Ефим Пермитин - Три поколения
Вера забыла, о чем она только что говорила. Мучительно силилась вспомнить, но, так и не вспомнив, словно проверяя внимание слушателей, спросила Наташу Бахареву:
— Ну, вот хоть вы, Наташа, скажите, на чем я остановилась?
Круглолицая, румяная девушка встала и от растерянности только моргала глазами.
— Ну, как же это так, Наташа? — Вера укоризненно покачала головой.
Со скамьи поднялся дед Беркутов.
— Вера Александровна, дозволь внучку выручить.
— Пожалуйста, Агафон Микулович.
— Ты говорила о квадратно-гнездовой посадке картошки и показывала, как пропашной трактор «Белая Русь» обрабатывает промежрядья, — ответил дед и, довольный, сел.
— Правильно. Я только что демонстрировала вам продольное и поперечное рыхление междурядий картофеля, посеянного картофелесажальной машиной марки «СКГ-4». Ну, а теперь, Наташа, не припомнишь ли, почему я стала показывать вам этот плакат, и вообще все начало моей беседы…
— Теперь вспомнила, Вера Александровна, — обрадовалась Наташа. — Нынешней весной мы будем сажать картошку квадратным способом. И даже не только картошку, а и подсолнушки и кукурузу. Как есть он, этот квадратный способ, наибольше доходчивый, а также дозволяет ослобонить колхозные руки от прополки тяпкой и возлагает все это на чугунные крыльцы машин…
— Не крыльцы, а плечи, и не чугунные, а стальные, — уточнила оправившаяся от смущения Вера. — Но беседу ты, Наташа, поняла хорошо.
Довольная похвалой учительницы, еще более порозовевшая, девушка опустилась на скамью.
Андрей невольно смотрел на молодую колхозницу: в ее глазах было столько радости оттого, что она, Наташа Бахарева, принимает участие в большой и важной работе! «Замечательная девушка! Как же я не разглядел ее раньше… Вот из таких и сколачивать актив».
Вера вела беседу, не глядя в сторону Андрея, но все время чувствовала на себе его взгляд. «Пришел все-таки! — пело в ее душе. — Я докажу тебе, что за зиму мы не теряли времени напрасно…» И Вера перешла ко второй теме сегодняшнего занятия — «Кукуруза и квадратно-гнездовой посев».
— Вы только всмотритесь в этот сочный зеленый лес! — говорила Вера. — Хорошо выхоженный стебель кукурузы достигает четырехметрового роста, а корень ее проникает в землю до полутора метров. До полутора! — повторила Вера. — Из злаковых кукуруза, без преувеличения, растение-гигант. В мировом земледелии она занимает второе место после пшеницы. Как же мы будем выхаживать эту драгоценную для животноводства культуру? А вот как… — и Вера подробно начала рассказывать о посевах кукурузы.
— Вот она какая, матушка-кукуруза!
Андрей понял, что слушатели горячо полюбили Вору. Да и сам он, как ему показалось, впервые по-настоящему увидел тут эту девушку. Что-то строгое, величественное было и во всей ее фигуре и в лучистых глазах.
«Не сорвись! Только не сорвись, милая!» — начал почему то волноваться за Веру Андрей.
Но опасения его были напрасны: учительница в совершенстве владела материалом.
Вера не была хорошим оратором. Порой ее речь как бы засекалась, точно девушке не хватало воздуха, но она вкладывала в то, что говорила, столько души, так глубоко была убеждена в необходимости агротехнических мероприятий, что внимание слушателей не ослабевало.
«Какая, нет, какая она! А я, идиот, о такой белоручке мечтал! Да и можно ли вообще сравнивать?»
Вера взглянула на часы и спохватилась: время занятий давно кончилось.
— На сегодня достаточно. Будем собираться домой, — произнесла она обычным голосом, но Андрей радостно вздрогнул от этих слов. «Сейчас все уйдут, и мы останемся вдвоем!..»
Но все получилось по-иному. Слушательницы и даже дед Беркутов не тронулись с места, пока Вера не спеша собирала и скатывала в две большие трубки плакаты. Только когда она оделась и потушила лампу — «молнию», все одновременно, как говорят на Алтае, «в одну дверь», вывалились на морозный воздух.
«Ну, теперь-то уж разойдутся!» — подумал Андрей, но Наташа Бахарева и Авдотья Тетерина, державшие в руках по свертку плакатов, пошли вместе с Верой и Андреем, позади них.
Андрей собрался было начать разговор о подготовке семян, но сразу возникло затруднение: в «тот» вечер они расстались на «вы», а теперь ему хотелось сказать: «Мне с тобой, Веруша…» И не мог.
Молчали. Только Наташа и Тетерина беспечно смеялись по всякому поводу.
