Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
— Говорят, вы тут покорили одно любвеобильное сердце.
Недоуменно подняв брови, Николай посмотрел на девушку сосредоточенно-застывшим взглядом. Разное уже говорили о нем, но такой слушок до его ушей пока не докатился.
— Чье? — спросил, не дождавшись разрешения загадки.
— Вам лучше знать, — ответила Светлана полушутя-полусерьезно.
— У вас сегодня приподнятое настроение.
— Верно. Только что слушала увертюру к «Сороке-воровке». Россини всегда меня взвинчивает. Но мы уклонились от разговора. — Интригующе помолчав, Светлана объявила: — Сердце комендантши.
Николай оторопел, не зная, как себя вести: смеяться или возмущаться. Только заметив лукавый огонек в глазах Светланы, рассмеялся.
— Я предпочел бы перешибить этот слух другим, еще менее обоснованным: что покорил ваше сердце, — сказал он и замер в ожидании реакции на столь вольную шутку.
Девушка смутилась, но только на миг.
— А что, перешибить проще простого. Приходите вечерком ко мне домой. Ульяну с вашего счета не спишут, а меня запишут, поскольку ваш визит не останется тайной. Надеюсь, вы не обременены предрассудками. Буду ждать. Это близко, на берегу пруда. Кстати, видом полюбуетесь. Пролетарская, двенадцать. Итак, к семи.
Не успел Николай удивиться неожиданному приглашению, как в приемную ввалился тяжело отдувающийся Кроханов.
— Ты почему тут в рабочее время? — с ходу набросился он на Николая, высокомерно вскинув голову: это была его излюбленная манера.
— Вас жду, — резво соврал Николай. Чтобы не остаться в долгу, добавил: — Когда вечером вы звоните в цех, то не спрашиваете, почему я в нерабочее время…
— Пошли, — Кроханов первым шагнул в кабинет, с ловкостью эквилибриста с маху бросил на вешалку кепку. — Что там у тебя еще?
— Нужно найти какой-то выход с лошадьми. — Николай без приглашения сел, нарушив установленный здесь этикет. — Час битый кормят, а печь стоит.
— Паровозы тоже на заправку ходят, — возразил Кроханов, тяжело плюхнувшись на свой трон.
— Ходят, но на это время присылают другие.
— Заостряю свое тебе внимание: у нас свободных лошадей нету, все заграфикованы.
В знак того, что вопрос исчерпан, а другие выслушивать не намерен, Кроханов раскрыл папку с почтой.
— Тогда я сам приму меры, только потом претензии не предъявляйте, — со спокойной угрозой сказал Николай и, попрощавшись, вышел.
4
Идти Николаю к Светлане и хотелось, и не хотелось. Что-то удерживало его от этого шага, и он не очень ясно понимал, что именно. Несколько насторожила инициатива, которую проявила первой и которую можно было истолковать как предприимчивость, — чем не кавалер начальник цеха, хотя думать так о Светлане не хотелось. А что, собственно, он знает о ней? Не прочь почитать на работе? Жаль, не взглянул на название книги в стареньком переплете, лежавшей на столе, — может, какая-нибудь пустошь. Впрочем, вряд ли. Девушка, с упоением слушающая серьезную музыку, не может читать пустых книг. И вообще нет у него никаких оснований судить о Светлане плохо, тем более что он подметил в ней ряд достоинств. Непосредственна, проницательна, смела в суждениях. Несомненно также, что Светлана интеллектуально выше среды, в котором живет. А почему, собственно, несомненно? Чутье подсказывает? Но чутье уже обмануло его. И все же не может он отрицать и собственную вину в том, что произошло у него с женой. Учился он, училась Лариса. За пять лет совместной жизни сколько они были рядом? Если соединить такие дни — года не наберется. Работа и учеба занимали у него почти все время и забирали почти все силы. С утра до позднего вечера в цехе, а потом до поздней ночи занятия. Все приносилось в жертву учебе — отдых, развлечения и даже отношения с женой. Лариса сетовала на свою судьбу, иногда бунтовала, но это были бессмысленные бунты: выхода из создавшегося положения он не находил — не останавливаться же на полпути. А последние полгода, когда готовил диплом, они вообще жили в разных городах: она — в Макеевке, он, почти безвыездно, в Днепропетровске. Эти полгода и стали роковыми. Но разве он один жил в разлуке с женой? Многие его знакомые, студенты дневных факультетов, месяцами не бывали дома, однако ни у кого из них не кончилось как у него. Значит, не только он повинен в случившемся. Вот и запутался в выводах, как запутывался не раз, разбираясь в своих семейных делах.
Было уже далеко за шесть, а Николай все еще не знал, пойдет к Светлане или не пойдет. Только когда времени осталось в обрез, решительно встал и пошел. Пошел, потому что обещал, потому что наскучило одиночество, а еще, в чем сам себе не признавался, разбирало любопытство. Естественное любопытство мужчины, которого приветила милая девушка.
Улица, на которой жила Светлана, тянулась единственной своей стороной по высокому берегу пруда, и все дома смотрели окнами в дальние дали. Отсюда хорошо проглядывались отлогий противоположный берег, изрезанный глубокими заливами, и бескрайние леса за прудом. Было так тихо, что поверхность воды даже не рябила. Только дымный пароходик, спешивший за очередным плотом, оставлял за собой веером расходившиеся волны.
Постоять бы здесь, насладиться покоем этой мирной идиллической картины, надышаться будоражащим весенним воздухом, понаблюдать за трясогузочками, суетливо шаставшими подле самых ног, послушать перекличку коростелей, по весне прилетевших с теплых краев, но часы показывали ровно семь, и, привыкший к точности, Николай убыстрил шаг.
Вот и дом номер двенадцать. Коренастый, надежный, как многие другие, и все-таки чем-то отличный от других. В Чермызе за внешним видом построек следить не принято. Поставили когда-то предки сруб из вековой лиственницы — и больше его никто не трогает. Все внимание отдается тому, чтоб внутри было богато и уютно. А дом под номером двенадцать принаряжен. Выкрашены в вишневый цвет наличники и ставни, в густо-зеленый — фундамент. На одном из бревен увидел жестяной овал с выпуклыми буквами «Страховое общество „Саламандра“» и удивился долговечности уральского железа.
Едва приблизился к калитке, как из нее вышла Светлана. У ног ее, не проявив ни малейшего беспокойства при появлении незнакомого человека, угодливо вертелся белый с бурыми подпалинами длиннохвостый пес самых что ни на есть дворняжьих кровей. Оживился он, только когда увидел нырнувшую вниз с ольхового деревца у забора маленькую пичугу-сеголетиша, должно быть заприметившую что-то съедобное. Метнулся к пичуге, а та — на веточку и, недосягаемая, давай качаться на ней.
— Вы всегда так пунктуальны? — игриво осведомилась Светлана.
— Всегда. Это единственное мое положительное качество.
— Уничижение паче гордости?
— Ради истины, — с улыбкой ответил Николай, неотрывно глядя на Светлану.
В приемной
