Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана
Именно такой домик с утрамбованной глиной вместо деревянного пола продлил мой путь к Ленинграду еще по крайней мере на сутки. Не по моей ли вине сохранился в нем еще глиняный пол? Если даже так, они не сказали мне этого. Они просто продлили мой путь к Ленинграду. И вот я шел теперь поперек этого села, чтобы, выйдя из него, пройти без помехи как можно дальше на север и где-то там, в пустынной степи, встретить свой конец.
Ноги мои очень трудно разминались, и я долго не мог заставить их двигаться быстрее. Но в пределах села это было не обязательно. В пределах села даже приличнее было идти не слишком торопливо, с видом человека, приехавшего из города полюбоваться далеким селом. Я шел не торопясь и посматривал по сторонам. Помимо небольших белых домиков виднелись кое-где дома, сложенные из красного кирпича и крытые железом. Над некоторыми из них развевался небольшой красный флаг, выцветший от солнца. Флаг означал, что тут находилась местная власть. Это я уже знал из опыта. Но могло находиться и что-нибудь другое, например Дом культуры или клуб. Это я тоже знал.
В некоторых дворах, кроме сарайчиков с глиняными стенками и навесов с легкими соломенными крышами, виднелись еще маленькие деревянные строения без окон. Это, конечно, были амбары, в которых они хранили зерно. А под навесами кое у кого блестели полированными боками легковые машины или мотоциклы. На иных дворах стояли плиты с железными трубами и конфорками, сложенные из красных кирпичей или из тех же земляных брикетов, что и дома. Такие брикеты я тоже увидел, продвигаясь вдоль улицы. Очень крупные, размером примерно в четыре стандартных кирпича, они сушились на солнце, частью расставленные рядами, частью уложенные в штабеля. Это означало, что еще кто-то готовился ставить себе дом взамен разрушенного по моей вине.
Кое-где в отдалении, то справа, то слева, тянулись ряды коровников с маленькими окнами. Среди них тоже некоторые были сложены из красного кирпича. Такой же кирпич пошел на постройку водонапорных башен при коровниках. Они были не очень высокие, эти башни. Ветряные мельницы вздымались выше их. Это были самые высокие деревянные строения в селе, но все они бездействовали, застыв неподвижно в разных концах села, как некие старинные памятники, изрядно тронутые временем. Редкие из них сохранили все четыре лопасти. На иных осталось по две, а иные стояли совсем без крыльев и даже накренясь. Это означало, что и здесь их заменили электрические мельницы, как и там, на Оке. И, судя по белому хлебу, который я ел, здесь действовал не только простой размол.
Да, все это было любопытно, конечно, однако меня уже не касалось. Я шел своей последней дорогой мимо этой жизни. Навстречу мне попадались люди — рослые, черноглазые, красивые. Оли торопились по каким-то своим очень важным делам, полные заботы о том, чтобы степи вокруг них были полны хлеба. А я, маленький Аксель Напрасный, никому на свете не нужный, путался у них под ногами, мешая их благородному делу. И, конечно, мне ничего другого не оставалось, как постараться уйти скорей с их дороги, уйти туда, где я уже никому больше не смог бы мешать и вредить.
Ноги мои постепенно разминались, и я уже шел по улице довольно бодрым шагом, продолжая, однако, посматривать по сторонам. Кроме взрослых людей, мне попадались дети. Их было много повсюду, бегающих, играющих на улице, на дворах и в садах. Мог ли я не посматривать на них, зная, что любуюсь ими в последний раз?
В одном месте их собралось на моем пути человек восемь. Они забавлялись возле металлической колонки, из которой выливалась полукруглая струя воды, падающая в низенький кирпичный водоем. Сперва они пили по очереди, ловя эту струю ртом и ладошками, а потом принялись брызгаться, поддавая ладонью струю. Мальчики обрызгивали девочек, а девочки — мальчиков. Платьица на девочках скоро взмокли и прилипли к телу. У двух мальчиков намокли майки и штаны. Победил всех мальчик, одетый в одни трусики. Он встал прямо под струю, раздавая на все стороны такие брызги, что временами они отсвечивали на солнце радугой.
Приближаясь к ним, я замедлил шаги, чтобы их не спугнуть, а потом совсем остановился. Но они заметили меня и, думая, должно быть, что я приготовился их распекать за баловство, перестали брызгаться, а затем старшие из них не торопясь разошлись в разные стороны. Возле колонки остались две маленькие девочки и малыш. Одна из девочек подошла и подставила под струю игрушечное ведерко. Ополоснув его предварительно, она набрала в него воды и пошла с малышом к ближайшей калитке. Другая девочка пополоскала под струей ладошки и пустилась их догонять. Но, увидев, что я тоже протянул к струе руки, остановилась и далее шла, пятясь задом, пока я пил, вбирая в себя пригоршню за пригоршней холодную чистую воду. Напившись, я завернул кран и помахал ей приветливо рукой. Она ответила мне тем же, улыбнувшись полубеззубым ротиком. У меня тоже могла быть такая же темноглазая девочка с красным бантиком в темно-русых косичках, если бы не пошло в моей жизни все кувырком и если бы не полетела кувырком сама моя жизнь.
