Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
— Да я что, я пошутила, — виновато проговорила Шатилова, — какая уж я спекулянтка?!
Собрались в круг, посидели на траве, долго вздыхали, судили-рядили. Уже и слёзы на глазах у всех давно высохли, одна ругань на языке осталась. Дарья сосредоточенно думала, посматривая на поникшее льнище.
— Я тоже сначала подрастерялась, — наконец созналась она. — Думала — всё потеряно, думала — ужели на этом крест надо поставить? И решила: нет!.. Так вот что, бабы, хватит, поплакали, хватит, погоревали. Известно дело, у нас испокон-веку глаза на мокром месте. Слёз нам не покупать, но слезами лён не поднимешь. Слезами горю не поможешь. Хотите дело исправить? Слушайте меня.
И бабы вновь прислушались к её словам и согласились работать, хотя работа предстояла неслыханно большая. По подсказу и замыслу Дарьи, каждая из них должна была нарубить не менее двух тысяч аршинных колышков, сама же Дарья взялась нарубить около трёх тысяч. Затем все эти палки одна от другой на определённом расстоянии воткнуть в рыхлую землю по всему примятому бурей льнищу, поднять весь лён и подвязать к палкам.
— Рехнулась баба, рехнулась! — удивились Дарьины артельщицы. — То колодцы копать, да машинами лён поливать, то ещё напасть такая: втыкать колышки и подвязывать лён!.. Надо же додуматься! Кто так делал? Где это слыхано?!.
Дарья не противоречила бабьему недовольству, а делом стала показывать то, что задумала. Глядя на неё, бабы взялись за топоры.
С утра до вечера каждая из них натаскала на подсеку по две тысячи, а некоторые гораздо больше, осиновых, ольховых и ивовых слегка заострённых палок.
Ропот бабий скоро прекратился. Была бы польза от трудов рук своих, а там ещё поглядим, кто смеяться станет. У филисовских, бакрыловских, канских и ананьинских баб проклятущая буря рожь, лён, ячмень и всё, что было посеяно, с грязью смешала. И никто в этих деревнях пальцем не шевельнул, чтобы как-то восстановить посевы. Люди пришли на поля, повздыхали, прослезились, посетовали на судьбу да на волю божью и разошлись.
— Будь что будет, против ветра не надуешься…
Деловитые филисовские мужики настрочили Пилатову и Вересову грамоту: «Просим избавить нас от обложения налогом, как пострадавших от урагана, и прислать комиссию для определения ущербов». Дальше этого не умудрились. Упрямая Дарья и не подумала ни о каких комиссиях, ни о каких налоговых скидках. Это ей безразлично. Надо поднять лён — и только!
Вороха заострённых колышков были стасканы вокруг словно вымершего льнища.
Но как и чем подвязывать лён?..
Сначала Дарья думала раздобыть прошлогодней соломы, накрутить соломенных жгутиков, но это отняло бы слишком много времени. Выручила находчивость. На запани, на песчаных отмелях у старых причалов валялись много лет никому не нужные, брошенные обрывки конопляных тросов. Дарья взяла топор, нарубила множество коротких концов, снесла к подсеке. Бабам не пришлось даже расплетать концы. Дарьин Колька и другие ребятишки пришли на помощь матерям. Они из обрубков бечевы столько наделали тонких и прочных жгутиков, что хватило бы ещё подвязать к колышкам не одно такое льнище. И опять, несмотря на ропот и возражения баб, Дарьина затея восторжествовала.
А потом наладились хорошие дни. Лён дозрел, окреп и перестал нуждаться в подвязках и подпорках.
…В один из этих дней Терентий Чеботарёв возвратился в Устье-Кубинское. Пилатов строго пожурил его, обвинив в самовольной отлучке из организации. Чеботарёв и сам сознался, что не было у него особенной надобности отлучаться. Но объяснил свой поступок тем, что не знал без Пилатова, за какое ему дело взяться, и очень хотелось побурлачить…
Юрист из редакции губернской газеты Кроликов напрасно выезжал в Устье-Кубинское. Мякушкина в селе уже не было. Получив в укоме партии строгий выговор с предупреждением, он выехал на работу в другую волость, где масштабы работы уступали здешнему кооперативу «Смычка». Тем дело и кончилось…
В комиссию по определению ущерба урожаю, причинённого стихийным бедствием, входил Терентий. До поступления в Совпартшколу у него уже оставалось немного свободного времени, потому Пилатов и решил не устраивать Чеботарёва ни на какую постоянную должность, а использовать на временных поручениях.
Комиссия волостного исполкома во главе с председателем Вересовым обошла в один день филисовские, бакрыловские и других деревень поля. Зрелище было печальное: примятые бурей посевы не поднялись. Лишь кое-где торчали отдельные стебельки хилого ячменя и ржи. Колос от колоса — не услышишь человечьего голоса.
— Да, дела у здешних мужиков неважные, — заключил Вересов. — Семян не собрать, так и пишите в акте. Всё погибло — рожь и ячмень, лён и горох, и овёс на корню весь выхлестало. Хорошо, что у здешних людей есть кустарные промыслы, а не то бы живи, как хочешь…
На обратном пути, возвращаясь в село через Высоковскую запань, комиссия заглянула на коллективный участок Дарьиной артели. Двенадцать женщин, Дарья тринадцатая, ходили по подсеке с ножницами в руках, освобождая окрепший лён от привязи. Колышки остались на месте, как память о хитроумной выдумке упрямой и находчивой Дарьи.
Вересов и член комиссии землеустроитель Кондаков в тени деревьев у самой опушки леса остановились и стали осматривать лён. Терентий пошёл позвать Дарью. Узнать её среди баб было нетрудно. Приземистая, коренастая Дарья осторожно ступала по льнищу, сбрасывала жгутики и попутно вырывала с корнями встречавшиеся сорняки. Делала это она с увлечением и потому не заметила, как сзади подошёл к ней Терентий.
— Труд на пользу, Дарья Алексеевна! — сказал он.
— Спасибо! — ответила Дарья, обернувшись. — Ой, да это Терёша. А ты как тут оказался? Кажись, на барках уходил?
— Да, уходил.
— И готово дело вернулся! А где же мой Николашка?
— Твой пошёл до самого Ленинграда, а я вот в Вытегре их оставил — и обратно. Брожу вот теперь здесь с комиссией.
— Так, так, всё в комиссиях комиссаришь? А ты бы лучше поработал. На барках-то, видно, не полюбилось? — укоризненно спросила Дарья.
— Так обстоятельства сложились, — нехотя ответил Терентий и, не желая пускаться в объяснения, сказал: — Дойдём, Дарья, там вон Вересов с Кондаковым хотят тебя видеть, поговорить с тобой хотят.
— А чего меня видеть! Я вся тут. Поговорить — другое дело, пусть говорят. Эй, бабы! — крикнула Дарья. — Собирайтесь, с нами какой-то разговор будет.
Разговор был очень короток:
— Лён, вопреки всем невзгодам, получается замечательный, — сказал Кондаков. — Я ещё такого льна не встречал в здешних местах.
— Нет, ты скажи: это благодаря тебе, или несмотря на тебя, такой лён у них? — язвительно спросил Вересов землеустроителя.
— Я тут не при чём!
— А агроном?
— И агроном тоже
