Анатолий Соболев - Какая-то станция
— Да уж бабы… — усмехнулся Андрей.
— Знаю, — нахмурился директор. — Знаю, что ты хочешь сказать. Есть, конечно, слабость по этому вопросу, а вы пользуетесь. Ты вот что, старшина, — строго обратился к Суптеле директор. — Ты своих жеребчиков зануздай. А то вон у тебя даже самый малый и тот на любовном фронте уши обморозил.
Вася вспыхнул, а Леха заржал. Директор хмуро посмотрел на него.
— Ну а ты бугай. Это я сразу раскусил.
— Никакой он не бугай, — насмешливо сказал Андрей. — Телок он вроде Васьки, от Дарьиной юбки ни на шаг.
— Может быть, — почему-то сразу согласился директор и переключился на Андрея:
— А вот тебя я никак понять не могу. И молчишь все.
— А чего зря языком трепать.
— Это верно, конечно. Зря трепать не след. В общем, такая установка. Баловства я не допущу. Вы приехали — уехали, а мне оставаться. Я заместо пастуха здесь. А главное, — голос его стал глух и тяжел, — главное, там, на фронте, мужики им верят. А на фронте важно знать, что тыл твой не подведет. Я про вдов не говорю, если все честь по чести. А вот солдаток не трогать! Мужик воюет, а ему нож в спину!
Директор глубоко затянулся и почему-то внимательно посмотрел на старшину.
— А баба, что ж, она баба и есть. Существо слабое, ласку любит, ее приголубь — она и растает. В этом вопросе все дело в мужике. Если он человек, то и баба возле него человек, не позволит лишнего. А если он скотина, то и она…
Суптеля слушал с серьезным видом. Васе почему-то казалось, что между директором и старшиной идет сейчас скрытый разговор, хотя и говорил один директор, и что оба они отлично понимают, о чем идет речь.
— Ну ладно. — Директор встал. — Спасибо за хлеб, за соль. Идти надо, а то жена кинется искать. — Усмехнулся. — Еще подумает — завалился к какой. Завтра, значит, переходим на новое место, так, Семен Григорьевич?
— Да, Иван Игнатьевич, — ответил Суптеля. — С утра майны рубим, а с обеда начнем таскать бревна.
Вася читал, что есть меч-рыба, которая может пронзить насквозь длинным острым носом; есть пила-рыба, у которой нос как отлично отточенная ножовка, есть акулы, коварные, кровожадные, нападающие на человека. Он знал, что здесь, в этом озере, их нет, они обитатели тропических морей. Но кто знает доподлинно, что здесь они не водятся? А вдруг! Пусть даже их нет, но ведь есть еще неизвестные и неисследованные морские чудовища, змеи там всякие, спруты гигантские и прочая чертовщина.
Надевая толстый шерстяной свитер, теплые ватные штаны, шубники — чулки из овчины мехом внутрь, Вася думал, что вот даже на Рябиновом озере, дома, на Алтае, была щука такая огромная, такая старая, что обросла мхом и таскала утят, а у одной женщины, говорят, стащила младенца с берега, пока та полоскала белье. Уж если щуки такие есть, то чего говорить о спрутах, например.
Почему именно спруты больше всего волновали Васю, он и сам толком не знал. Может быть, потому, что он хорошо запомнил картинку из книги Жюля Верна «Восемьдесят тысяч километров под водой», про капитана Немо. На той картинке спрут запустил свои гигантские щупальца в подводную лодку, и весь экипаж отбивается, а один человек уже поднят и задыхается в смертельных объятиях чудовища…
Все это проносилось в голове Васи, а между тем его одевали в водолазный скафандр. Под веселую команду Лехи: «Раз, два, три!» — четверо (сам Леха, Фрося, Суптеля и Дарья) дружно растянули с четырех сторон резиновый ворот водолазной рубахи и надернули ее Васе по самое горло. Смешанный запах резины, клея, сырого нутра рубахи, не успевшей просохнуть, и спирта, которым протерт фланец, ударил Васе в нос. Вдыхая этот знакомый и ненавистный запах, Вася продолжал думать о том, что ждет его под водой. А ноги его обували уже в водолазные галоши со свинцовой подошвой — по шестнадцать килограммов каждая — и затягивали их плетенками. Надели на плечи металлическую манишку. Потом Леха и Суптеля подняли двухпудовые груза и прикрепили их к манишке — и на плечи сразу надавила тяжесть. Васю стало гнуть к земле.
Пока обряжали в подводные доспехи, Васю била нервная дрожь, и он никак не мог ее скрыть. Суптеля тихо, чтобы никто не слышал, сказал:
— Не дрейфь, ничего страшного нету. Я тоже поначалу вот так же. Потом прошло.
