Валентин Катаев - Том 9. Повести. Стихотворения
1920
Муза
Пшеничным калачом заплетена косаВкруг милой головы моей уездной музы;В ней сочетается неяркая красаКрестьянской девушки с холодностью медузы.
И зимним вечером вдвоем не скучно нам.Кудахчет колесо взволнованной наседкой,И тени быстрых спиц летают по углам,Крылами хлопая под шум и ропот редкий.
О чем нам говорить? Я думаю, куря.Она молчит, глядит, как в окна лепит вьюга.Все тяжелей дышать. И поздняя заряНаходит нас опять в объятиях друг друга.
1920
Поцелуй
Когда в моей руке, прелестна и легка,Твоя рука лежит, как гриф поющей скрипки,Есть в сомкнутых губах настойчивость смычка,Гудящего пчелой над розою улыбки.
О да, блажен поэт! Но мудрый. Но не тот,Который высчитал сердечные биеньяИ написал в стихах, что поцелуй поет, —А тот, кто не нашел для страсти выраженья.
1920
Уличный бой
Как от мяча, попавшего в стекло,День начался от выстрела тугого.Взволнованный, не говоря ни слова,Я вниз сбежал, покуда рассвело.
У лавочки, столпившись тяжело,Стояли люди, слушая суровоХолодный свист снаряда судового,Что с пристани через дома несло.
Бежал матрос. Пропел осколок-овод.На мостовой лежал трамвайный провод,Закрученный петлею, как лассо.
Да — жалкая, ненужная игрушка —У штаба мокла брошенная пушка,Припав на сломанное колесо.
1920
Плакат
Привет тебе, бесстрашный красный воин.Запомни двадцать пятое число,Что в октябре, как роза, расцвелоВ дыму войны из крови страшных боен.
Будь сердцем тверд. Победы будь достоин.Куя булат, дроби и бей стекло.Рукою сильной с корнем вырви зло,Взращенное на нивах прежних войн.
Твой славный путь к Коммуне мировой.Иди вперед. Стреляй. Рази. Преследуй.Пусть блещет штык неотразимый твой.
И возвратись с решительной победойВ свой новый дом, где наступает срокХолодный штык сменить на молоток.
1920
«Может быть, я больше не приеду…»
Может быть, я больше не приедуВ этот город деревянных крыш.Может быть, я больше не увижуНи волов с блестящими рогами,Ни возов, ни глиняной посуды,Ни пожарной красной каланчи.Мне не жалко с ними расставаться,И о них забуду скоро я.
Но одной я ночи не забуду,Той, когда зеркальным отраженьемПлыл по звездам полуночный звон,И когда, счастливый и влюбленный,Я от гонких строчек отрывался,Выходил на темный двор под звездыИ, дрожа, произносил: Эсфирь!
1921
Балта
Тесовые крыши и злые собаки.Весеннее солнце и лень золотая.У домиков белых — кусты и деревья,И каждое дерево как семисвечник.
И каждая ветка — весенняя свечка,И каждая почка — зеленое пламя,И синяя речка, блестя чешуею,Ползет за домами по яркому лугу.
А в низеньких окнах — жестянка с геранью,А в низеньких окнах — с наливкой бутыли.И всё в ожиданье цветущего мая —От уличной пыли до ясного солнца.
О, светлая зелень далеких прогулокИ горькая сладость уездного счастья,В какой переулок меня ты заманишьДля страсти минутной и нежных свиданий?
1921
Подсолнух
В ежовых сотах, семечками полных,Щитами листьев жесткий стан прикрыв,Над тыквами цветет король-подсолнух,Зубцы короны к солнцу обратив.
Там желтою, мохнатою лампадкойЦветок светился пламенем шмеля,Ронял пыльцу. И в полдень вонью сладкойБлагоухала черная земля.
Звенел июль ордою золотою,Раскосая шумела татарва,И ник, пронзенный вражеской стрелою,Король-подсолнух, брошенный у рва.
А в августе пылали мальвы-свечи,И целый день, под звон колоколов,Вокруг него блистало поле сечиТатарской медью выбритых голов.
1921
«Разгорался, как серная спичка…»
Разгорался, как серная спичка,Синий месяц синей и синей,И скрипела внизу перекличкаГолосов, бубенцов и саней.
Но и в смехе, и вальсе, и в пеньеЯ услышал за синим окном,Как гремят ледяные ступениПод граненым твоим каблучком.
1921
Прачка
В досках забора — синие щелки.В пене и пенье мокрая площадь.Прачка, сверкая в синьке п щелоке,Пенье, и пену, и птиц полощет.
С мыла по жилам лезут пузырики,Тюль закипает, и клочья летают.В небе, как в тюле, круглые дыркиИ синева, слезой налитая.
Курка клюет под забором крупкуИ черепки пасхальных скорлупок,Турок на вывеске курит трубку,Строится мыло кубик на кубик.
Даже веселый, сусальный, гибкий —Тонкой веревкой голос петуший —Перед забором, взяв на защипки,Треплет рубахи и тучи сушит.
Турку — табак. Ребятишкам — игры.Ветру — веселье. А прачке — мыло.Этой весной, заголившей икры,Каждому дело задано было!
1922
Бриз
Мелким морем моросилБриз и брызгал в шлюпки,Вправо флаги относил,Паруса и юбки.
И, ползя на рейд черпать,Пузоватый кузовГнал, качая, черепаЧерепах-арбузов.
1922
«Весны внезапной мир рябой…»
Весны внезапной мир рябойРаздался и потек.Гвоздями пляшет под трубойМорозный кипяток.
По лунным кратерам, по льду,В игрушечных горах,Как великан, скользя, идуВ размокших сапогах.
Бежит чешуйчатый ручейПо вымокшим ногам.И скачет зимний воробейПо топким берегам.
И среди пляшущих гвоздейСмотрю я сверху вниз…А Ты, ходивший по воде,По облакам пройдись!
1922
Современник
Апрель дождем опился в дым,И в лоск влюблен любой.— Полжизни за стакан воды!— Полцарства за любовь!
Что сад — то всадник. Взмылен конь,Но беглым блеском батарейГрохочет: «Первое, огонь!» —Из туч и из очей.
Там юность кинулась в окоп,Плечом под щит, по колесу,Пока шрапнель гремела в лобИ сучья резала в лесу.
И если письмами окрестЗаваливало фронт зимой:— Полжизни за солдатский крест!— Полцарства за письмо!
Во вшах, в осколках, в нищете,С простреленным бедром,Не со щитом, не на щите, —Я трижды возвращался в дом.
И, трижды бредом лазаретПугая, с койки рвался в бой:— Полжизни за вишневый цвет!— Полцарства за покой!
И снова падали тела,И жизнь теряла вкус и слух,Опустошенная дотлаБризантным громом в пух.
И в гром погромов, в перья, в темь,В дуэли бронепоездов:— Полжизни за Московский Кремль!— Полцарства за Ростов!
И — ничего. И — никому.Пустыня. Холод. Вьюга. Тьма.Я знаю, сердца не уйму,Как с рельс, сойду с ума.
Полжизни — раз, четыре, шесть…Полцарства — шесть — давал обет, —Ни царств, ни жизней — нет, не счесть,Ни царств, ни жизней нет…
И только вьюги белый дым,И только льды в очах любой:— Полцарства за стакан воды!— Полжизни за любовь!
1922