«Заговорю о Леонтьеве, — решил Андрей. — Но как?»
Все внимание он, казалось, сосредоточил на том, как удобнее пройти по глубокому рыхлому в переулке снегу.
«Как ему тяжело со мной! — думала меж тем Вера. — Но что я могу поделать?»
Дом, где жила Вера, был уже близко, и она убыстрила шаги. Ей хотелось как можно скорее покончить с этим тягостным молчанием.
«Сейчас они проводят ее и уйдут», — думал Андрей.
— Какая нынче снежная зима, Вера, — нашелся он наконец.
— На редкость снежная, Андрей Никодимович.
И опять замолчали.
У ворот Вера остановилась.
— Ну, девушки, давайте мои плакаты. Теперь уж я как-нибудь сама справлюсь. — И Вера попыталась улыбнуться.
— Вера Александровна! А вы обещали нам выкройку кофточки. Той, с прошивочкой…
— Верно, верно. Заходите, девушки… До свиданья, Андрей Никодимович. Спасибо, что заглянули в школу, — и Вера протянула ему холодную маленькую руку. Андрей крепко сжал ее, стараясь вложить в это короткое рукопожатие все, что скопилось в его душе.
Хлопнула калитка. В соседнем дворе залаяла собака, и не стало слышно удаляющегося скрипа Вериных валенок.
«Поговорили, называется!» Андрей надвинул шапку на горячий лоб и медленно побрел домой.
Глава XV
В незабываемую зиму 1953/54 года страна двинулась в поход за изобилие — на Алтай, в Казахстан, в дальнюю путь-дорогу на освоение целинных земель Москва провожала лучших своих сыновей и дочерей. По почину столичных комсомольцев движение разрасталось: на веками дремавшую целину наваливались всем миром.
Молодых людей увлекала романтика преодоления трудностей, неукротимая жажда деятельности, святая готовность первыми броситься в самое жаркое место схватки.
— На целину зовет партия, так как же я могла усидеть?! Только, чур, на Алтай, на Алтай, девочки! Вот уж где степи, горы, леса, красота! — Груня Воронина говорила захлебываясь, спеша, точно боясь, что ей помешают рассказывать все, что она знала об Алтае из книжек и газетных статей.
Но подруги не перебивали, слушали, загораясь ее восторгами.
— А озера, а водопады, а реки Чарыш, Бия, Ка-а-ту-нь! — протянула Груня. — Подумайте, по-алтайски Катунь значит девушка! Влюбленная девушка, понимаете? И такая есть легенда про эту реку — чудо! — Груня упоенно махнула рукой.
Коренастая, но обидно маленькая, с лицом подростка, комсомолка Груня Воронина с двумя подругами — Ниной и Леной Гридневыми — шла в райком комсомола за путевками на алтайскую целину. Все с Московского завода малолитражных автомобилей: Груня — технический контролер, Нина и Лена — токари по металлу.
Все эти дни Груня и работала и спала плохо: грезился Алтай. Не закрывая глаз, она видела себя глухой ночью на диком скакуне с важным поручением от МТС. Путь ей преграждают то дымящиеся пропасти, то бурные речки; конь стрижет ушами, храпит; Груня рвет поводья, пригибается к самой его шее, и только ветер поет в ушах… А по степи рыщут волки… Страшно! Мурашки бегут по телу… Но будь что будет, Груня не повернет вспять, не выполнив поручения, от которого зависит подъем целинных земель!
…То, что произошло в райкоме, оглушило Груню. Сестер Гридневых оформили, ей отказали. Уж как просила Груня, как требовала, даже плакала, — не помогло.
— Детей на целину не посылаем. Подрасти, — с улыбкой сказал ей председатель комиссии, рослый и даже длинный парень с толстым и, как показалось Груне, на редкость несимпатичным лицом.
— Кка-ак подрасти?! — у Груни помучнело лицо.
Но парень не склонен был ни слушать, ни объяснять.
— Следующий! — крикнул он.
Проплакавшись, Груня с нескрываемой злостью сказала поджидавшим ее подругам-сестрам:
— Везет же блондинкам!
В тот момент Груне почему-то показалось, что, будь она тоже блондинкой, ее оформили бы. Ведь вот же перед ней двум блондинкам путевки дали, а сухонькой, болезненного вида брюнетке, машинистке, тоже отказали…
«И все равно завтра снова пойду!.. Не примут — до ЦК дойду, а добьюсь!» Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю оформиться ей не удалось.
Тогда она пошла на хитрость: надела туфли сестры на высоченных каблуках, поверх ватной телогрейки натянула замасленный комбинезон, нахлобучила на голову папаху, нос, щеки и руки вымазала машинным маслом и назвалась токарем. Но и маскарад не помог. Председатель комиссии, тот же угрюмый здоровяк, засмеялся:
