Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице - Николай Николаевич Ливанов
«Скорее, скорее же!» — лихорадочно торопила она себя, словно только так можно избавиться, убежать от того, что произошло, исправить, выправить все!
Петр с минуту молчал, смотрел на растерянную и охваченную нервозными порывами Серафиму, потом также молча подошел к ней, бесцеремонно вырвал из ее рук одежду, собрал все в единый ком и швырнул в угол, на скамейку. С той же бесцеремонностью он вернулся к полуобнаженной Серафиме и поднял ее на руки…
В испуганном шепоте Серафимы после затяжного поцелуя теперь уже не было упоминания ни о слете, ни о доме, ни о муже, ни о детях…
VII
…А на просторной площадке у райсовета, где намечено было провести торжества, в эти часы действительно произошел переполох. Бесстрастная регистраторша, отмечавшая приехавших на слет ударников, против фамилии Волановой сделала пометку: «отсутствует». Через три часа после приезда делегатов в район в пролетке примчался Курбатов. Поставив коня у коновязи, он сразу же направился к регистраторше. Очень уж ему хотелось узнать, а какое же представительство на этом слете, какому колхозу и сколько делегаток разрешили послать сюда.
— Хе-хе! Девушка, ешки-матрешки, нужно поаккуратней работать! — воскликнул он, увидев пометку регистраторши о Волановой. — Кавалерчики, ухажорчики в голове-то копошатся! Это ведь документ… Начальство будет по нему отчет делать! Ну-ка, вычеркивайте эту ерунду! Все трое мои с самого утра здесь! У нас-то, брат, порядок!
— Знаем мы ваши порядки, — спокойно, не отрываясь от списка, откликнулась регистраторша. — Я делегатов записываю только по наличию: когда сама увижу и проверю документы. И прошу не отрывать меня от работы…
Председатель вспылил и, сам того не замечая, грубо схватил девушку за плечо.
— Раззяв тут всяких понасажают, вот они и царапают всякую муру… Никакой серьезности к делу! Вот оно как!
Регистраторша взвизгнула и испуганно повернулась.
— Товарищ милиционер! Помогите! Тут вот один безобразничает!
Страж порядка, по случаю торжества одетый в белоснежную гимнастерку и такую же фуражку, дав короткий, фырчащий свисток, подбежал к столу.
— Да никто здесь не безобразничает, товарищ милиционер… я председатель колхоза, велю ей сделать поправку в списке, а она еще ерепенится, ешки-матрешки…
В эту же секунду Курбатов заметил, что к нему сквозь густую толпу празднично одетых людей пробираются Анна и Агафья. «Вот как кстати! — завидев их, обрадованно подумал он, — а то и впрямь хоть за решетку иди!»
— И носит же вас… Все бы вам глаза на что-нибудь потаращить… А тут уж вас в отсутствующие записала вот эта кулема, — с нарастающей злобой произнес председатель. — А Серафима где застряла? Из-за нее тут все закувыркалось…
Не сразу Курбатов дождался ответа от своих делегаток. Агафья молча пожимала плечами, кося глаза в сторону Анны, давая знать, что исчерпывающий ответ может дать только ее подруга. Но та тоже растерялась, развела руками и опустила голову.
— Не знаю, Василий Тимофеевич… Просмотрела…
Слова Анны ужалили председателя. Но, прежде чем продолжить допрос, он решил удалиться от милиционера и вновь вспыхнувшей от обиды регистраторши.
— Извините, она вот тут придержалась… Не знает, где записывают делегаток… — пояснил он так и неуспевшему по-настоящему вникнуть в суть дела милиционеру.
Понимая, что Курбатов в распаленном состоянии, может душу вытрясти за такой ответ, Анна лихорадочно подбирала что-нибудь убедительное, более веское, чтобы, не дожидаясь вторичного вопроса, сбить председательский пыл.
— Куда ей деться, сейчас будет здесь, уж и по нужде-то нельзя… тут пока что найдешь…
Но все эти объяснения обернулись против же Анны. Узнав, что Серафимы нет уже более двух часов, Курбатов готов был схватить ее за горло.
Анна рассказала правду об исчезновении Серафимы. Через несколько минут все трое были в том самом сельповском магазине.
За прилавком стоял в халате, который уже нельзя назвать белым, мужчина, тоже, как и Сырезкин, с усами. Серая фуражка с коротким козырьком наполовину прикрывала длинный карандаш, торчащий из-за уха. Он любезно расшаркивался перед покупателями.
— Он? — кивнул на продавца Курбатов.
— Не запомнила… вроде бы он и не он, — протянула растерянно Анна.
— Вы здесь, случайно, не замечали симпатичную женщину в розовой блузке? — бесцеремонно вмешался Василий Тимофеевич в разговор продавца с покупателями.
Мужчина умолк, строго, исподлобья посмотрел на председателя и покачал головой.
— Некультурно, некультурно ведете себя, дорогой товарищ. Красивых женщин я не замечаю. Раньше замечал — теперь не замечаю. Жена пригрозила: с корнем, говорит, все повырываю… Так что вы, гражданочка, хотите для гостинцев взять? Вот пробуйте — дыня сушеная, плетеная, прямо из Ташкента сюда попала. Халва подсолнечная и арахисовая… А лещ копченый — пальчики оближешь.
— Вы голову не морочьте! — вспылил Курбатов, — председатель колхоза, наша женщина где-то пропала. Она вот недавно здесь была… Говорите, где она? Не то…
Продавец, видимо, понял, что от такого посетителя ему будет труднее отделаться, чем от назойливой мухи, и, шмыгнув своим крючкообразным носом, громко и членораздельно произнес:
— Да, была такая. Вспомнил. Она накупила целый ворох товаров. Потом подъехала какая-то подвода. Вместе с мужиком загрузили все это и укатили куда-то… Вот и все. А теперь, извините, не мешайте нам работать.
Курбатов ничего не ответил продавцу. Обеспокоенный взгляд метался по всем закоулкам магазина, словно разыскивая там пропажу. В конце концов он сообразил, что ему больше ничего не остается делать, как поверить этому не внушающему доверия человеку.
— Неужели соблазнилась этими пряниками дуреха? — вконец расстроенный, тараторил председатель, выходя с Анной и Агафьей из магазина. — Да, да, накупила, подговорила какого-то мужика и скорее домой, домой… Гостинцем порадовать… Ох, уж эти мне бабы! Как малые дети! А тут-то государственное дело заваливается! Еду в Самойловку! — решительно заявил он, поправляя сбрую мерина. — Ух, не могу сказать, что я с ней сделаю. Ведь на кого бы подумать! Человек человеком была, а оказалась тупицей бестолковой, халявкой… Сколько жизни сразу отхватила, сколько кровушки сразу почернело! Теперь хоть уж и поздно, но все