Напившись воды, я направился дальше вдоль улицы, высматривая впереди выход из села. Но впереди все еще белели домики с разными по цвету окнами и крышами, а выхода в степь не открывалось. Тогда я остановился в нерешительности. Мне показалось, что я взял не то направление. Нет, все было правильно. Солнце сияло справа от меня, постепенно заходя мне за спину. Значит, я шел прямиком на север. Просто-напросто село оказалось в ширину таким же, как в длину. Я очень медленно брел по нему, разминая ноги, и потому не успел его пересечь, хотя затратил на это уже часа полтора или два. Однако теперь ноги мои размялись, и, освеженный водой, я двинулся далее.
Но странное дело: я прошел еще около часа в том же направлении, а село не кончилось. Впереди виднелись такие же домики, утопающие в садах, и так же людно и шумно было на улице, по которой туда и сюда проносились машины.
Я больше уже не останавливался и не смотрел по сторонам. Глаза мои были устремлены в конец улицы, в надежде увидеть там открытую степь. А она все не показывалась. Солнце все дальше заходило ко мне за спину, перенося свои лучи с моей правой щеки на затылок. Хозяйки затопили на своих дворах наружные плиты, принимаясь готовить на них обеды. До моих ноздрей вместе с дымом топлива доходили временами запахи мясной пищи. Наступил полдень, а я все еще не выбрался из села.
И теперь я понял, почему засмеялась, накануне молодая хозяйка, когда я сказал, что видел их село сбоку, определив его длиной в три километра. Оказывается, я видел его не сбоку, а с конца, и теперь шел не поперек села, а вдоль — от одного его конца к другому. И если оно в ширину было не менее трех километров, то на сколько же тянулось в длину?
И еще часа полтора прошел я вперед по этому селу, так и не выйдя из него. Сколько же я прошел? Если первые два часа я делал только километра по два, с трудом передвигая ноги, то на третьем и четвертом часе я преодолевал, наверно, километра по три и даже четыре. Уже давно должен был показаться конец села, но он не показывался.
Хозяйки на дворах сварили обеды. В каждом доме люди насытились ими и снова отправились на свои работы. А я все шагал на север, оставаясь в пределах села. Солнце недолго припекало мой затылок. Наскучившись этим, оно начало пристраиваться к моей левой щеке. А я все еще шагал на север по улице села.
Еще одна колонка с водой попалась на моем пути. Я сам отвернул у нее кран и напился. Хотелось присесть или прилечь, но я не позволил себе этого и двинулся дальше. Передо мной тянулась вдаль все та же улица, у которой не было видно конца. Пересекая поперечные улицы, я вглядывался также в обе стороны вдоль них, но и у них не мог разглядеть конца. Похоже было, что я попал в какую-то удивительную страну, которая вся состояла из одного сплошного селения.
И тут я вспомнил, как смеялись утром те три парня, а потом и мой хозяин с представителем местной власти. Они сказали, что не прощаются со мной, потому что я останусь в их селе, если пойду на север. Они знали, что я не выйду из их села в этот день, и заранее смеялись по поводу этого. И они сказали, что встретятся со мной. Для чего понадобилась им эта встреча?
Продолжая шагать к выходу из села, я постепенно понял, зачем она им понадобилась. И когда я понял это, ноги мои сами убыстрили шаг. Теперь я почти бежал вдоль улицы села на север, жадно вглядываясь вперед. И хорошо, что улица была такая людная. Среди многих других по-разному одетых людей и с разной торопливостью идущих туда-сюда один, идущий полубегом, не особенно бросался в глаза. А ему непременно надо было успеть выбраться в этот день из села, выбраться в пустынную русскую степь, чтобы там умереть без помехи.
Я знал, для чего им понадобилась встреча со мной, и видел заранее, как это все могло произойти. Вот они вылавливают меня, не успевшего выбраться из их села, и заводят в какой-то полутемный уголок, где по моей вине вместо пола — утрамбованная глина. И там самый низкорослый из них, который на полголовы выше меня и вдвое шире, говорит: «Посидим, побеседуем». И, видя, что я не хочу садиться, он выбрасывает вперед ладонь размером в лопату и толкает меня в грудь. Я отлетаю в угол, садясь на утрамбованную глину, и вижу, как надо мной становится второй. Он засучивает рукава, высвобождая свои кулаки, и говорит свирепым басом: «Повспоминаемо, як вы нас дубасили!». И еще определеннее гудит откуда-то сверху голос третьего, подобный главному колоколу соборной колокольни: «Подумаем и сделаем так, чтобы никогда больше не дубасить друг друга». И он тут же показывает, как это надо сделать. И вот уже нет на свете Акселя Турханена. Да, именно такое меня ожидало в этом селе. Но откуда мне было знать, что все они — и Петренко, и Савчук, и Романюк — тоже Россия?
