тридцать седьмая
После того как Тимофей и Настя побывали у Крутых Обрывов, партизаны вели непрерывное наблюдение за мостом. Утром и вечером, пользуясь темнотой, сменялись посты в каменистых расщелинах. Одетые в маскировочные халаты, лесные люди следили за служебным распорядком охраны, засекая места часовых, уточняя время проходящих поездов.
Охраняли мост восемь белогвардейцев под командой унтер-офицера. Когда Настя вернулась из города, возбужденная успехом разведки, Тимофей сообщил ей, что партизаны заметили необычное в поведении солдат. Постоянно пиликавшая в землянке гармошка умолкла. Унтер-офицер, бритый и подтянутый, строго покрикивал на подчиненных. У противоположных концов моста застыли часовые, будто на смотру, с винтовками и патронташами.
«Значит, Аринка не обманула… Деникина ждут», — решила Настя.
Она распорядилась поднять лагерь по тревоге, и через полчаса отряд уже находился в пути. Партизаны шли извилистыми оврагами, тщательно скрываясь от постороннего глаза. А в город неслась подвода с закутанной в тулуп Матреной, чтобы срочно перебросить оружие Красова прямо на Крутые Обрывы.
Вечером Красов нашел отряд Насти в дубовом перелеске около железной дороги. С ним была группа деповских рабочих. У Матрены на возу лежало пятьдесят новеньких винтовок и семь тысяч патронов. — В городе, особенно на вокзале, спешно готовятся к встрече высоких гостей, — рассказывал Красов. — Вывесили портреты Деникина и трехцветные царские флаги. Контрразведка производит дополнительные аресты среди населения. — Время начинать, — решила Настя.
Она распределила силы. Снять часового на северной стороне моста поручалось Федору Огрехову. Другого взялся обезвредить машинист Красов. Насте же предстояло с двумя отделениями бойцов атаковать землянку, где находились остальные солдаты.
— Товарищи, — в последний раз предупредила она. — Действовать скрытно и тихо! Стрелять в крайней необходимости! Всем ясно?
Роман Сидоров, придерживая под мышкой винтовку, спросил:
— Живыми брать или…
— Там дело покажет, — Настя вынула из кобуры и осмотрела наган. — Хорошо бы унтера живым… Расспросить надо.
Партизаны осторожно поползли среди камней. За ними двигались рабочие с гаечными, ключами и кувалдами. Оставленные в резерве старики помогали Гранкину тащить пулемет и запасные ленты,
— Эх, жалко — шуметь нельзя… Снять часовых можно в два счета, — шептал Гранкин, устанавливая трофейный «льюис» на удобной высотке и прицеливаясь в смутные силуэты врагов.
— Подожди, — Тимофей прислушивался к шумам ветра, не спуская глаз с железнодорожного полотна. — Терпежу твоего нету… Еще упаришься!
Настя спустилась к замерзшему ручью и остановила цепочку бойцов. Этот отрезок пути до моста был наиболее тяжелым; он и сейчас, в седой наволочи зимнего вечера, просматривался часовыми. Настя видела из-за выступа обледенелой скалы черные фермы, в переплетах которых роился загадочный гул, и ей казалось, что со станции мчится поезд, что скоро паровоз блеснет волчьими глазами, не дав свершить задуманного. Живя в лесу, вынашивая идею помощи страдающему народу, армии, любимому Степану, она отрешилась от всего личного ради намеченной цели. И теперь, когда цель уже была рядом, малейшая помеха казалась чудовищной катастрофой.
Настя услышала короткую возню наверху… Донесся глухой удар и слабый стон. Она вздрогнула и подняла голову — часовые исчезли. Тогда, перегоняя друг друга, партизаны без команды кинулись к солдатской землянке.
Низкая, по-зимнему тяжелая и скрипучая дверь внезапно открылась, и на пороге показался встревоженный унтер в длинной шинели с белыми лычками на темных погонах. При виде бежавших к нему людей он схватился за кобуру револьвера.
— Руки вверх! — крикнула Настя,
Унтер попятился от ее нагана, хотел что-то сказать и не мог. Только трясся, пока его обезоруживали. Партизаны заскочили в землянку и, управившись с остальными белогвардейцами, вынесли оттуда винтовки, патроны и гранаты.
Тем временем на мосту появились рабочие, долетел металлический стук гаечных ключей и кувалд, звон вынимаемых болтов. Началась основная операция железнодорожников.
— Как же это… а генеральский поезд? — завопил унтер, совершенно теряя рассудок в нагрянувшей беде.
— Генеральский? — живо спросила Настя. — Что ты о нем знаешь, говори!
Унтер обмяк. Все рухнуло в одну минуту: и гордость кулацкой души — доброволия, и богатый родительский дом на Хопре, и обещанная за верную службу награда. До сих пор считал он себя счастливцем, не слыша пения фронтовых пуль, помышляя лишь о самогоне и девчатах… А тут разом смахнуло голову с плеч!
— Наша Фекла взяла и размокла, — нетерпеливый Чайник поднес к груди унтера артиллерийский тесак. — Я вижу, тебе умереть не хочется! Мне вот и родиться не хотелось, да неволя заставила… Долго еще ждать-то?
Косясь на отточенное лезвие клинка, унтер обрел дар речи:
— Получено строжайшее предупреждение… усилить охрану моста, быть начеку… На станции говорили: должен проследовать сам верховный главнокомандующий…