И Вася был благодарен старшине за сочувствие. Леха захлестнул на поясе пеньковый конец сигнала (так называют его водолазы), подмигнул:
— Это чтоб ты не убежал. — И крикнул в дверь сарая:
— Даша, подгоняй рысака, выводим их благородие, знаменитого водолаза, покорителя океанских глубин, Василия свет батьковича!
Дарья возила на розвальнях от сарая, где одевали водолазов, к майне и обратно и самого водолаза в скафандре, и водолазную помпу со шлангом.
Вася, еле отрывая от пола ноги, закованные в свинцовые галоши, направился к саням. Он лег на них, прислонившись к помпе спиной. Смотрел на серое, казавшееся сегодня особенно низким и хмурым небо, на черненый гребень леса, на облысевшую сопку, на огромный, уходящий к низкому горизонту пустырь, куда везли его, как на плаху, и на душе у него было так муторно, что он задохнулся от жалости к себе.
У майны, перед тем как надеть на него круглый металлический шлем, Суптеля еще раз шепнул:
— Ничего страшного, на фронте хуже. А ты же на фронт собираешься. Возьми себя в руки. Я на телефон сяду.
Это было очень хорошо, что сам старшина сядет на телефон. Когда на телефоне опытный специалист, он по интонации голоса, по дыханию водолаза может определить, что там, под водой, происходит с человеком, и вовремя оказать помощь.
Леха нахлобучил на Васю холодный металлический шлем, проворно затянул ключом гайки и, заглянув в передний иллюминатор, пропел подмигивая:
Не плачь, Маруся, будешь ты моя,Я к тебе вернуся, возьму за себя…
И заорал на помпу:
— Воздух!
В распределительный щиток шлема толчками пошел холодный воздух, будто кто большой задышал в затылок. Еще сильнее запахло резиной и спиртом (шланг вчера промыли, чтобы в нем не возникало ледяных пробок на морозе).
— Как воздух? — спросил Леха, снова заглядывая в шлем.
— Хорош.
— Ну, все. Дыши глубже, не чихай.
Леха ловко закрутил передний иллюминатор, и Вася сразу почувствовал, как начало закладывать уши от давления воздуха, как стал раздуваться скафандр. Потравливая воздух через золотник (клапан в шлеме), Вася шагнул к черной майне, дымящейся морозным сизым паром, и остановился на самом ее краю. Трапа здесь не было, это не учебный отряд и не корабль, надо было прыгать «солдатиком». Леха шлепнул по шлему, что означало: «Пошел на грунт».
— Прыгай! — услышал Вася приказ старшины по телефону.
Вася замешкался: он никак не мог преодолеть страха перед глубиной, перед толщей воды, которая скроет его сейчас там, подо льдом, отделит от всего живого и привычного. Но надо было прыгать.
И Вася прыгнул.
Сразу же с головой ушел под воду, но раздутый скафандр, как поплавок, выбросил его на поверхность. Вася забарахтался, стараясь, как учил его старшина, поджать под себя ноги, чтобы воздух не попал в нижнюю часть скафандра и чтобы не перевернуло вверх ногами — «сушить лапти».
— Трави, трави воздух! — услышал Вася приказание старшины.
Вася налег головой на золотник и жал его до тех пор, пока полностью не погрузился в зеленовато-коричневую воду.
Вася не первый раз шел под воду. На Байкале, в водолазной школе, ему все же дали определенный навык спусков. Но опыт был настолько мал, что начальник школы, провожая своих питомцев по флотам, честно сказал им: «Некогда было вас учить по-настоящему, время не то. Опыт будете приобретать по месту прохождения службы». Вот теперь здесь для Васи и было то самое «место прохождения службы», о котором говорил начальник водолазной школы. Но одно дело учебные спуски, когда под воду идешь по трапу, когда знаешь, что рядом с тобой спускается тоже новичок и так же боится, как и ты, а наверху за тобой пристально следят, и вода, в которую спускаешься, самая прозрачная в мире — а именно такая вода в Байкале, — и совсем другое дело тут, когда спускаешься один, и вода — это не вода, а темно-коричневая мгла, и становится она все темнее и гуще, все таинственнее и страшнее. Вася уже не понимал, спускается он или, наоборот, поднимается, — такая кромешная мгла окружала его. Но все же чувствовал, что держится вертикально, а это пока для него самое главное.
— Все нормально, — услышал он голос старшины и обрадовался, что Суптеля следит за ним по манометру помпы, и по дыханию, и по пузырям, что выходят в майне.
Вася почувствовал легкий удар ногами и понял, что опустился на дно или встал на бревно. Теперь надо было осмотреться в этой коричневой темноте, перевести дух и собраться с мыслями.
— Чариков, чего молчишь? — спросил старшина. — На грунте?
